Литмир - Электронная Библиотека

– Что, что? – переспросила Изабелла.

– Ничего, – ответил Филипп, который вдруг осознал, что подаренное ему Богом чудо – крохотный Карл – не нуждается для него ни в каких гностических оправданиях. Более того, объяснить приход Карла в мир означает превратить чудо в ничто.

Глава 2

Гранада[6]

– Братец, – сказал Юбер, обращаясь к Реньо, – что же ты не весел, хоть утром мы с тобою помирились?

– Так что-то, – ответил Реньо.

Алоизиюс Бертран[7]
1

Конь его был бел, попона черна, в переметной суме, окрашенные темным багрянцем заскорузлой крови, безмолвствовали четыре головы.

Жаркое солнечное сияние, роща затоплена золотым золотом света, зеленым золотом смоковниц. Магома из рода Зегресов, алькайд[8] Велеса Красного, видит христианку.

Почуяв сытный дух, исходящий от христианки, чье терпкое имя – Гибор – холодным ручьем омывает ее мраморные щиколотки, Джибрил рвет тонкую цепь, которой длина двадцать локтей, которой конец у седла Магомы.

Джибрил – пес с магнетическим взглядом, под которым издыхают серны и млеют жены Абенсеррахов,[9] его не остановить, Магома молчит, наблюдая пятнистый лет пса сквозь тени смоковничной рощи.

Джибрил опрокинул христианку и собрался восторжествовать над нею.

Языками черного пламени полыхнули освобожденные волосы Гибор, заколка впилась в магнетический глаз, острие, предваренное спорой струйкой крови, выскользнуло из затылка умерщвленного пса.

В горячем воздухе обмякшее тело пса напрягает тонкую цепь, которой конец в руке Гибор, поднявшейся, простоволосой.

Магома любит отроков, чьи зады как зеленые дыньки, Магома любит свою симитарру, чей изгиб как лебединая шея. Христианка ни в чем не отрок, христианка во всем симитарра.[10] Магома, лихо подцепив острием пики красноутробную смокву, галантно преподносит ее христианке.

Гибор нуждается в подношении.

– Я хотела набрать смокв, но твой пес помешал мне. Как его звали?

Половина плода исчезает, откушенная.

– Джибрил, – Магома спрыгнул на землю и протянул руку к цепи, на которой продолжает висеть пес. Когда его пальцы близки к цели, Гибор равнодушно выпускает добычу, и мертвый Джибрил падает на землю, а по нему со звоном струятся блестящие звенья цепи, платье струится по плечам и бедрам Гибор.

– Никто не мог убить его, – говорит Магома, а рука, мгновение назад потянувшаяся к цепи, не имеет обратного хода и ладонь покрывает багровый сосок Гибор.

– Правую, лучше правую, – шепчет она, подступая.

Колкая борода мусульманина щекочет шею, щека прильнула к еще теплому Джибрилу – он ей подушка. Когда в разодранном заду распускаются алые цветы, Гибор, как и подобает благовоспитанной даме, исступленно стискивает зубы на холке Джибрила – лишь бы не застонать.

Магома, весь – восхищение христианской чистоплотностью, прячет девственно чистый руль в шаровары. Гибор, сидя на мягком Джибриле, печалится.

– Почему хмурая? – искренне недоумевает Магома. – Я был плохим с тобой?

– Нет, – Гибор вздыхает, задумчиво извлекает из глаза Джибрила заколку и прибирает волосы. – Ты так красив, силен, а я хрупка, словно сухая тростинка. Ты – мусульманин, я – христианка. Мое место теперь там, где свет немотствует всегда и словно воет глубина морская, когда двух вихрей злобствует вражда.

Последние слова Гибор произнесла, наклонившись вперед, к лицу Магомы, который продолжал стоять перед ней на коленях, изучая красоту своей будущей наложницы, первой среди женщин, что смогла воспалить его суровую страсть наперекор обету безбрачия. И даже Дантов холод, который обжег его лицо, горячее и красное, как стены Альгамбры, даже хрустальный звон, с которым разбилась о змеистую цепь одинокая слеза, слеза-сингл Гибор,[11] не смутили Магому.

– Не плачь. Я знаю правильного дервиша, ему имя Фатар, что на вашем языке означает «Разбивающий и Создающий». Он умеет снимать заклятие креста. Ты сможешь быть со мной и на моем полумесяце (да, это Гибор сразу подметила – хоботок у мусульманина немного крючком) въедешь прямо в рай.

– В раю я уже побывала, – говорит Гибор, закрывая скобки эпизода полумесяцем-полуулыбкой.

