– Плачь-плачь, неверный, Аллах велик.
Саня мягко улыбался.
– Приехали, вроде.
– Трудно поспорить.
– Как, еще раз… «Шевен о…»
– «Шевен о пра малим»
– Это на каком языке-то, Сань?
– Это парадокс, Корень. Все пять заклинаний существуют на языке, которого нет.
– Но ведь… Но ведь их знает и произносит явно не один человек. Из чего-то же их составляли?
– Здесь Мудрость, как говорится. И тайна, конечно. Неразгаданная.
– А для чего оно?
В «бизнес-классе» остались только Саня с Корнем.
– Чтоб я знал…
– Да ладно!
Корень подмигнул.
– Ты, да и не знаешь…
– У меня есть мысль…
– Это уже хорошо.
– У меня есть мысль, что никто из пользующихся Пятью Заклинаниями не знает, зачем они конкретно нужны.
– А чего ж тогда они их говорят?
– Чтобы сработало то, что задумано.
– Волшебные слова?
– Думаю, да.
Корень откинулся в кресле.
– Просто волшебные слова…
– Правильные Волшебные слова.
– Ну да.
– Ну да.
– Господа, Багдад.
Стюардесса улыбалась.
«Сдались авиакомпаниям эти фотомодели… Провоцируют мужиков, чтоб летали… И чтоб все их хотели…»
– Может мы поэтому летаем, а, Корень?
Саня кивнул на стюардессу.
– Я – так точно поэтому.
Корень полез за сумкой.
– Вы бы отошли, Леди…
Саня протискивался между стюардессой и креслами.
– Да… А то мы дальше полетим.
Корень повторил маневр друга.
– Обратно?
Стюардесса тупенько махала длинными ресницами, не переставая улыбаться.
– Им надо всем словари с нужными словами давать. Как отсебятина начинается – у меня потенция падает.
Саня уже говорил по-русски тоже улыбаясь.
– И у меня. Давай издадим такой словарь: «В помощь Женщинам на благо Мужчин», а, Сань? Пусть говорят по заученному.
– А они по-другому говорят тоже?
Смех обоих наполнил закрытый трап и затем потонул в гуле Багдадского аэропорта.
– У нас там «Тойота» в паркинге должна стоять.
Корень говорил в полный голос.
– Джип, надеюсь?
– Нет, Сань, спортивка. Чтоб ты ноги через лобовое стекло высунул. Ну, конечно! «Круизер».
– Молодцы партнеры.
– Это я молодец. Партнеры – арабы. Они мне «Мерс» втюхивали.
– Тоже джип?
– Я им, когда про джип сказал, они спросили: что мы сразу на сафари поедем?
– Я надеюсь, ты вежливо подтвердил.
– Само собой, Сань. Что я псих, с арабами ссориться. Уже было…
…Пролившаяся капля воды, смешанная с кровью, шипя, укатилась по разогретому камню… Пустыня безжизненно обнимала безжизненное тело Корня, которое Саня упорно разминал «тибетской дрожью». Жарко. Жарко и красно…
– Да, это уже было…
***
Да… Многое было… Этот город иногда обволакивал меня, и я почти терялся среди его энергий. Я не терял свою, но она не была в этот момент преобладающей над остальными. Спасали кафе, но не всегда. Весна и бульвары… Это было великим открытием когда-то и стало поддержкой, а порой и помощью впоследствии. Я всегда знал, что будет весна и будут бульвары. Нет… Не выделяющиеся ножки и попки. Это был именно переход к возрождению. Не нужно было ехать на природу – бульвары дарили все, что было необходимо и сверх того…
Вторая половина января уже летела на крыльях бульварной весны. Это было во всем: в снеге, идущем уже седьмой день, в машинах, прокладывающих путь в весну, во мне, идущем среди великих, святых и простых энергий и дающем им часть своей. Этот альянс давал силу, она транслировалась и… Конечно принималась той самой… Ей… Это кафе было создано для ее губ. Чувственнее были только другие губы, которых я не видел и даже не хотел представлять, какие они. Мне не хотелось опускаться ниже ее губ и рта. Мы сидели напротив друг друга в кафе с преобладающим оранжево-мягко-коричневым цветом и молчали. Сексуальный импульс у обоих проявлялся так незаметно и трепетно-тихо, что можно было раствориться в этих мгновениях оранжево-темным отблеском ее глаз. Это был диалог. Тот диалог, которого не было никогда. Он никогда не возникал – такой равный, искренний, непознанный и уже выученный, как загадка, разгадки у которой не было. Единение? Ангел? Сознание не работало. Я был в ней. А она во мне? Немного. Чуть-чуть. Это хотелось продлевать и продлевать… Все немыслимые и невообразимые ощущения были так малы, но настолько пронзительны и точны, что я мог уплыть. Мне не хотелось быть ведущим. И ей не хотелось. Ангел. Это точно был он…
