— Ты должна мне приз, Кэтлин Макбрайд, — сказал он. Легкий ветерок перебирал пряди волос, обрамлявших его обветренные щеки.

Она резко откинула голову.

— Что вы хотите получить, мистер Хокинс?

— Поцелуй, Кэтлин Макбрайд. Я получу от тебя поцелуй.

У нее замерло сердце. Она медленно втянула в себя холодный соленый воздух.

— Таков твой приз?

— Да. Хочу попробовать тебя на вкус.

— Клянусь, это становится интересным, — прошептала Эйлин Бреслин.

— И оскорбительным, — добавил сердито Рори. Кэтлин бросила взбешенный взгляд на своего пленника.

— Уж лучше поцеловать жабу.

— Тебе придется вместо нее довольствоваться мной.

Ей следовало бы быть благодарной, потому что требование, по правде говоря, достаточно умеренное. И все же нервы ее были напряжены, как натянутая струна.

— Почему? — спросила она.

Его смех струился подобно разогретому меду из хрустального бокала.

— Это мое требование, и у меня есть право быть таким глупым, каким я захочу. Ты знала о ставках. Ты хочешь, чтобы говорили, что глава Макбрайдов не держит слова?

Ее терпение лопнуло. Ей больше всего хотелось побыстрее покончить с этим и заняться своими обязанностями. Нужно было подсчитать и заложить на хранение добычу от последнего набега. Да и Мэгин, без сомнения, готовится поднять большой скандал.

— Так и быть, — недовольно сказала Кэтлин. Положив руки ему на грудь, она приподнялась на цыпочки и прижалась губами к его щеке.

— Вот ваш приз, мистер Хокинс.

Она повернулась и пошла от него прочь, молясь, чтобы люди подумали, что покраснела она от порывов ветра, а не от смущения. Его большая рука опустилась ей на плечо, и он развернул ее к себе.

— Ты называешь это поцелуем?

— А как вы называете это? — насмешливо спросила она.

— Я получил бы больше удовольствия, скармливая цыплятам зерно с ладони.

— У англичан странные вкусы.

В толпе довольно засмеялись. Некоторые попытались придвинуться поближе. Том Генди оттеснил их назад.

— Кэтлин, — Хокинс дотронулся до ее щеки. — Это не совсем то, что я имел в виду.

— О, Боже, — взорвалась она, — разве вы не видите, как глупо себя ведете?

— Будет глупо, если ты будешь шарахаться от меня в сторону, словно девица. Ты же глава Макбрайдов и делала кое-что похуже, чем поцеловать англичанина, — он обхватил ее руками и наклонился к ней. — Я выиграл приз.

— Хватит, мистер Хокинс! — Собрав остатки самообладания, она сказала: — Я выполнила ваше условие.

Руки Хокинса еще сильнее сжали ей плечи.

— Ну? Я жду.

Кэтлин подавила волнение.

— Нет, — твердо ответила она.

Его пальцы скользили вверх и вниз по ее руке, одновременно успокаивая и возбуждая. Она натянула шаль на плечи.

— Ты боишься, — заявил он, и удивление от внезапного открытия мелькнуло на его лице. — Боже, Кэтлин, я никогда не думал, что мне удастся обнаружить хоть что-нибудь, чего ты боишься.

— Я не боюсь.

— Тебя никогда не целовали раньше?

Кэтлин посмотрела мимо Хокинса. Воспоминания нахлынули на нее, взгляд затуманился. Да, ее целовали. Алонсо поцеловал ее однажды. Он нежно держал обе ее руки, словно они были сделаны из хрупкого хрусталя. Ей вспомнилось его красивое лицо, темное и нежное, копна черных волос над благородным лбом, скульптурный изгиб его рта. Их губы встретились легко, как две случайно столкнувшиеся и разлетевшиеся в стороны бабочки. Кэтлин Макбрайд четыре года жила воспоминанием об этом кратком моменте.

— Меня целовали раньше, — решительно сказала она.

Уголок его рта приподнялся в полуулыбке.

— А это мы проверим, любовь моя.

Он прижал ее к себе. Где-то вдали раздался негодующий возглас Рори Бреслина, затем наступила тишина. Кэтлин молча смотрела на Хокинса. Эхо очарования их первой встречи нахлынуло на нее. Какая-то таинственная сила повлекла к нему, такая же неизбежная, как связь между луной и приливом.

