– Мы занимаемся делом.

Рэйлан приободрился, услышав нарочитую резкость в голосе Кирстен.

– Правильно. Но мое влечение к вам не имеет к этому делу никакого отношения.

– Вы не должны испытывать ко мне влечения.

– Я не знал, что так будет.

– Вот и не надо.

Он взял ее маленькую руку в свою большую горячую ладонь.

– Боюсь, Кирстен, что в данном случае я не волен хотеть или не хотеть этого.

– Вам придется. – Она высвободила руку. – Или держите свои чувства при себе. В любом случае вам это не принесет ничего хорошего.

– Вы говорите «нет» еще до того, как я сказал свое слово.

– Потому что я любила мужа. Он отодвинул тарелку с почти не тронутой едой и, опираясь на локти, наклонился вперед:

– Ваш муж уже два года мертв. А я дотронулся до вас сегодня.

– Чего вам не следовало делать.

– Возможно. Но так уж вышло. – Рэйлан придвинулся к, ней еще ближе. – Поверьте, Кирстен, вы живой человек. И даже если ваша голова отказывается от новой любви, то ваше тело не хочет отказываться.

– Мне не нужна новая любовь. Ни с вами, ни с кем бы то ни было.

– Вы это очень уверенно сказали. Почему? Потому что вы любили своего мужа?

– Да.

– Хорошо, я поверил. На время. Но скажите, какое такое особенное нечто было в ваших отношениях с мужем, что мешает вам теперь любить других мужчин? Что это значило – любить Чарльза Рамма, Демона?

– Прочтите мою книгу.

– Я прочитал. По крайней мере те главы, которые были предоставлены сценаристу. – Он понизил голос. – Книга рекламировалась как очень откровенная. Но я так не думаю. Вы не коснулись некоторых сторон ваших отношений с мужем.

Кирстен сняла с колен салфетку и бросила ее на стеклянный стол.

– Вы закончили?

– Эту тему? Нет.

– Ужин.

– Ужин – да.

Кирстен привела его из столовой в просторную комнату. Элис уже разожгла камин с медной решеткой в виде веера. Поскольку дом располагался очень близко от океана, вечерами заметно холодало, и камин здесь был просто необходим. К тому же он прекрасно вписывался в эту современную и очень уютную комнату. Огненные блики весело плясали на плиточном полу.

Но для Кирстен огонь был скорее необходимостью, нежели модным украшением. Она придвинулась к камину поближе, будто сильно замерзла. Забившись в угол дивана, подобрав под себя ноги и прижимая к груди пеструю, расписанную батиком подушку, она неотрывно смотрела на мерцающее пламя.

С обычным для него пренебрежением к правилам приличия Рэйлан опустился на коврик перед диваном. Опираясь на локоть, он лежал на боку и глядел на Кирстен, пока его взгляд не стал таким же теплым, как огонь.

– Не смотрите на меня так, – сказала она сердито.

– Как?

– Как будто ждете, что сейчас я открою вам страшную правду.

– А разве есть «страшная правда»?

– Нет.

– Тогда почему вы становитесь такой раздражительной, когда мы касаемся этой темы?

– Когда вы касаетесь этой темы.

– Я хочу знать, какие отношения были между вами и вашем мужем.

– Прекрасные отношения. И попробуйте допустить, что мне не нравится, когда лезут в мою личную жизнь.

Он согнул одну ногу в колене и, покачивая ею из стороны в сторону, по-прежнему не отводил глаз от Кирстен.

– Мне кажется очень странным, что вы сейчас заговорили об этом. Если вы не хотите, чтобы люди знали о вашей жизни с Раммом, почему же решили написать книгу? Нет ли здесь противоречия?

Она тяжело вздохнула, прикрываясь цветной подушкой, словно щитом.

– Иногда я очень жалею об этой затее.

– Тогда зачем вы взялись за книгу, Кирстен? Из-за денег?

Она презрительно посмотрела на Рэйлана и отбросила подушку.

– Конечно же, нет!

– Рад слышать. Я бы огорчился. Тогда почему?

– Хотела увековечить образ Чарли.

– Ну и каким вы его видите? – Рэйлан сел по-турецки, лицом к дивану.

– Таким, как все. Стопроцентным американцем. Сильным. Смелым. Порядочным. Он бы настоящим героем для молодежи.

