Он прогнал воспоминание. Даже если все это было правдой, его всегда ждали новые приключения.

Вы, наверное, думаете, что пьяный дебош, устроенный Магнусом в Ту Ночь, и есть та причина, по которой ему запретили появляться в Перу. Но после этого, как ни удивительно, ему позволили приехать туда еще раз. Много лет спустя он вернулся, и его действительно ждали новые приключения.

Магнус прогуливался по улицам Куско, мимо монастыря Ла Мерсед и вниз по калле Мантас, когда услышал мужской голос. Первое, что он отметил, – его гнусавость, второе – то, что говорят по-английски.

– Я не согласен, Китти. Я настаиваю на том, что нам надо было сесть на автобус в Мачу-Пикчу.

– Но, Джеффри, из Нью-Йорка в Мачу-Пикчу не ходят автобусы.

– Да? – сказал Джеффри, выдержав паузу. – Что ж, если «Нэшнл Джеографик» наносит это отвратительное место на свои карты, могли бы и организовать автобусный маршрут.

Тут Магнус увидел собеседников. Они пробирались под арками, которых было полно, если пройти дальше колокольни. У Джеффри был нос человека, который никогда не затыкается. Он шелушился на сухом воздухе под палящим солнцем, а некогда накрахмаленные края белых брюк теперь обвисли, как жалкий вянущий цветок.

– А еще эти местные жители! – сказал Джеффри. – Я думал, мы хоть фотографий приличных нащелкаем. Думал, они будут колоритней, понимаешь?

– Ну надо же, оказывается, они здесь не для того, чтобы вас развлекать, – сказал Магнус по-испански.

Китти развернулась при звуках его голоса, и Магнус увидел насмешливое миниатюрное лицо и рыжие кудри под полами огромной соломенной шляпы. Китти морщила губы.

Джеффри тоже развернулся.

– Хорошая находка, подруга, – сказал он. – Вот этот – колоритней некуда.

Это было правдой. Магнус носил больше дюжины шарфов разных расцветок, аккуратно подобранных так, что они вились вокруг него удивительной радугой. Наблюдательность Джеффри его не впечатлила – тот не мог сообразить, что коричневая кожа бывает не только у местных, но и у таких же гостей страны, как он.

– Послушайте, старина, не хотите ли сфотографироваться, – сказал Джеффри.

– Вы идиот, – сказал ему Магнус по-испански, широко улыбаясь.

Китти усмехнулась и закашлялась.

– Спроси его, Китти, – сказал Джеффри тоном хозяина, желающего, чтобы его собака исполнила трюк.

– Простите его, – запинаясь произнесла Китти по-испански.

Магнус улыбнулся и эффектным жестом подал ей руку. Пройдя по плитам, которые время сделало гладкими, как вода, Китти пожала ее.

– Замечательно, замечательно. Маме фотографии понравятся, – радостно сказал Джеффри.

– Как ты с ним уживаешься? – поинтересовался Магнус.

Они обменялись белозубыми, но совершенно неискренними улыбками актеров.

– Нелегко, – призналась Китти.

– У меня есть другое предложение, – сказал Магнус растянутым в улыбке ртом. – Давай убежим вместе. Прямо сейчас. Нас ждет увлекательное приключение, обещаю.

Китти озадаченно посмотрела на него. Джеффри развернулся, ища того, кто мог бы сфотографировать всех троих вместе. Из-за спины Джеффри Магнус заметил, что лицо Китти медленно расплывается в ответной улыбке:

– Что ж. Почему бы и нет?

– Отлично, – сказал Магнус.

Он развернулся, схватил ее за руку, и они, смеясь, побежали по залитой солнцем улице.

– Нам нужно бежать быстрее. Он обязательно заметит, что я украла у него часы, – запыхавшись, крикнула Китти на бегу.

Магнус моргнул:

– Простите?

Позади них раздался шум, очень похожий на облаву. Магнус был, хоть и не по своей вине, хорошо знаком со звуками полицейской погони. Он заставил Китти свернуть в переулок. Все еще смеясь, она стала расстегивать пуговицы на блузке.

