— Значит, ты не даешь мне права выбора, — сказал он беззаботно. — Тогда я остаюсь. Подумай об этом, Кэт, мы состаримся вместе. Будем совершать прогулки на взморье и наблюдать заход солнца, а ты будешь петь мне песни своим милым голосом. — Захваченный собственным воображением, он взял ее руку и провел губами по пальцам. Даже такая маленькая ласка глубоко взволновала его. Боже, он сходит по ней с ума.

Она вырвала у него руку. Легкий румянец окрасил ее щеки.

— Я боюсь, вы не поняли, мистер Хокинс.

— Весли. И я понял тебя, Кэтлин Макбрайд. Я понял, почему я ощущаю женское желание в твоих глазах и твердость воина в сердце.

Как бы защищаясь, она прижала руки к груди.

— Может быть, вы умнее всех в мире, мистер Хокинс? Скажите мне, пючему вы так думаете обо мне?

— Ты защищаешь свой дом. И это стало твоей трагедией. Обстоятельства заставили тебя похоронить свою женственность.

— Обстоятельства? — раздраженно спросила она. — Какое прекрасное слово. Это вы, англичане, сделали меня такой, какая я есть, украли мою мечту иметь мужа и сем… — испугавшись, что сказала о себе слишком много, она схватила скребницу и повернулась к черному любимцу. — Возвращайтесь в зал. Я занята.

Весли решил отступить от предмета разговора, но не от нее. Лоснящаяся шкура коня натягивалась от прикосновений скребка, и тот удовлетворенно похрапывал. Весли молча наблюдал за игрой света и теней на мускулатуре жеребца.

— Кэтлин, почему ты не продашь некоторых из этих лошадей, чтобы прокормить своих людей?

Она нервно засмеялась.

— Ирландцы безжалостно убивают своих лошадей на мясо. Лошади сейчас нужны только воинам, а нас осталось очень мало. Я слышала, что некоторые ирландские предатели продают своих коней в английскую кавалерию, — она обвела взглядом конюшню. В глазах появилось лукавство. — Уверена, им захотелось бы заиметь этих красавцев.

— Кэтлин, чтобы заиметь этих лошадей, они пойдут даже на убийство. Тебе следует быть очень осторожной.

— Я и так осторожна.

Весли, нахмурясь, посмотрел на черного жеребца.

— Как его зовут?

— У него нет имени, — ее руки скользнули по выгнутой шее коня. — Дать ему имя значит сделать его обыкновенным.

Весли встал позади нее. Не дотрагиваясь, измерил ее талию пальцами. Как он и предполагал, тонка, как молодое деревце.

— Где ты взяла его, Кэтлин?

Она прислонилась щекой к шее своего любимца и стала медленно водить рукой по его горлу вверх и вниз, вверх и вниз таким движением, от которого разыгралось воображение.

— Это подарок.

— От кого?

— А вот этого я вам не скажу, мистер Хокинс.

— От Логана Рафферти? — настаивал он, подстегнутый ее ответом и своей внезапной ревнивой догадкой.

Она расхохоталась.

— Да Логан Рафферти не даст мне колоска со своего поля, не то что такого коня.

— Тогда кто?

— Неважно кто, сэр. Я слишком много болтаю сегодня с вами.

— Не слишком много, — возразил он. — Я мог бы слушать тебя до скончания веков, и мне бы не надоело.

— Осмелюсь возразить: вам надоест значительно раньше, мистер Хокинс, — она медленно провела скребком по черной блестящей холке.

— Ты очень предана этому животному, — высказал он свое наблюдение.

— И буду предана. Мы прошли вместе с ним через много сражений.

Весли представил ее, едущей на коне в темноту ночи с развевающимися волосами и вуалью, с зажатым в маленькой руке мечом. Внезапное беспокойство пронзило его.

— Кэтлин, задумывалась ли ты о том, что когда-нибудь удача может изменить тебе?

— У меня самая лучшая лошадь, преданные воины и зависящие от меня люди. Я не могу изводить себя мыслями о неудаче.

— А если круглоголовые когда-нибудь схватят тебя?.. — Его голос прервался, когда он представил себе ее дом, разрушенный солдатами, убитых людей и саму Кэтлин, распластанную под каким-нибудь похотливым англичанином. Весли тряхнул головой, пытаясь избавиться от этих мыслей. Он не должен думать об этом. Кроме того, если его план сработает, она вскоре будет в безопасном от круглоголовых месте.

— Ты когда-нибудь устаешь от сражений, Кэтлин? — спросил он.