– Господи, Кирстен, вы что, цитируете листовки, пропагандирующие здоровый образ жизни, или рекламные ролики против наркотиков, пьянства за рулем и тому подобного?

– Да. – Она нахмурилась.

Норт знал, что ей не понравится следующий вопрос, но не мог не задать его:

– А бывало такое, что Рамм проповедовал одно, а поступал по-другому?

Она прищурилась, в глазах ее мелькнули злые огоньки.

– Нет. Он всегда оставался верен своему образу принципиально честного человека.

– Ладно, не сердитесь. Просто у меня не проходит ощущение, что вы взвалили на себя крест защищать безупречную репутацию мужа.

– Его репутация не нуждается в защите.

– Не забывайте, что не все так думают. Многие считали, будто он провоцировал людей на безрассудство. Невероятные трюки в воздухе выходили у него настолько легко и просто, что вызывали у неопытных пилотов-любителей желание сделать то же самое.

Кирстен, не соглашаясь, покачала головой. – В каждом интервью Рамм акцентировал внимание на огромном риске для тех, кто занимается высшим пилотажем. Точный расчет и осторожность были его пунктиком.

– Но ваш муж воспевал скорость. Это все равно что просить подростка не гонять слишком быстро, протягивая ему ключи от семейной «ВОЛЬВО».

– Скорость и сила притяжения были тем, что Чарли преодолевал всю жизнь. Он хотел, чтоб все с пеленок знали: любые препятствия, какими бы сложными они ни казались, можно одолеть, потратив на это достаточно сил и времени. Он был примером целеустремленности, олицетворением доброй старой американской добродетели – трудолюбия и упорства. И совершенно не правильно думать, будто он демонстрировал уроки безответственности и беспечности. В отличие от некоторых современных кумиров молодежи Чарли, я думаю, оказывал положительное влияние. Я хочу, чтобы люди помнили это и… и…

–..и тот несчастный случай.

Эти слова, сказанные им так мягко, зловеще повисли в воздухе. Кирстен низко опустила голову, ее подбородок почти касался груди.

– Да.

Рэйлан кинулся к ящику с дровами и подкинул поленья в огонь. Поставив каминную решетку на место, он отряхнул руки и снова сел у дивана. На этот раз прислонился к дивану спиной. Его плечо оказалось рядом с коленями Кирстен…

– Итак, вы хотели увековечить легенду о Демоне… – начал он фразу, но, не закончив, спросил о другом:

– Кстати, мы как-то заспорили на съемках: кто из спортивных комментаторов придумал ему это прозвище?

Кирстен рассмеялась:

– После того как он стал знаменитым, многие оспаривали эту честь. В действительности никто не знает наверняка. Кто-то когда-то сказал, что в его бесстрашии есть что-то демоническое, дьявольское.

– Значит, какой-то остряк отбросил все лишнее, присоединил к сравнению вашу фамилию, и – вуаля! – вышло неплохо.

Она кивнула.

– Ну хорошо. О чем я говорил до этого? Ах да. Что побудило вас взяться за книгу?

– Я уже сказала.

– Вы объяснили, почему сделали это для него: чтобы прославить его героизм. А вам зачем нужна эта книга?

Рэйлан пожалел, что заставил ее углубиться в прошлое. Ах, если бы статьи, фотографии и кинохроника могли приоткрыть тайну бесстрашной души Демона, то не пришлось бы так мучить его вдову.

Но интуиция артиста, артиста от Бога, которая для многих продюсеров, сценаристов и режиссеров была стихийным бедствием, подсказывала ему, что только Кирстен может дать ответ на загадку, скрывавшуюся за обворожительной улыбкой ее покойного мужа. Рэйлан продолжит свое расследование, даже если для Кирстен это будет очень тяжело. Он проходил и через более сложные испытания, прежде чем докапывался до самой сути в характере своего персонажа.

Перед тем как сниматься в роли бродяги времен Великой депрессии, Рэйлан несколько недель жил в поездах, голодал и попрошайничал. Когда пришлось играть футболиста, он тренировался в команде «Л.А. Рэме» с полной физической нагрузкой, как профессиональный спортсмен. Работая над ролью польского еврея, узника концлагеря, он обрил голову и чуть не довел себя до голодного обморока. Он делал все возможное, чтобы «поставить себя на место» своего героя.