Мне в душу, Хлоя, загляни,

 Ее убранство оцени;

 Ты убедишься: ряд за рядом

 По залам всем и анфиладам

 Висят шпалеры и холсты —

 Десятки лиц, и в каждом ты!

 Вот все, что я в душе лелею;

 Всмотрись же в эту галерею.

 Здесь на картине предо мной

 Ты в образе тиранки злой,

 Изобретающей мученья

 Для смертных — ради развлеченья.

 О, дрожь берет при виде их —

 Орудий пыточных твоих,

 Среди которых всех жесточе

 Уста румяны, темны очи.

 А слева, на другой стене,

 Ты видишься Авророй мне —

 Прелестной, полуобнаженной,

 С улыбкой розовой и сонной.

 Купаются в росе цветы,

 Несется щебет с высоты,

 И голуби в рассветной лени

 Воркуют у твоих коленей.

 А там ты ведьмой над огнем

 В вертепе мрачном и глухом

 Возлюбленного труп терзаешь

 И по кишкам его гадаешь:

 Доколе красоте твоей

 Морочить и казнить людей?

 И сведав то (помыслить страшно!),

 Бросаешь воронью их брашно.

 А здесь, на этой стороне,

 Ты в перламутровом челне

 Венерою пенорожденной

 Плывешь по зыби полуденной;

 И Альционы над водой

 Взлетают мирною чредой;

 Чуть веет ветерок, лаская,

 И амброй дышит даль морская.

 И тысячи других картин,

 Которых зритель — я один,

 Мучительнейших и блаженных,

 Вокруг меня висят на стенах;

 Тобою в окруженье взят,

 Я стал как многолюдный град;

 И в королевской галерее

 Собранья не найти полнее.

 Но среди всех картин одну

 Я отличить не премину —

 Такой я зрел тебя впервые:

 Цветы насыпав полевые

 В подол, пастушкой у реки

 Сидишь и вьешь себе венки

 С невинной нежностью во взорах,

 Фиалок разбирая ворох.

 Сколь мудро это устроенье,

 Что для рыданья и для зренья

 Одной и той же парой глаз

 Природа наградила нас.

 Кумирам ложным взоры верят;

 Лишь слезы, падая, измерят,

 Как по отвесу и шнуру,

 Превознесенное в миру.

 Две капли, что печаль сначала

 На зыбких чашах глаз качала,

 Дабы отвесить их сполна, —

 Вот радостей моих цена.

 Весь мир, вся жизнь с ее красами —

 Все растворяется слезами;

 И плавится любой алмаз

 В горячем тигле наших глаз.

 Блуждая взорами по саду,

 Везде ища себе усладу,

 Из всех цветов, из всех красот

 Что извлеку? — лишь слезный мед!

 Так солнце мир огнем сжигает,

 На элементы разлагает,

 Чтоб, квинтэсссенцию найдя,

 Излить ее — струей дождя.

 Блажен рыдающий в печали,

 Ему видны другие дали;

 Росою скорбный взор омыв,

 Да станет мудр и прозорлив.

 Не так ли древле Магдалина

 Спасителя и господина

 Пленила влажной цепью сей

 Своих пролившихся очей?

 Прекрасней парусов раздутых,

 Когда домой ветра влекут их,

 И персей дев, и пышных роз —

 Глаза, набухшие от слез.

 Желаний жар и пламя блуда —

 Все побеждает их остуда;

 И даже громовержца гнев

 В сих волнах гаснет, зашипев.

 И ладан, чтимый небесами,

 Припомни! — сотворен слезами.

 В ночи на звезды оглянись:

 Горит заплаканная высь!

 Одни людские очи годны

 Для требы этой благородной:

 Способна всяка тварь взирать,

 Но только человек — рыдать.

 Прихлынь же вновь, потоп могучий,

 Пролейтесь, ливневые тучи,

 Преобразите сушь в моря,

 Двойные шлюзы отворя!

 В бурлящем омуте глубоком

 Смешайтесь вновь, поток с истоком,

 Чтоб все слилось в один хаос

 Глаз плачущих и зрячих слез!

 Ангел мой, иди сюда,

 Дай тебя поцеловать:

 В наши разные года

 Нас не станут ревновать.

 Хорошо к летам твоим

 Старость пристегнуть шутя;

 Без оглядки мы шалим,

 Словно нянька и дитя.

 Так резва и так юна,

 Радость у тебя в крови;

 Для греха ты зелена,

 Но созрела для любви.

 Разве только лишь быка

 Просит в жертву Купидон?

 С радостью наверняка

 И ягненка примет он.

 Ты увянешь, может быть,

 Не отпраздновав расцвет;

 Но умеющим любить

 Не страшны угрозы лет.

 Чем бы ни дразнило нас

 Время — добрым или злым,

 Предвосхитим добрый час

 Или злой — опередим.

 Дабы избежать вреда

 От интриг и мятежей,

 В колыбели иногда

 Коронуют королей.

 Так, друг друга увенчав,

 Будем царствовать вдвоем,

 А ревнующих держав

 Притязанья отметем!