Надька еще немного полежала, изредка посматривая в ту сторону, где происходила эта процедура для гурманов, а потом, лениво поднялась с кровати, разулась, стянула немного помявшееся платье и тоже, как и Полина, позаботилась, чтобы повесить свой халявный прикид в шкаф. Далее, уже совсем голенькая, Надька приблизилась к креслу, присела на корточки за Юркиной спиной, обняла его коленками и ляжками, а потом, выпятив грудки, стала плавно тереться ими о мужнину спину. Но ладошки пристроила на раскинутые в стороны округлые колени Полины… Всем было хорошо!

Пока эти великовозрастные детишки в игрушки играли, в другом полушарии — в северном или восточном, как хотите считайте — за большим строгим столом собралось человек десять очень серьезных людей. Собрались они не пировать, а заседать. И поводом для этого заседания до некоторой степени служило то, что происходило в данный момент на очень далеком отсюда тропическом острове.

Вел заседание двухметровый бородач в солидных профессорских очках, восседавший за отдельным, так сказать, директорским столом, являвшимся как бы перекладиной буквы «Т». А по обе стороны «ножки» этой самой буквы сидели семеро солидных мужчин в возрасте от 35 до 50 лет и две строгие дамы. Возможно, хмурый вид всех участников этого заседания объяснялся не только тем, что им предстояло обсуждать весьма сложные проблемы, но и тем, что мероприятие происходило в шестом часу утра.

— Все налицо? — обведя суровым взглядом тех, кто сидел вдоль «ножки» буквы «Т», произнес бородач.

— Все, кого приглашали, Сергей Сергеевич, — подтвердила темноволосая рябоватая дама, сидевшая ближе всех к директорскому столу, по правую руку от бородача.

— Начинаем экстренное заседание дирекции ЦТМО, — объявил Сергей Сергеевич.

— Извините, что поднял всех в пять утра, тем более что многие и вовсе спать не ложились. Вопрос в повестке дня единственный: ход расследования ЧП — побега из стационара спецсубъекта Полины Нефедовой. Владимир Николаевич, докладывайте. Только сжато и только последнюю информацию за сутки. Можно сидя.

Владимир Николаевич, мужчина массивный и увесистый, наверное, порадовался разрешению не вставать.

— Вчера утром пришла информация через СППК от МКП известной области, зашифровано Максимовым, Колосовой, Птицыным. По их данным, Нефедова пробыла два дня на территории области, предположительно побывала на территории села Васильева, изъяв нужные ей документы, и позавчера в 9.30 вылетела в Москву рейсовым «Ту-134» в сопровождении двух захваченных ею сотрудников МАМОНТа — супругов Юрия и Надежды Таран. Дальнейшая отработка по данным этой информации подтвердила прибытие Нефедовой и контролируемых ею лиц в аэропорт Шереметьево-1 и вылет их из Шереметьево-2 рейсом «Ил-62» Москва — Мадрид…

— Вот этого-то и надо было бояться! — не стерпев, проворчал один из заседающих.

— Прошу не перебивать выступающего! — возвысил голос Сергей Сергевич. — У вас будет время высказаться…

— Собственно, у меня уже все, — вздохнул Владимир Николаевич. — Сведений из Мадрида пока не поступало. Сеанс будет только через час, так что к концу заседания может что-то прибыть. Я приказал сообщать прямо сюда, если вы не возражаете…

— Правильно приказали, — кивнул Сергей Сергеевич. — Ладно, спасибо и на этом. Так. Теперь прошу вас, Лариса Григорьевна. Вы провели расшифровку записей, снятых аппаратурой объективного контроля?

— Да, провели, — кивнула вторая из дам, присутствовавших на заседании, светловолосая, в сером брючном костюме. — Выводы таковы. Она управляет внешними показателями своего самочувствия. То есть может снижать и повышать температуру тела, артериальное давление, частоту пульса. Это раз. Сотрудники, наблюдавшие за ее состоянием, контролировали ее в основном по той информации, которая выводилась на мониторы. Как уже отмечалось, каждая смена в ходе работы подвергалась воздействию Полины и видела на мониторах те показатели, которая она им задавала. Более того, Нефедова настроилась на рабочие частоты ГВЭПа, которым мы контролировали ее мозговую деятельность в течение этого года, и умело имитировала почти полное отсутствие таковой. ГВЭП снимал только то, что она позволяла. Мы полагали, что после энергетических выбросов, происходивших весной, летом и осенью, она уже не может восполнить свой потенциал, и считали, что какое-либо восстановление мозговой деятельности попросту невозможно. Из того, что показывали ГВЭП и данные с мониторов приборов, контролировавших биотоки мозга, следовало, что летальный исход неизбежен. Мы его прогнозировали примерно на октябрь — ноябрь…

— А девушка взяла да и ожила в июне! — сердито сказала темноволосая.

