Негативы высушены и покрыты лаком, и все, кроме двух самых больших с твоими снимками, отправятся в местную мастерскую, где с них сделают отпечатки. А те два, которые я хочу послать в Лондон, придется где-нибудь оставить, чтобы фотограф из Танбридж-Уэллса мог взять их и сделать с них отпечатки. Это будет небольшим приятным поручением для Эви...
Передай всем от меня привет и три... Нет, бесполезно пересылать что-нибудь по почте, все равно до тебя не дойдет, и ты не заслуживаешь ни одного...
Твой любящий друг Льюис Кэрролл
Менелле Уилкокс
Крайст Черч, Оксфорд 20 октября 1878 г.
Дорогая Нелла!
Большое спасибо тебе за кольцо для салфеток, но я никогда ничем таким не пользовался и надеюсь, что ты не станешь возражать, если я предложу тебе подарить его кому-нибудь другому. А если тебе действительно хочется сделать что-нибудь для меня, то сшей мне лучше мешочек (хотя бы квадратной формы шириной с лист писчей бумаги). Вот это будет действительно полезная вещь, и мне будет очень приятно иметь такой мешочек. Вышей на нем свои инициалы, и я всегда буду помнить, кто сделал его для меня.
А теперь я хочу рассказать тебе кое-что. Как-то раз в Истберне мне довелось увидеть... Кого бы ты думала? Ну, конечно же, ты сразу догадаешься: Снарка{18}! Впрочем, это был не то чтобы Снарк, но весьма близко к тому. Я зашел к одной своей знакомой, у которой гостила маленькая девочка. Домашние звали ее Бибби. (Она приехала из Индии, и ей семь лет. Вот было бы здорово, если бы ее прислали твоей маме: я уверен, что девочка тебе очень понравилась бы!) Вдруг в комнату вошел ее братец, и я чуть было не подумал, что он учинит что-нибудь непотребное, ибо моя знакомая воскликнула:
— Буджум! Пожалуйста, ничего не трогай!
Ну разве это не великолепно увидеть, наконец, живого Буджума? Счастлив сообщить, что при виде его я не исчез бесследно, но ведь я и не Пекарь. Не знаю, как зовут на самом деле Буджума. «Снарка» зовут Клер (красивое имя, не правда ли?) — Клер Тертон.
Сейчас уже полночь, поэтому желаю тебе спокойной ночи. Мне тоже пора спать.
Шлю тебе свой привет и четырнадцать поцелуев, которых должно хватить на неделю.
Преданный тебе всегда двоюродный брат
Льюис Кэрролл
Агнес Халл
Крайст Черч, Оксфорд 22 октября 1878 г.
Хотел бы я знать, откуда она знает, что от пересылки по почте с книжкой ничего не случится? Разве не ясно, что я, у которого книги перед глазами с утра до ночи, я, который часами не сводит с них взгляда, затуманенного слезами, знает об этом чуточку больше. Кроме того, есть еще кое-что, о чем я не упоминал, например, несколько жуков, раздавленных между страницами. И после всего, когда я подписываюсь «любящий тебя», ты опускаешься на одну ступень и подписываешься «преданная Вам»? Очень хорошо! Тогда я спущусь еще на одну ступеньку и подпишусь так:
Твой Льюис Кэрролл
Агнес Халл
Крайст Черч, Оксфорд 16 ноября 1878 г.
Дорогая моя Агнес!
(Я написал это в 10 часов утра, а теперь уже половина третьего.) Стоило мне написать «дорогая моя Агнес», как раздался стук в дверь, ко мне в комнату вошел аристократ. Это слово тебе придется объяснить Джесси: она, несомненно, подумает, что оно означает «ори сто крат», то есть кричи сто раз, чтобы поймать, например, тележку. Но для того чтобы поймать тележку, мне вовсе не нужно кричать сто раз: если я захочу, то могу поймать тележку руками. Впрочем, зачем мне ловить тележку? Ведь если бы я поймал несколько тележек, то все равно не знал бы, что с ними делать. Поэтому аристократ означает не «кричи сто раз», а человека, имеющего титул баронета и носящего перед своей фамилией приставку «сэр»: Сэр Как-бишь-его-зовут (как ты, должно быть, догадываешься, это не его настоящее имя). Так вот: с десяти часов утра и до сих пор я только и делаю, что завтракаю и читаю лекции (поочередно).