Его руки еще крепче прижали ее к себе, отгородив от всего мира. Она почувствовала запахи ветра, лошади и мужчины, ощутила, как ее грудь прижалась к его груди, услышала биение его сердца.

Краем своего сознания она понимала, что стоит ей только крикнуть, как воины накинутся на Хокинса. Один простой крик освободит ее. Один простой крик отнимет у нее чудо, которое она нашла в его объятиях.

— Хорошо, — согласилась она. — Глава Макбрайдов выполняет свои обещания.

Поцелуй англичанина начался с улыбки. С улыбки нежного чародея, которая проникала в ее сердце. Его губы дотронулись до ее лба, затем опустились к щекам. Кэтлин попыталась отвернуть голову, но он зажал пальцами ее подбородок и не давал возможности двигаться. Его нежные и легкие, как весенний день, поцелуи покрыли все ее лицо. Кэтлин стояла, очарованная, не узнавая себя.

Робкая, умирающая было вера начала возрождаться в ней. «Разреши ему, — велел ей голос из другого мира. — Не сопротивляйся ему».

Его рот коснулся ее губ. Это прикосновение было похоже на прикосновение бабочки. Его теплое дыхание имело резкий, пахнущий дымом вкус виски, которое он пил накануне. Он прижал к ней губы еще настойчивее.

Удивительное чувство охватило ее. Люди на взморье, море за спиной, песок под ногами все утонуло в потоке ощущений, которым она не могла дать названия, потому что они были новыми и оглушительными для нее. Она была наедине с Джоном Весли Хокинсом в самом центре мира. У нее заболела шея, потому что она запрокинула голову, но ей было приятно это неудобство оно свидетельствовало о трепетной жизни внутри нее.

Бесконечный поцелуй ошеломил Кэтлин и освободил желания, которые ей удавалось сдерживать все эти годы. Она больше не помнила, кто она. Ее доставили на эту землю с единственной целью утонуть в объятиях этого англичанина.

Голова кружилась. Она трепетала, словно лист, обдуваемый ветерком. Прильнув к нему, ощутила совершенство его мужского тела. Ей было очень нужно что-то, что-то жизненно важное, как воздух, которым она дышала. Хокинс, с его ласковыми руками и опьяняющими поцелуями, манил возможностью выполнения ее желания. Ближе, она хотела быть еще ближе, и чтобы между их разгоряченными телами не было ничего.

Он чуть отстранился, не выпуская ее из объятий. Потеряв чувство реальности, Кэтлин почувствовала, как на нее нахлынуло почти забытое воспоминание. Однажды ей в руку впилась длинная колючка. Боли не было до тех пор, пока Эйлин не вытащила ее. Похожую боль она испытывала сейчас.

Хокинс, широкоплечий, с лохматой головой, четко выделяющийся на фоне скал и утесов Коннемары, заполнил собой ее душу. На его лице было написано удовлетворенное восхищение, а в глазах горели опасные огоньки.

Все еще держа ее за плечи, он отодвинулся назад и сказал:

— Посмотри мне в глаза, Кэтлин Макбрайд, и повтори, что тебя раньше целовали.

Всю следующую неделю Мэгин дулась еще больше и нещадно гоняла слуг. Рори Бреслин вслух заявлял, что лучше бы Рафферти выиграл пари и убрал отсюда и Мэгин, и англичанина. Даррин Мадж жаловался, что Джим ОШи украл его овцу, которая должна была скоро окотиться. Джимми угрожал в ответ поджечь его хижину. Прибыло еще несколько беженцев, в основном стариков и маленьких детей, которые с ужасом сообщили, что их женщин увели круглоголовые.

И во всей этой суматохе и спорах у Кэтлин постоянно возникало воспоминание о поцелуе англичанина.

«Неприлично», — говорила она себе.

«Потрясающе», — твердил засевший внутри нее дьявол.

«Я бы пошла на исповедь, если бы не исчез отец Тулли».

«Ты бы не рассказала ему даже под пытками о той страсти, которая охватила тебя».

«Вспомни Алонсо, — настаивала Кэтлин. — Поцелуй заставил меня забыть Алонсо, который обращался со мной как с мадонной».

«Нарисованные кони никогда не испытывают радостей жизни, — возражал дьявол. — Хокинс разбудил в тебе женщину».

— Не зли меня, тупоголовый баран! — сердитый голос Тома Генди через весь зал донесся до Кэтлин.