— Татьяна Артемьевна! — строго поглядев на нее, произнес Сергей Сергеевич.

— Надо быть сдержаннее. Продолжайте, Лариса Григорьевна.

— Спасибо, — бросив сердитый взгляд на Татьяну Артемьевну, кивнула блондинка. — Сейчас, конечно, над нами можно сколько угодно иронизировать, но никто до нас ни с чем подобным не сталкивался. Нигде в мире!

— Насчет «нигде в мире» вы явно заблуждаетесь, — с явной издевкой произнесла рябоватая. — По-моему, случаи управления внешними показателями жизнедеятельности у йогов неплохо описаны еще покойным Джаббар-сингхом в 80-х годах. Перечитайте, если забыли.

— Ничего я не забыла. Джаббар-сингх ровным счетом ничего не писал о том, как йоги настраиваются на частоты ГВЭПа, — парировала Лариса Григорьевна. — Потому что ГВЭПов как таковых еще не было. К тому же записи уважаемого гуру лишь чуть-чуть более научны, чем вся остальная литература о йоге, написанная до него.

— Лариса Григорьевна, — строго поглядел на блондинку Сергей Сергеевич, — мы сейчас не обсуждаем научное наследие Джаббар-сингха. Меня лично заботит другое. Вы можете дать гарантию, что нет оснований подозревать сотрудников 8-го сектора, который вы возглавляете, в содействии побегу Полины Нефедовой или по меньшей мере — в преступной халатности?

— Если вы так ставите вопрос, — возмутилась Лариса Григорьевна, — то я прошу освободить меня от занимаемой должности! Это означает, что вы мне не доверяете.

— Лично вам я доверяю, — нахмурился Сергей Сергеевич. — Но вы руководите сектором, а не группой, которая изучала феномен Нефедовой. Это девять человек, которые в течение года посменно вели круглосуточное наблюдение за спецсубъектом. И, согласно известному правилу Козьмы Пруткова, не должны были «при железной дороге забывать двуколку», то есть не ограничиваться глазением на монитор, а раз в неделю просматривать ленты старых добрых самописцев. Раз в неделю, Лариса Григорьевна! И они, если что-то не вписывается, должны были информировать вас, а вы — меня. Полина находилась в центре 55 недель и, как выяснилось, все это время нас дурачила. То есть либо сотрудники этой группы попросту не выполняли своих обязанностей, а вы это лично не контролировали, то ли вы злонамеренно скрывали от меня доклады ваших сотрудников. Но я, еще раз повторяю, отношусь к вам с полным доверием. И вы, допускаю, возможно, полностью доверяете вашим людям. Тогда у вас должны быть достаточно четкие объяснения, почему ваши люди не вычитали по лентам самописцев то, что вычитали вы и члены комиссии на пятый день после побега.

— У меня есть такое объяснение, — с волнением произнесла Лариса Григорьевна. — Во-первых, я все-таки напомню, что и прошлой весной, когда Нефедова только поступила в центр, и летом, и осенью показатели, визуально наблюдаемые с мониторов, не расходились с тем, что регистрировалось записывающей аппаратурой. Мы зарегистрировали энергетические выбросы спецсубъекта и даже смогли установить соответствие между временем выбросов и энергетическими воздействиями Полины на отдельных лиц. Согласитесь, если бы среди лиц, осуществлявших контроль, был некто, условно говоря, заинтересованный в том, чтобы мы получали необъективную информацию, то нам уже удалось бы его выявить. Тем более что выбросы шли в период работы всех трех смен. А во-вторых, почему бы не допустить, что Полина контролировала сотрудников не только во время наблюдения за мониторами, но и в момент просмотра лент самописцев? Такие возможности у нее есть!