Она уже вполне оправилась – так думает Магома, насчет «рая» он принимает за чистый комплимент, – хлопья пены морской неспешными улитками ползут шерстистым джибриловым боком и опричь них ничто не напоминает больше о конечной потере девства, да и помнить не о чем: Гибор снова дева, как Устрица-Афродита. Так думает Магома, но Гибор продолжает:

– Я хрупка, и я сломлена. Ты знаешь, что будет со мной, когда обо всем прознают люди ордена Калатрава[12] и ты знаешь, что будет со мной, когда твое ложе озарится багрянцем факелов в руках ассассинов.

Христианка права. Пройдет день, месяц или год, низкий раб или высокородный халиф докопается до истины, бумага под порывом ветра дрогнет на мраморе стола и скоропись доноса расплывется клубами стремительной пыли под копытами коней ассассинов. Магома умен, он думает большой головой.

– Чтобы не было так… – говорит Магома, осекаясь на роковой черте, и в его зрачках, восставленная двумя волосками стали, несколько быстрее скорости света отражается симитарра – не извлеченная, но извлекаемая.

Гибор, отрицательно мотнув головой, рвет с шеи миндальный орех черненого серебра, в два такта баллады о короле Родриго мелодический медальон раскрывается, красный порошок ссыпан на тыльную сторону ладони, язык упоительной длины подбирает яд в один сапфический[13] икт, и симитарра в зрачках Магомы истончается, вспыхивает, перегорает – она не нужна. Мусульманин видит, как быстрый яд опрокидывает Гибор на спину.

Гибор еще дышит, а Магома уже торопливо налаживает свой разомлевший крюк для прощания.

– Любуйтесь ею пред концом… – Магома рвет платье, на саван сгодится и рваное, – …глаза, в последний раз ее обвейте, руки, – она дышит лишь волею его шатуна, с размаху колеблющего самое ее подвздошье, ангелы смерти уже начертали на ее челе порядковый номер и пароль сегодняшнего четверга.

Магома словоизливается сквозь тяжелое уханье:

– И губы… вы, преддверия… души, запечатлейте… долгим поцелуем…

Он не понимает, что говорит, и только когда его язык уже готов восстановить логическую симметрию с Нижним Миром, он замирает в полудюйме от обрамленного красного каймою рта, ведь, верно, на ее губах яд, да и дело уже сделано.

Он не решается поцеловать свою мертвую возлюбленную, он длит этот миг долгие минуты, с гордостью подмечая неослабную твердость полумесяца, которому и теперь не хочется распрощаться навсегда с христианской ротастой рыбой.

В глазах Гибор сквозь смертную поволоку явственно читается укоризненный вопрос. Он столь явственен, что Магома безо всякого удивления встречает воспрявшие руки христианки, властно свившиеся в замок на его шее, и губы, преодолевшие последний полудюйм во имя торжества симметрии.

Красный порошок из медальона-миндалины, переданный из губ в губы, приятно горчит миндалем, горечь растекается от языка к гортани, к легким Магомы, вмиг схлопнувшимся уязвленной устрицей, нисходит вниз, и в спазматическом восторге лоно Гибор принимает последнюю крохотную каплю, напоенную миндальной горечью.

– Какие теплые, – говорит Гибор, наслаждаясь поцелуем, наслаждаясь пухлыми губами Магомы из рода Зегресов, ревностного убийцы неверных, которому сегодня утром посчастливилось укоротить на голову четырех кавалеров ордена Калатрава, а днем – умереть в объятиях прекраснейшей.

вернуться

6

Гранада – 1) город в Южной Испании, столица последнего мусульманского государства на Пиренейском полуострове, уничтоженного в 1492 г.; 2) вся территория Гранадского королевства.

вернуться

7

Источник: Алоизиюс Бертран, «Гаспар из тьмы».

вернуться

8

Алькайд – у мавров губернатор города, комендант крепости или наместник провинции.

вернуться

9

Абенсеррахи – испанизированная форма арабского родового имени Абен-ас-Серрах. Абенсеррахи были самым могущественным гранадским родом и выполняли при гранадском дворе функции преторианской гвардии.

вернуться

10

Симитарра – изогнутая турецкая сабля.

вернуться

11

«…Одинокая слеза, слеза-сингл Гибор…» – Сингл (от англ. single – одиночный, единственный) – в 1930—70-хх гг. синглами назывались виниловые диски с единственной песней-хитом. В этом эпизоде, проникнутом глубоким лиризмом, подразумевается реминисценция именно с этим значением слова «single».

вернуться

12

Калатрава – один из духовно-рыцарских орденов испанских католиков.

вернуться

13

Сапфический – здесь: эвфемизм к «лесбийский», образованный от имени Сапфо, выдающейся поэтессы Античности, идеолога и лиры греческой гомоэротики.

3
{"b":"35813","o":1}