Что касается твоей книги, то разве ты не знаешь, сколь высокой добродетелью почитается терпение? Тебе непременно следовало бы пополнить ею тот весьма скудный запас добродетелей, которым ты сейчас обладаешь. (Сейчас твой характер состоит только из двух качеств — лживости и угрюмости с небольшими вкраплениями кое-где жадности.)
Книга настолько испорчена дохлыми жуками, что я не смогу выслать ее, пока она не побывает в прачечной (мне пока не удалось найти ни одной прачечной, которая взялась бы «отстирать» книжный муслин). Кроме того, я успел придумать только одну загадку:
— Что общего у Агнес с термометром?
— То, что Агнес не поднимается, когда холодно.
Мне почему-то кажется, что эта загадка тебе не понравится. Передай, пожалуйста, твоей маме, что я очень признателен ей за фотографии Э. и Дж. Что касается твоей фотографии, то сходство прямо-таки поразительное! Мне не оставалось ничего другого, как поцеловать ее — так она была похожа на оригинал. Поэтому я должен тебе не так уже много. Посылаю тебе поэтому 1 поцелуй, 2 поцелуя Эпи и 3 поцелуя Джесси. Пожалуйста, раздели поцелуи честно. Сообщи мне, как зовут мальчика-инвалида и его адрес. Тогда я смогу послать ему «Пасхальное приветствие».
Твой любящий друг Ч. Л. Доджсон
Менелле Уилкокс
Крайст Черч, Оксфорд 19 ноября 1878 г. Дорогая Нелла!
Какой чудесный мешочек ты сшила! И как он мне пригодится, особенно, когда я соберусь куда-нибудь съездить. В него входит все, что мне хотелось бы взять с собой: лютики, живая мышка или еще что-нибудь. Большое тебе спасибо за него. Я всегда буду вспоминать о тебе, когда мне случится им пользоваться.
Любящий тебя двоюродный брат
Ч. Л. Доджсон
Р. S. Передай привет от меня твоей маме.
Агнес Халл
Крайст Черч, Оксфорд 21 декабря 1878 г.
Милая моя Агнес!
Судя по всему к тебе вновь возвращается твое обычное расположение духа. Это очень странно и совсем не то, что следовало бы желать, особенно если принять во внимание, сколь скверно это расположение даже после того, как ты обретешь его вновь. Это одно из тех расположений духа, о которых так трудно удержаться, чтобы не сказать: «Чем быстрее его утратишь, тем лучше!»
Я написал по старой ошибке, что твое имя она произносит неправильно, так как «Агнес» рифмуется со словом «лес», а не «лис». В ответ мне было сказано:
— Ну конечно же, я произнесла имя «Агнес» неправильно! Ведь на то я и ошибка, чтобы было неправильно!
Что касается «лиса», то она посылает его мех тебе в подарок и надеется, что он пригодится тебе в холодную погоду.
Новая загадка.
— Почему Агнес знает о насекомых больше, чем многие люди?
— Потому что она далеко продвинулась в энтомологии.
Твой любящий друг Льюис Кэрролл
Эдит Блейкмор
Честнатс, Гилдфорд 26 декабря 1878 г.
Дорогая Эдит!
Шлю тебе свой привет, полтора поцелуя и желаю тебе хорошего сливового пудинга.
Преданный тебе Ч. Л. Доджсон
Агнес Халл
Честнатс, Гилдфорд 26 декабря 1878 г.
Дорогая Агнес!
Несколько дней назад я послал тебе загадку с ответом-«притворяшкой» (я называю так ответы, в которых спрятаны настоящие ответы) и думаю, что настало время послать тебе полную ее разгадку.
— Почему Агнес знает о насекомых больше, чем многие люди?
— Потому что она далеко продвинулась в энтомологии. Разумеется, ты знаешь, что «она» — это «еllе»{19}? (А если не знаешь, то что толку от того, что ты берешь уроки французского языка?)
— Пусть будет по-вашему,— скажешь ты.— А почему «еllе» так глубоко продвинулась в энтомологии?
Ах, Агнес, Агнес! Разве тебе так трудно произнести всю последнюю фразу вслух? Или ты не знаешь, что «л» — седьмая буква в слове «энтомология»? Она расположена в самой глубине слова, далеко от его начала — дальше просто некуда, куда же дальше?
