– Блин… где же… ах, вот оно! – Настя вытащила из рюкзачка косметичку, обтёрла платочком лицо, на счёт раз-два привела в боевое состояние помаду и подкрасила губы. Потом она пригладила волосы, выхватила из рюкзачка томик Мураками, бросила его на коврик и сама улеглась рядом, держа перед собой планшет. Убедившись, что приготовления сделаны, она выдохнула и нажала на кнопку видеосвязи.

– Привет, котёнок! – сказал возникший на дисплее парень. На нём сейчас были не зеркальные, а обыкновенные очки, а квадратное лицо излучало надёжность. – Как ты там?

– Ой, медвежоночек, ты знаешь, меня тут родаки уволокли на дачу! Воображаешь? – Голос Насти был таким непритворно-обиженным, что ей саму себя стало жалко. – Я отбивалась всеми четырьмя лапами, но им же всё по барабану. Говорю: «Что мне там делать?» А они: «А хочешь, ничего не делай!» Вот, лежу, читаю… Папа с Серёжкой дрова пилят…

– Ч-чё-орт… Карапузик, мы же вчера договаривались, что сегодня вечером встретимся…

– Нет, ну а что я могла? Думаешь, они меня одну оставят? Ага, щаззз! Я для них дитятко неразумное. Они, наверное, думают, что мы и с тобой только за ручку ходим и целуемся раз в неделю.

– А что, нет? – Собеседник ухмыльнулся и подмигнул. – У тебя и ручками хорошо получается… И губками…

Надия, которая всё отлично слышала, сидела с каменным лицом.

– Молодой человек, вы переходите все границы! – Настя погрозила собеседнику пальчиком. – Не забывайте, я девушка благовоспитанная, и такие гадости, о которых вы тут говорите, даже вообразить не могу!

– А я вот тут сижу и воображаю…

– Семён! У тебя что, спермотоксикоз? Чего тебя так разобрало? Ты вроде бы работать остался, а не воображать!

– Ну не дуйся, мой котик! Ты вот что скажи – тебя надолго увезли?

– Дня на три. В субботу возвращаемся. Сёмочка, милый, раньше никак не получится, ты пойми!

– Ну ладно, – Семён улыбнулся. – Не скучай там…

– Ну я так по тебе соскуууучилась!

– И я по тебе, котёночек. Ну ладно, у меня тут работы ещё – конь не валялся. Целую, девочка моя. А ты меня поцелуешь в писю?

– Ни за что! Потому что ты хулиган и меня смущаешь! Пока-пока, мальчик-хулиганчик, не балуйся без меня! – Настя чмокнула экран, нажала отбой и со стоном зажала лицо руками.

– Блиииин! Надь, ты никому не рассказывай, ладно?

– Да успокойся, я дура, что ль? – фыркнула Надия. – Это ваша личная жизнь. Хоть ручками, хоть ротиком, хоть кандибобриком…

Настя не выдержала и лягнула подругу в бок, та закрылась локтем.

– Ну, пройдут три дня, а потом что придумаешь? – спросила Надия.

– Что-нибудь. Где наша не пропадала.

Со стороны берега послышался треск и междометия, означавшие удовлетворение достигнутым результатом.

– Переправа готова! – крикнул Петя. – Девчонки, поднимайтесь!

Родион рассчитал всё правильно: берёза, зацепившись комлем у самой кромки воды, половиной усохшей кроны захватила противоположный берег. Надия, придерживаясь руками за траву, толкнула берёзу ногой – раз, другой, посильнее, потом решительно встала на неё обеими ногами и попрыгала. Берёза лежала как влитая.

– Отлично. Комиссия принимает мост. Пройдём как по проспекту.

– Не свалимся? – спросила на всякий случай Настя.

– Да хосспадя… наивный ребёнок! Родик, давай вперёд. Возьми паракорд, закрепишься там.

– Да не вопрос, – хмыкнул Родион. Он закрепил на суку могучей ветлы саморазвязывающийся узел и зашагал по поваленной берёзе, разматывая паракорд.

Он шёл как по каменному мосту – легко и непринуждённо….Потом все, кто стоял на берегу, говорили, что у них возникло какое-то нехорошее предчувствие – но всё произошло слишком быстро, чтобы предупредить. Как бы то ни было, дойдя до середины реки, Родион повёл себя странно: остановился и принялся махать руками, выкрикивая что-то энергичное: удалось разобрать слова «мать» и «сколько же вас тут». Затем он без видимых причин сиганул с берёзы в реку. Мутная вода скрыла его с головой.

– Да вашу мать! – некультурно заорал он, выныривая. Вода доходила ему до плеч. – Суки! Шершни! Целое гнездо! Тяните меня! Нет, валите отсюда, а то они сейчас на вас налетят! Ай, пошёл вон, сука! Тяните, меня засасывает!

