Забаррикадировав вторую дверь, мы вновь пустились наутек.

Дверь в коридор заблокировать было нечем, но я очертил ее горячим лучом бластера, и она приварилась к стене. Авось это вынудит нашего преследователя опять прорубать личный проход. Авось время выиграем.

Итак, мы вновь оказались в коридоре. А я вконец запутался, в какой стороне что.

Поглядев на свои пустые ладони, я решительно указал в первом попавшемся направлении.

Сэм и Кейт послушно тронулись с места, но тут раздался голос Зелдона:

— Если позволите, я хотел бы заметить, что, на мой взгляд, лучше пойти вон туда.

— Отлично, Зелдон. — Раз он решился вмешаться и внести альтернативное предложение, то наверняка убежден в своей правоте куда сильнее меня.

Зелдон вел нас от перекрестка к перекрестку, из одного коридора в другой. Постепенно мы перешли с трусцы на обычный прогулочный шаг.

Наконец я догадался, куда мы держим путь:

— Это где мы уже были, Зелдон? Спирали?

— Точно так. Если бы мы опять вышли на галерею, оно, возможно, последовало бы за нами. Если бы кто-то стоял у самой двери, возможно, этому человеку удалось бы столкнуть машину вниз. Перила не помешают — они слишком высоки.

— И что, ты хочешь вызваться это сделать?

Зелдон смолчал. Голова у меня и так была забита, так что я не стал раздумывать над его реакцией.

Мы быстро приближались к нужному месту. Вот он, желанный «квартал» со знакомым расположением дверей. Я приказал всем остановиться у двери в середине «квартала», подтолкнул ее ногой. Из проема вырвался поток яркого света. Теплый ветер коснулся нашей кожи.

— Этот шарик, который ты прикарманил, — сказал я Сэму, — сделает революцию в отопительном бизнесе. Не на Танкуре, конечно, но в остальной Вселенной точно.

Я распахнул дверь пошире. Воздух был горячий, но все же не как в сауне. Мы сможем неплохо просуществовать там некоторое время, если только не начнется резкое потепление. На обе стороны вдоль стены протянулась знакомая галерейка.

— Кейт, Сэм, идите вон в ту сторону, — распорядился я. — Зелдон, ты иди за ними.

— Я могу попробовать спихнуть эту штуку, — это сказала Кейт — не Зелдон.

— Спасибо за самоотверженность, но, по-моему, в этом случае следует задействовать всю физическую силу, какой мы располагаем, — возразил я. И вновь Зелдон отмолчался. Я развернул Кейт в сторону, куда уже двинулся Сэм, и махнул Зелдону, чтобы он следовал за ней. — Оставайтесь на галерее — хотя бы пока эта фигня не появится.

Кейт замешкалась, уставившись на меня. Потом побежала.

Я ступил на галерею. Меня мутило еще хуже, чем от далладского зноя. Через несколько секунд я взмолился бы, чтобы «танк» приехал побыстрее. Жара стала нестерпимой — у меня даже высотобоязнь прошла. Я невозмутимо смотрел себе под ноги, сквозь решетчатый пол — и хоть бы хны.

Спирали в центре зала были целехоньки и, в общем, ничуть не изменились с прошлого раза разве что освещены были ярче.

Я переминался с ноги на ногу, пытаясь выбрать наилучшую тактику. За дверью стоять безопаснее, зато она мне может помешать, когда я ринусь сталкивать танк в пропасть.

Ой, не надо было думать о пропасти. Ой, как голова закружилась. Зато как только головокружение прошло, меня сразу же осенило.

Трубчатые кронштейны, крепившие галерею к стене, находились друг от друга примерно на расстоянии человеческого роста. В смысле — когда человек лежит. Подойдя к той опоре, что находилась у самой двери, я поставил бластер на самый мелкий радиус и перерезал все трубки, на которых держался пол, кроме двух. Надрезы были едва различимы.

Мне как-то не хотелось вверять свою жизнь свежеподрубленным опорам, так что я попятился и, разбежавшись, перепрыгнул через ненадежный участок. Сердце оглушительно стучало, в голове роились мысли о перспективе скользкой посадки с последующим падением на далекий пол. И о другой перспективе — что «танк», появившись в дверях, подстрелит меня на лету.