– Они, наверное, не сразу поймут, – пробормотала она, когда жемчужные пуговицы разошлись, явив глазу роскошные изумруды и рубины, – что я украла все драгоценности его матушки.

Она хитро улыбнулась, и Магнус расхохотался:

– Так вы обводите вокруг пальца неприятных толстосумов?

– И их матушек. Я бы, наверное, смогла лишить их всего состояния или, по крайней мере, серебра, но, когда такой красавец предложил мне убежать с ним, я подумала: «Была не была».

Звуки погони стали громче.

– Это было верным решением. Раз уж вы мне кое-что показали, позвольте и я вам тоже кое-что покажу.

Он щелкнул пальцами, не забыв о том, чтобы впечатлить даму шлейфом из голубых искр.

Китти поняла, что происходит, когда один из преследователей заглянул в переулок и побежал дальше.

– Они нас не видят! Мы невидимы! – взволнованно выдохнула она.

Магнус поднял брови и сделал эффектный жест:

– Вы совершенно правы!

Магнусу доводилось видеть людей напуганных, шокированных, пораженных его способностями.

Но Китти бросилась ему на шею:

– Скажите мне, прекрасный незнакомец, вы не хотели бы стать вором-волшебником?

– Похоже, приключение будет веселым. Только обещайте, что воровать мы будем у противных богачей, а деньги тратить на выпивку и безделушки.

Китти одарила его поцелуем.

Они полюбили друг друга, но любовь их продлилась только одно лето. Но это было сумасшедшее лето. Они со смехом убегали вместе, а их разыскивала полиция сразу нескольких стран.

Самым приятным воспоминанием, оставшимся у Магнуса, была фотография, которую он так и не увидел: последняя фотография, сделанная Джеффри, – человек в развевающихся разноцветных шарфах и стоящая за ним женщина в белой блузке улыбаются, потому что им обоим известно то, о чем не подозревает фотограф.

Но даже то, что Магнус, неожиданно для себя самого, стал мошенником, не было причиной его изгнания из Перу. Верховный совет колдунов провел тайное заседание, и несколько месяцев спустя Магнус получил письмо, где говорилось, что отныне ему под страхом смерти запрещено появляться в Перу, ибо он совершил чудовищные преступления. Несмотря на все попытки получить разъяснения, он так и не узнал, почему именно его изгнали из страны. Причина, по которой Магнусу запретили появляться в Перу и по сей день, остается – и, наверное, уже навсегда останется – тайной.

При слове «Аксель» королева застыла. Именно этого и добивался Магнус. Он вытолкнул ее спиной вперед. Шар отлетел от окна сантиметров на тридцать, и королева упала в корзину только половиной тела.

Магнусу нравились утренние запахи Парижа. И это было удивительно, потому что пахло в Париже по утрам перепревшим на солнце сыром и рыбьими внутренностями. Еще пахло людьми и продуктами их жизнедеятельности (не культурой, а гораздо менее приятной субстанцией, которую ведрами выливали из окон). Но были и другие запахи, менявшиеся от улицы к улице, от здания к зданию. Пьянящий запах пекарни неожиданно сменялся ароматом гардений в саду, а тот уступал место вони и запаху крови со скотобойни. Париж был полон жизни – Сена струилась по огромной артерии, сосуды широких улиц сужались до крошечных переулков, – и каждый дюйм был пропитан запахом. Здесь пахло жизнью – жизнью во всем ее разнообразии.

Сегодня, впрочем, запахи были даже чересчур сильны. Магнус отправился по незнакомому маршруту, который завел его в захолустный уголок Парижа. Дорога здесь была ухабистой, и карета подпрыгивала на кочках. Внутри было ужасающе жарко. Магнус оживил один из своих роскошных китайских вееров, но облегчения не почувствовал – воздух едва колыхался. Пришлось признаться себе (чего совсем не хотелось делать), что новый камзол в розово-голубую полоску из тафты и атласа и шелковый жилет с пташками и херувимами совсем не подходили для такой жары. Воротник-бабочка, парик, чудесные новые перчатки нежно-лимонного цвета… все это было не по погоде.