Не совсем поняв, что случилось, Пётр и Надия схватились за паракорд и принялись рывками вытягивать злополучного первопроходца. Настя испуганно причитала, но под руки благоразумно не лезла, понимая, что неумелый помощник в таком замесе может нарваться на оскорбление словом – а в худшем случае и на оскорбление действием. Родион отфыркивался, пытался подгребать и время от времени громко желал чьей-то матери счастья в личной жизни.

Происходящее напоминало сюрреалистический спектакль по мотивам творчества Корнея Чуковского, а именно – эпизод вытаскивания бегемота из болота.

Скоро Родиона подтянули к спасительному берегу.

– Пху… кррх… фх… – он отхаркнул какой-то бурый кисель. – Вы бы их видели!.. Настоящие чудовища!

– Родик, видел бы ты себя сейчас. Ты не лучше, – посчитала нужным заметить Надия.

Родион и в самом деле напоминал болотную нежить: перемазанный илом, с тиной в волосах и с кокетливо прицепленной за ухом веточкой какого-то подводного растения.

– Вся в грязи и в жопе ветка – это в бой идёт разведка! – неожиданно для всех продекламировала Настя.

Несколько мгновений все молчали – не верили, неужели и вправду ЭТИ нежные губки произнесли ТАКИЕ слова. А потом Петя, Надия и Родион дружно грохнули, да так, что почти выбравшийся на берег первопроходец кувыркнулся обратно в реку, а Петя, пытавшийся его удержать, сам свалился за ним.

Утирая слёзы, Надия с помощью стеснительно хихикавшей Насти поочерёдно вытянула парней за шиворот на материк. Если бы она не применила силу, мужская половина экспедиции долго бы ухахатывалась в грязи, точно самые счастливые в мире кабаны.

Полмесяца назад они сидели в камералке университетской геостанции. В углу стола лежали рулоны ватмана с намеченной триангуляцией. Крупный ночной мотылёк, фырча крыльями, носился под потолком.

Почти все члены бригады разошлись – кто спать, а кто продолжать банкет в домиках студенческого лагеря. Влад, весь вечер скрипевший на губной гармошке, отчалил одним из первых – вслед за пепельноволосой губастенькой Светочкой, на которую у него были определённые виды. Многие порадовались его уходу, потому что губная гармошка хороша в гомеопатических дозах.

– Сия война на нас одних будет, – изрёк Родион, поднимая за горлышко двухлитровый пивной баллон (ещё один баллон такого же размера и две полуторалитровки, опорожненные соединёнными усилиями всей бригады, уже валялись под столом). Самые стойкие полуночники – Петя с Надей, которая требовала от всех, чтобы её звали Надия и никак иначе, кукольно-красивая Василиса, Родионова пассия, и Настя, которую Василиса втайне недолюбливала, однако всячески покровительствовала ей, потому что Настя славилась вниманием и усидчивостью и к ней всегда можно было обратиться за помощью – придвинули свои кружки. Родион щедро налил всем пенящегося напитка, не забыв и себя.

– Прозит! – улыбнулась Василиса, и все со вкусом отхлебнули по большому глотку. На самом деле пиво было дрянь. Но когда тебе нет и двадцати, когда ты сидишь тёплой летней ночью в кругу друзей и подруг, и сам воздух, кажется, напоён юностью и задором, и впереди ещё почти целое лето, полное приключений – даже паршивое пиво кажется амброзией.

Василиса выпила свою порцию до дна, затем, не дожидаясь других, налила себе ещё полную кружку и решительно опрокинула в себя.

– Ты что-то увлеклась, крошка, – заметил Родион.

– Да я, можно сказать, горе заливаю, – ответила Василиса. – Я, Родичек, сегодня узнала, что моя поездка в Мексику накрылась медным тазом!

– Что случилось-то? – спросил Родион.

– Моего папашу неожиданно потянуло к земле! – раздражённо ответила Василиса. – Он внезапно купил участок в каких-то пердях, и теперь бабло, отложенное на Мексику, зароют в дерьмово-подзолистые почвы! – Василиса вздохнула сквозь зубы, выщелкнула из пачки сигарету, прихватила её губами и чиркнула «зиппо». Поскольку она давно начала «заливать горе» и её движения были несколько раскоординированы, она невольно продемонстрировала правоту поговорки про дурака и стеклянный сувенир: зажигалка жалобно крякнула, упала на пол и распалась. Василиса не по-девичьи выругалась и пинком отправила останки зажигалки в угол. – Вот ведь говенный день, все как сговорились меня выбесить!