Приземлившись на прочной стороне галереи, я выдохнул столько воздуха, будто хотел разом потушить все свечки на торте десятитысячелетнего юбиляра.

Я занялся трубками по эту сторону. Покончив с работой, с силой нажал на пол в районе «ловушки». Пол даже не колыхнулся. Прочная штуковина, грех жаловаться. Я подрезал две последние опоры — результат вроде бы прежний.

Я не знал, что бы еще такое перерезать. Стоит переборщить, как галерея просто обрушится. Стоит недооценить ее прочность — теплая встреча нос к носу с нашим противником мне гарантирована.

Я подпилил опоры на девять десятых диаметра, молясь, чтобы «танк» оказался не менее массивным, чем кажется со стороны.

Теперь оставалось только одно — ждать. Я оглянулся на остальную компанию — они были в безопасности. М-да, удивил меня Зелдон. Он был идеальным кандидатом для этого задания, с его-то богатырской силой. Если б он вызвался, я немного помялся бы из благородства, но вскоре уступил бы ему эту честь.

Может, я стал жертвой собственного стереотипного мышления? Всем вомперийцам, которые доселе встречались на моем жизненном пути, были свойственны гиперразвитое бескорыстие и твердое убеждение, что угождать окружающим — их долг. Наиболее распространенная среди них религиозная доктрина делала явный акцент на концепции совести и признании своей вины. Но разве следует из этого, что и Зелдон непременно таков?

Было жарко — казалось, даже кровь в жилах закипела. По крайней мере у меня. Я не мог понять, стало ли жарче со времени нашего возвращения, но шар, катавшийся по полу — там, далеко внизу, еще не притомился испускать ослепительный свет, который остался бы висеть в воздухе, даже если убрать его источник.

Ох как мне хотелось, чтобы шарика-фонарика здесь больше не было. Чтобы нас здесь больше не было. Или чтобы хоть «танк», наконец, прибыл.

Одно из трех желаний сбылось — не так уж плохо. Дверь за моей спиной с грохотом распахнулась.

И вновь захлопнулась — почти захлопнулась, наткнувшись на препятствие. Преследователь просунул нос в дверь. Медленно-медленно дверь вновь начала открываться, временно заслоняя меня от охотника.

И вот распахнулась настежь, прижав меня к стене. Что ж эта чертова галерея не рушится?

Нос «танка» показался из-за створки двери, и меня впервые охватило ужасное предчувствие, что эта штуковина при необходимости может взлететь.

Я застыл, прижавшись к стене, обливаясь потом не зная, что бы такое предпринять.

Какого черта эта дрянь не падает? Машина-ищейка почти выехала на расшатанный участок галереи — я же слышал, как затрещали опоры. Может, эта зверюга умеет летать или вовсе держится на воздушной подушке? Правда, она передвигалась беззвучно, а беззвучных «амфибий» я еще не видывал. Наверное, так и так мне придется сталкивать ее в бездну.

Нос машины высунулся больше. Я ринулся в атаку. Конкретно, я покрепче уцепился за опору, одновременно сильно топнув ногой по краю своего «капкана».

Никакой реакции.

И тут же раздалось «чпок» — будто сухая ветка обломилась, — и расшатанный участок галереи чуточку накренился.

Воспрянув духом, я вновь занес ногу над полом, яростно топнул и, обнаружив под ступней пустоту, чуть не свалился вниз сам. Ибо в тот же миг опоры отказали и решетчатый пол начал рушиться.

За ним последовала и машина. Прежде чем провалиться окончательно, пол накренился в сторону зала, и машина прямо-таки съехала в бездну, спикировала к далекому полу. Я не отрывал от нее глаз надеясь, что летать она все-таки не умеет. Целую вечность она качалась и переворачивалась в воздухе пока, наконец, не грохнулась на пол.

Зрелище так меня увлекло, что я даже забыл, что стою на краю пропасти.

Удар об пол не причинил нашей преследовательнице видимого урона. Целехонькая, она запрыгала по полу, перевернулась вверх тормашками… и застыла.