— Я не думаю, что это имело бы значение, — она стала еще энергичнее чистить лошадь.

— А тебе не надоело убивать? — поинтересовался Весли.

— Убивать кого?

— Все равно кого.

— Англичане — единственное племя, за которым я охочусь.

— И все-таки, тебе не надоело? — настаивал он.

— Конечно, нет. — Она продвинулась к высокому крупу лошади, нажимая на скребок еще сильнее. — А вам не надоело?

— До чертиков, — признался он, вспомнив кровавые битвы гражданской войны, остающееся после них тяжкое чувство вины и ощущение одиночества, охватившее его после принятия обетов в Дуэ.

— Это потому, мистер Хокинс, что вы не знаете, что означает драться за свой дом, — страстно произнесла она, подчеркивая каждое слово. — За каждый кусок хлеба.

В нем поднялось ответное чувство, ему хотелось схватить ее, встряхнуть и закричать ей: «Да! Да, я знаю. Я вынужден был покинуть свой дом. Я прошел через пытки, мою любимую дочь вырвали у меня из рук и сделали заложницей».

Однако необходимость сохранять тайну пересилила острое желание рассказать обо всем.

— Кэт, — мягко сказал он, накрыв ее руку своей и замедлив таким образом движение скребка. — Положи его и посмотри на меня.

Она напряглась.

— Не дотрагивайся до меня, англичанин.

— Я не смогу удержаться от этого.

Она откинула голову, и ее каштановые волосы заструились по его груди.

— Боишься, Кэтлин?

— Еще чего, — уверенно ответила она.

— Тогда повернись.

Рассердившись, Кэтлин резко повернулась и оказалась зажатой между Хокинсом и лошадью. Твердые мускулы за спиной, твердые мускулы впереди. Не от страха, а от смущения она прикусила губу и спросила:

— Что вы за мной ходите, мистер Хокинс?

— А это второе, от чего я не могу удержаться, — слегка касаясь ее щеки пальцем, он обвел контуры скул и подбородка. — Я понимаю тебя лучше, чем ты думаешь. Возможно, лучше, чем кто-либо еще в Клонмуре. Ты утверждаешь, что твоя участь тяжелая, что ты вынуждена воевать, а у тебя, тем не менее, есть дом и семья.

— Да, спасибо всем святым за это, — она серьезно посмотрела на него. — А у вас есть семья, мистер Хокинс?

— Я… мои родители отправили меня учиться, когда я был еще очень молодым. Они уже умерли. У меня нет ни брата, ни сестры, — стараясь отвлечь ее от дальнейших распросов, он наклонился и слегка подул ей в ухо. Она вздрогнула.

— Вы знаете, этот конь кусается.

— Думаю, я нравлюсь ему. Почти так же, как тебе, Кэт.

— Вы мне не нравитесь. Как вы можете нравиться мне? Я совсем не знаю вас, потому что вы отказываетесь отвечать на мои вопросы.

Он погладил ее руки. — Это потому, что мне нечего сказать. У тебя есть Клонмур, и ты намного богаче, чем я, — он посмотрел туда, где из окна пробивался солнечный свет. Даже теплота, исходящая от нее, не смогла растопить охвативший его холод одиночества. — Иногда я думаю, что у меня нет дома.

В мысли снова ворвалась Лаура, и его охватило нетерпение. Что, если Хаммерсмит сообщил Кромвелю, что Весли убит? Что тогда случится с Лаурой?

— Мистер Хокинс? — голос Кэтлин прервал его ужасные размышления. — С вами все в порядке? Вы внезапно побледнели, — она посмотрела на его руки. — И вы слишком сильно держите меня.

Он заставил себя ослабить хватку, но тайные страхи все еще владели им. Ему следует что-то предпринять в этой ситуации и как можно быстрее. Но что?

В июле в Клонмуре внезапно установилась холодная, не по сезону, погода. Ветер порывами налетал на безлюдные утесы. Зеленые поля приобрели оттенки смерти, скучные серые и коричневые тона, море стало похожим на полированный ствол ружья, а бесцветное небо покрылось тучами.

Мэгин отказалась вернуться к мужу до тех пор, пока он не снизит требования к приданому до символических размеров. Логан отказался изменять свои требования до тех пор, пока Мэгин не вернется в его дом, к его очагу и в его постель. Она притворялась, что презирает его, и каждую ночь плакала до тех пор, пока сон не одолевал ее. Он клялся, что не выносит даже ее вида, и каждый день находил новый предлог, чтобы проскакать двадцать миль до Клонмура.