…Когда я во время молитвенного поста воочию увидел Его у себя на стене, я пал перед величием. Ничего, кроме этой стандартной фразы сказать нельзя. И его не описать. Но он присутствовал и был доступен и виден отчетливо…
…Это было его крыло. Я это понял, когда она высадила меня из своей машины у моего дома и поехала дальше. Это было лучше всего. Я спросил: «Зайдешь?» «Не зайду». Я поцеловал ее в щеку. Прикоснулся. И Ангел прикоснулся к нам обоим в этот момент. Потому что через 15 минут она уже позвонила…
…Когда-то у людей наступает такой момент, когда они хотят находиться в тепле, прижиматься к любимым и ни о чем больше не думать. Как будто ты жил до этого, искал, находил, радовался, просыпался с рассветами, заснув за полчаса до этого, и тебе было радостно и весело. А потом вдруг кто-то начинает тебя затягивать в нору, ему, этому «кому-то», не хочется ласкаться по утрам, потому что еще рано, а он поздно пришел с работы. А ты сам, по-прежнему, остаешься таким же, как 25 лет назад. И, может, у тебя болит спина, ты даже колешь уколы, чтобы не было больно, и забываешь про эту спину только в сексе. Но с кем? И все мучаются одним и тем же вопросом: «кто еще продолжает искать, так же, как ты? Неистово, жаждуще – азартно, с норовом…» И постепенно ты понимаешь, что таких, как ты осталось очень и очень мало. Кто-то вынул у них из жопы шило. И они стали большими и умными. Размеренными и отягощенными самими собой. Скучными? Нет. Их глаза блестят, когда они видят тебя. И им нужно только это. Они видят в этом весь смысл жизни. Именно они придумали и написали книжки о «бренном мире», где все призрачно, а не призрачны «только мы двое, мой милый… Моя милая» Такая хрень… Они забили этим головы и даже сердца своих детей, их внуков, и всех своих, идущих за ними поколений. И весь мир, «найдя» свои «вторые половины», остепенился, затормозился и встал на одной мертвой точке… Ты судорожно ищешь себе подобных, вроде, находишь, но ошибаешься, снова ищешь… И понимаешь, что мир двигаешь ты один и еще пара сотен, ну, может десятков тысяч таких же. Потому что все остальные спят, обретя «нужное», которое они называют «любимым». А это только их Зона Комфорта. Выпихни их оттуда – они не проживут и дня… У них нет Своих Мыслей. Есть только НУЖНЫЕ… Им нужные. В Зоне Комфорта…
11
…Пирамида, свеча, узкий проход, стол, нераскрытая книга, лотос… «Никак не распускается… Оммм…» Ксения выдохнула на 16 счетов пульса. «Я вообще когда-нибудь это сделаю?»
«Сделаешь».
«Скоро?»
«Да».
«ИИССУ».
«Да».
«Оммм».
Ксения провела по лицу обеими руками по-мусульмански.
«10 лет медитации, а я лотос не могу раскрыть…»
Свеча ровным огнем горела, освещая палатку. Тень странным узором легла на брезент.
«На машину похоже».
Свеча дрогнула. Ксения застыла.
«С машиной что-то?»
«Да».
Свеча издала треск. Огонек стал меньше вдвое.
«Странно…»
Ксения вышла из палатки. Слабое дуновение теплого ветра пустыни рождало тревогу. Ксения подошла к джипу. Сзади что-то еле шелохнулось. Ксения молниеносно упала, сделала перекат, выхватывая пистолет. Застыла. Тишина…
«Ну… Давай… Проявись…»
Шорох мгновенно перешел в «трещотку», но кобра даже не успела выпрямиться в боевую стойку – пуля из «Стечкина» снесла ей голову и пол капюшона.
«Вот так, милая».
Ксения встала, включила фонарик. Луч скользил по джипу.
«За полгода это первая змея здесь. Откуда?»
