Снайпер Сережа Васюков, подавая весьма положительный пример другим, и с полного, молчаливого одобрения командира, решает почистить свою винтовку. Устроившись удобно и со вкусом в своем кубрике на кровати, ставит напротив себя стульчик, разбирает любимое оружие, снимает и протирает оптику.

С помощью тряпицы и оружейного масла долго и тщательно чистит всю материальную часть. Иной раз прищурившись, даже спичечкой где ковырнет. И так это он все смачно делает, что просто хочется тоже взять свое оружие и так же, со смаком, почистить.

Доведенными до полного автоматизма движениями собирает все части в единое целое. Элегантным щелчком профессионально присоединяет прицел. Кладет винтовку себе на колени. Нежно, как талию любимой девушки, разок гладит деревянный приклад ладонью. Последним, заключительным штрихом Сережа загоняет магазин, передергивает затвор и нажимает на спусковой крючок.

Раздается выстрел.

У всех, находящихся в помещении, легкие наполняются пороховыми газами и одновременно выдыхается: «Во-бля-нах!!!»

Пуля калибра 7,62 пробивает две железные стены вагончиков, разрезает ровненько, как ножницами, простыню на пустой кровати местного прикомандированного милиционера-водителя Рапи в соседнем кубрике и со злости, оттого, что мало пролетела, расплющиваясь, застревает в стенке. У обалдевшего, оглушенного Сережи отвисает челюсть, и по настоянию командира он со своей любимой винтовкой моментательно отправляется жить на двое суток в окоп. Персонально по боеготовности номер два.

При этом Птицевский добавляет:

– А если у кого увижу гранату без чеки – отберу! И до конца командировки не отдам!

Из туалета возвращается дагестанец Рапи. Все на него смотрят, как на воскресшего из мертвых. Гордый аварец, польщенный общим вниманием, спрашивает у окружающей обстановки:

– Что за шумоток?

Окружающая обстановка разъясняет ситуацию.

Хоть у дагестанцев и не принято пользоваться нюансами «великого и могучего», Рапи, которому всегда не нравилось упоминание о «маме», все же выражается:

– Бляхмух! Второй раз от смерти ухожу!

Дело в том, что буквально два месяца назад семеро якутских милиционеров с местным водителем Костей Суворцевым всего в восьмистах метрах от поста попали в бандитскую засаду; в живых остался только один из якутян. В тот день, один из погибших, Костя, добровольно вызвался ехать вместо Рапи.

Светало.

Из динамика рации кто-то тоскливо выл:

– Йо-о-жи-ик!

Воскресное утро. Выходной. С утра можно сходить на рынок в Дарго. В поселке тоже выходной, и население собирается на рынке, на центральной площади, с целью купить-продать что-нибудь друг другу. Да и Доктору нужно в село, местные звали лечить ребенка. Доктор – человек всегда востребованный. В любой передряге поможет не только своим, но и другим отрядам. Поселковые всегда безбоязненно обращались к нему за помощью и советом.

Желающих сходить сопровождающими уважаемого всеми Доктора, а затем на рынок, собралось десять человек.

Спустившись вниз по всем правилам, по одному, перешли железный мостик через речку. Прошли мимо остова подбитого и уже разобранного танка. Когда проходили двор местного школьного учителя по фамилии Фирдоус, тот, после приветствия, говорит:

– Да вы не бойтесь, у меня вас никто не тронет.

Кто-то из омоновцев попросил у учителя попить водички. Тот взял в левую руку кружку, наполнил ее из родничка бьющего здесь же, прямо во дворе, студеной водой, переложил в правую и протянул кружку, ручкой в сторону просившего. Движения были, как в японском чаепитии, выверенными, быстрыми и отточенными. Гаврила, который с интересом наблюдал все эти непонятные действия, спросил Фирдоуса:

– А что означают эти операции? – И жестами повторил действия хозяина.

– Ну, как же, из уважения, – просто ответил тот.

После посещения Доктором больного ребенка быстро оцепили маленький пятачок рынка и, меняясь, по двое, стали ходить среди изобилия разложенного на земле товара. Деревенское население привычно и довольно тактично стало делать вид, что не видит явного оцепления и продолжает заниматься своими коммерческими делами.

Рынок расположен недалеко от красивой поселковой мечети, возле которой с полгода назад отрезали головы девяти пленным пермским омоновцам. Молодой парень торгует аудиокассетами, из его магнитолы какой-то чеченец хриплым голосом в взбесившемся ритме исполняет песню на мотив «миллион алых роз» на чеченском языке, но определенно не про розы.

Рядом тоже молодой парень в идеально чистой белой рубашке очень быстро и профессионально отрезает голову безропотной овечке с чистыми невинными глазами.

На цветастых коврах и покрывалах, расстеленных прямо на земле, красивые чеченки, с пяток до головы, несмотря на неимоверную жару, укутанные одеждами и платками, торгуют всем. В буквальном смысле – всем. Все, что есть в любом супермаркете больших городов, есть и здесь.

Зрелые мужчины степенно разговаривают-беседуют. Старики в изгрызенных молью папахах, опираясь на посохи, гордо стоят обособленно, отдельной кучкой. У многих молодых, бородатых парней штанины, откровенно по-ваххабитски, заправлены в носки.

А вот пива нет. И водки нет. Кто-то вспоминает по прошлым командировкам некоего Ису, живущего на краю поселка. Вот у него пиво есть. Приторговывает.

Бойцы снялись с площади, прикрывая друг друга, прошли через поселок. Через лесок. Опять же, оцепив красивый дом Исы, купили парочку батарей двухлитрового «Очаковского». Отошли метров пятьдесят, навстречу попалась женщина в годах, по одежде и по виду ни дать ни взять классическая, добрая учительница из далекого советского прошлого:

– Здравствуйте, ребята!

– Здравствуйте!

– А что вы здесь делаете-то? Здесь хулиганов не-ет.

Вернувшись «домой», узнали новость: к командиру приходили самарцы, сообщили, что за лысой горой на юге, примерно в километре от группировки, они обнаружили свежий, обезображенный труп с раскинутыми в диаметре пяти метров фрагментами черепа и конечностей.

Док, не спеша и с достоинством отобедав, под прикрытием выезжает на БМД[10]. Выяснил, что это местный парень семнадцати лет от роду нашел заложенную у дороги мину. Стал ее ковырять, да и подорвался. Получается, своей гибелью чеченский подросток спас от смерти нескольких самарских милиционеров.

«Кунак» – это друг, но можно сказать и побратим. И понятие это чисто кавказское, многогранное. Хотя в современном мире слово означает всего лишь упрощенное определение – друг.

С древних времен установился мудрый обычай, если один кунак гостит у другого, его угощают самыми лучшими яствами или, по крайней мере, тем, что есть в доме. В его распоряжение предоставляется все, что есть лучшего у хозяина. В старину гостя снабжали всем, что ему необходимо, а в случае если хозяин был не в состоянии удовлетворить нужду кунака, хозяин приглашал его на грабеж и отдавал то, что только мог украсть. Это обыкновение оказывать помощь своему кунаку за счет третьего лица существует с самых древних времен и лежит в основе горских взаимоотношений.

Каждый старается иметь кунака где-нибудь подальше от родных мест, к помощи которого он может прибегнуть в случае необходимости. Следовательно, посредством таких персональных связей самые отдаленные народы сближены или имеют потенциал для этого. «Тот кунак» благодаря подобным связям тоже уверен в «этом кунаке».