Литмир - Электронная Библиотека

СИЛА ИЛИ СЛАБОСТЬ

Этот вопрос принадлежит к числу вечных, т. е. каждый из нас неизбежно становится перед необходимостью решать его для себя и, решив однажды, возвращается к нему снова и снова, каждый раз начиная с нуля. Что такое сильный человек? И где та граница, где сила переходит в свою противоположность — в жестокость, потому что, я убеждена, жестокость — это порождение слабости, это ее маска, за которой она прячется, чтоб, не дай бог, не подумали, что она — слабость. А главное, где корни жестокости, с чего она начинается? Я мать, и проблема начала каждого взрослого качества, его истоки — для меня живая сегодняшняя задача.

И в детском саду, и во дворе дома, где мы живем, постоянно встречаются дети, которым все незнакомое, непонятное хочется ударить, раздавить, победить. Как часто это поощряют взрослые, бездумно формируя бесчувственное отношение к чужой боли. Мы с детьми гуляли в парке и увидели толстую мохнатую гусеницу, степенно переползавшую дорожку. В современном городе всякое живое — редкость, немножко чудо, а это было такое рыжее, такое невиданное. Ребята столпились вокруг нее и стали горячо обсуждать, какая бабочка из нее получится, как вообще получается бабочка из гусеницы, куда деваются бабочки зимой и т. д. Наша группа вызвала интерес у проходившей женщины с девочкой лет шести, они подошли, и девочка тоже удивилась: «Ой, какая гусеница!» «Они вредные, раздави ее!» — скомандовала мама, и, прежде чем мы успели опомниться, от будущей легкокрылой бабочки осталось грязное пятно, а мама с девочкой пошли гулять дальше. Зло всегда рождает зло, но я все равно вздрогнула, когда моя дочь, не сдерживая слез, с перекошенным лицом закричала вслед уходившим: «Дура!» И продолжала кричать, пока женщина не обернулась и не посмотрела в нашу сторону с удивлением: что случилось? И, кажется, так и не поняв, пошла дальше.

Связь между малюсеньким детским поступком и взрослым неумением сострадать не прямолинейная, но прямая и жесткая. И так же, как невидно, незаметно вяжется звено к звену цепочка этой связи, так наша общая ежедневная работа — ломать, разгибать эти звенышки, учить ребенка сдерживать слезы от своей боли и плакать от чужой.

Жестокости можно, по моему глубокому убеждению, противопоставить только силу души, уверенность в правильности своих поступков. Удар на удар не уничтожает зла, как не уничтожает его и непротивление, согласие на сосуществование. На меня большое впечатление произвела одна сценка в детской песочнице. Малыши играли: строили город. Пришел «большой» семилетний мальчик и все сломал. Они опять построили, он смотрел с интересом, как они строят, а когда все было готово, опять сломал — ему было скучно, а это все-таки забава, и притом для него безопасная. Прежде чем я успела вмешаться, один из малышей встал, отряхнул песок с рук и с колен и подошел к обидчику. «Пойдем», — сказал он и взял его за руку. И они пошли, и старший пошел за этим мальчиком, чуть ли не до пояса ему. Мальчик привел его к соседней горке и сказал: «Вот здесь играй, здесь ты никому не будешь мешать», — развернулся и пошел к друзьям. Надо было видеть — не побоюсь этого слова — потрясенное лицо «силача», когда он смотрел вслед мальчугану. Жестокая сила оказалась бессильной перед уроком уверенной в своей правоте слабости. Больше городу в песочнице никто не мешал расти и хорошеть.

Наш ребенок слаб и мал, а мы его защищаем. Но чтобы стать человеком, он должен попробовать кого-то защитить, должен узнать, что он сильный. Хорошо, если в семье есть младший, беспомощный, многие проблемы тогда решаются как бы сами собой. Но как часто матери, думая облегчить себе труд, при рождении второго ребенка отдают старшего в сад, а то и к бабушке на два-три месяца. Да, с одним ребенком легче, а у бабушки старшему хорошо, но ведь дитя — это не ящик, который можно на время переставить куда-то. С точки зрения ребенка, внезапно ставшего старшим, этот маленький, некрасивый, такой глупый, ничего не умеющий отнял у него маму. Два месяца для ребенка — вечность. Отнял маму, которую он так любит, насовсем, навеки. Ребенок убежден — с ним поступили жестоко. Это убеждение может обернуться неприязнью к новому члену семьи, разочарованием в матери — самым страшным, что может быть в жизни человека.

Мне всегда казались антипедагогическими рекомендации врачей изолировать ребенка от заболевшего брата или сестры. А кто же будет жалеть больного, если братик или сестричка у бабушки? Почему для того, кто болен, к страданиям болезни должны добавляться и мысли о том, что братишке нельзя теперь даже подойти к нему? И как же сможет весело играть здоровый, зная, что близкому человеку плохо? Не знаю, как увязать медицину — заботу о здоровье — с педагогикой — заботой о душе, говоря по-старинному. Знаю только, что изолировать от сочувствия — вырастить бесчувствие, а от него рукой подать до жестокости. Ни одно человеческое чувство не возникает вдруг, в один день, все они складываются из сегодня, и вчера, и через неделю, потихонечку. Это замечаем мы их вдруг.

Терпимость, терпение, понимание, сострадание, милосердие — это сила, и сила вполне реальная. И этому надо учить в прямом смысле с пеленок, а не ждать, когда зло дорастет до заметной для глаза величины. «Жалость унижает человека», — учат в школах наших детей. Но сострадание возвышает, быть сильным — значит, по-моему, не быть непробиваемым, а наоборот — страдать вместе с тем, кому больно, сострадать.

Мой сын-второклассник пошел в магазин и буквально тут же вернулся в слезах, что-то говорит — не пойму что: побили, отняли деньги? Оказывается, ребята во дворе ранили голубя, голубь не может летать, у него крыло в крови. Боже мой, голубь! Мало мне грязных железок во всех углах, мало мне воробья (две недели назад дети притащили бесхвостый комок страха и пуха, который был назван Пудиком и выпущен для свободного проживания в квартире), да и вообще я готовлю, мне некогда заниматься этими глупостями, и магазин вот-вот закроется. Но сын и не просит, собственно говоря, ни о чем, он просто сообщает факт. Потому что он знает, как знаю и я: выбора у меня нет. Это только кажется, что я могу разрешить, а могу и запретить. Не могу запретить, этот посторонний голубь страдает и нуждается в помощи. Я не смею думать о своих удобствах, сын не поймет меня, если я произнесу вслух то, что только что написала, быть спокойной рядом с бедой — жестоко. И рядом со словом «мама» слово «жестокость» стоять не может. Нам, матерям, нужно думать о будущем, и не только вообще, но и конкретно о своем: придет час нам, взрослым и сильным, стать старыми и слабыми, а они, маленькие и слабые, станут взрослыми и сильными. Нам понадобится их милосердие, но они будут такими, какими мы их научили быть. Так что в наших интересах, чтоб дети росли хорошими.

Им будет трудно? Может быть. Легко быть хорошим, когда все вокруг замечательные, куда труднее — когда до идиллии еще далеко. Но для этого и нужна сила — выстоять, остаться собой, не ожесточиться.

16
{"b":"41431","o":1}