— Какая же я уродина, просто невероятно!

— Ну, так уж и уродина, — говорю.

— Тебе-то откуда знать! — сказала Либби. — Ты моя копия.

— Бред!

— Сама погляди.

Я посмотрела в зеркало.

— Не знаю, Либби. По-моему, мы не похожи.

— Похожи, ещё как! — завопила Либби. — Вот погоди, будет тебе тринадцать. Станешь, как я, уродиной, если не хуже! О-о-о, прямо хоть плачь!

— Ты и так ревёшь уже три дня.

— Отстань от меня!

Я спустилась в кухню и всё рассказала маме.

— Либби просто переживает, что её не взяли на роль. Ничего, это пройдёт.

— Она думает, что роль ей не дали оттого, что она уродина.

— Это она придумывает. И чувствует себя некрасивой. Внешний вид — это всегда отражение внутреннего состояния. Если чувствуешь себя красавицей, ты и будешь красавицей. Всё изнутри.

— Да ты что! — удивилась я. — Вот не знала.

Мама улыбнулась.

— Почему же ты не скажешь этого Либби? — спрашиваю.

— Пыталась, — вздохнула мама. — Она не слушает. Вот, держи морковку.

— Спасибо.

Я вполне могла бы питаться только сырой морковкой. Ничего вкуснее пока не изобрели. Днём я пошла в бассейн с Маус и Бетси. Мама осталась дома с Либби.

— Как думаешь, я уродина? — спросила я Маус.

Бетси ответила:

— Да. Но я тебя всё равно люблю. И Ойчи любит.

— Ой, Бетси! — сказала Маус. — Шейла не уродина, что ты мелешь?

— Ладно, не уродина, — согласилась Бетси.

— А Либби говорит, уродина. Говорит, я её точная копия, а она — одна из самых уродливых людей в мире.

— Дура она, вот что, — сказала Маус.

— Это без сомнений, — говорю. — Но как думаешь, может, и правда я когда-нибудь стану на неё похожа?

— Ну уж нет. Никогда.

Какое счастье.

На следующий день Либби решила выучить пьесу целиком. На случай, если кто-то заболеет и освободится другая роль. Например, Венди.

Я спросила: если она будет Венди, кому тогда играть роль Капитана Крюка? А она мне: ты совсем глупая, раз задаёшь такие вопросы. Нет, я её совсем не понимаю.

Мы с Маус нарисовали три больших дерева и принялись за арку. Через неё Венди и остальные попадают в Нетландию. Только они не полетят под ней, как в книге, а просто будут махать руками.

Проблема в том, что арка сама по себе никак не стоит, заваливается, и всё тут. Поэтому Майк, ответственный за декорации, говорит, что мы с Маус должны стоять весь спектакль и держать её, чтоб не падала. Маус не хочет. Стесняется. А мне лично кажется, что это весело и почётно — держать такую важную вещь.

На спектакль приглашены все родители и вообще все, кто пожелает. Папа повесил объявление в местном колледже. Он уверен, что кто-нибудь из студентов захочет прийти.

Девочку, исполняющую роль Венди, зовут Мэрианн Маркман. По-моему, классное имя для актрисы. Куда лучше, чем «Либби Тубман». Удивительно, почему папа с мамой об этом не подумали, когда выбирали имя для моей сестры. «Шейла Тубман» звучит немногим лучше, но я, по крайней мере, не собираюсь становиться великой актрисой или балериной. И вообще, я могу взять псевдоним Шарм Туб или что-нибудь вроде того.

Я кое-что заметила. На репетициях Мэрианн поёт громко, и играет она хорошо. Но когда кто-нибудь, не занятый в пьесе, садится в зале посмотреть, как народ репетирует, её еле слышно. Интересно, что будет на премьере.

Либби до сих пор надеется, что Мэрианн заболеет, и ей предложат сыграть Венди. А я постоянно торчу на сцене со своей аркой и тоже выучила все роли. Так что, если Либби всё же достанется Венди, может, я буду Капитаном Крюком.

Наконец настал вечер премьеры. Папа подарил Либби розу в честь этого события.

— О, Бертрам! — вскричала она. — Как это мило с твоей стороны!

Хорошо, что сегодня это закончится. Меня уже тошнит от моей сестры-актрисы.

Мне и Маус пришлось одеться в сине-жёлтые костюмы, чтобы слиться с декорациями.

Мэрианн пришла сильно заранее, она не чихала, не кашляла и ничем другим не заболела. Либби в костюме Капитана Крюка смотрелась глупо. Зато из Расса вышел великолепный Питер Пэн. Жаль, он не мог летать по-настоящему.

В первом отделении всё шло хорошо, кроме того, что Маус раскашлялась, когда Расс пел. Он прервался на полуслове и подождал, когда она перестанет. Мэрианн пела негромко, но очень чисто. Правда, пробегая сквозь арку, чуть не сбила меня с ног, но я устояла, и арка тоже.

Либби появилась на сцене в середине второго акта и спела очень громко, а когда закончила, зрители захлопали. Иногда, наверное, лучше петь плохо, но громко, чем хорошо, но тихо. Мэрианн никто, кроме нас с Маус, не слышал. Услышав такое громкое пение Либби, Мэрианн остолбенела и начисто забыла слова. Она стояла и молчала. Наконец я прошептала её реплику. Она продолжала молчать. Тогда я произнесла реплику вслух. Не уверена, что зрители заметили, что говорю я, потому что Мэрианн шевелила губами. Так я и говорила за неё до конца акта! Либби сделала мне страшное лицо, но я же была нужна Мэрианн. Что мне оставалось? А Маус еле на ногах держалась от хохота, и обе мы забыли про арку, так что, когда Расс в очередной раз под ней «пролетел», она повалилась на бок.

Но мы её быстро подняли, так что не думаю, что мы испортили весь спектакль, как утверждает Либби. В целом, по-моему, всё прошло на ура, хотя Либби теперь со мной не разговаривает.

На плавание хожу сейчас три раза в неделю. Марти говорит, что мне пора опускать лицо в воду, потому что иначе дальше мы не продвинемся. Я ему говорю:

— Не могу я опустить в воду лицо, и на то у меня есть по крайней мере одна весомая причина.

— Слушаю, — сказал Марти. — Что за причина?

— Кое-что очень важное, о чём вы, может, никогда бы не догадались.

— И?

— Вы в самом деле хотите знать?

— Мечтаю, — сказал Марти.

— Хорошо. Я скажу. Я не могу опустить лицо в воду по той простой причине, что я боюсь!

— Шейла! — воскликнул Марти. — Я тобой горжусь!

— Гордитесь?

— Да. Ты хоть понимаешь, что впервые сказала мне правду?

— Серьёзно?

— Да, серьёзно. Наконец ты признала свой страх. Это первый шаг в нужном направлении. С сегодняшнего дня всё пойдёт как по маслу! — Марти спрыгнул в бассейн. — Давай, Шейла. Я тебе что-то покажу.

Я спустилась по лесенке и встала рядом с ним.

— Смотри. — Марти погрузил лицо в воду, и оттуда всплыли большие пузыри. Он повернул голову на бок и вдохнул. Потом снова опустил лицо и выдул пузыри. Так повторилось десять раз. В его исполнении это смотрелось довольно просто.

Когда он закончил, я захлопала в ладоши.

— Молодец, Марти, — сказала я.

— Умничаешь, да? Давай поглядим, как у тебя получится.

— Не могу, — говорю. — Боюсь.

— Я тебя за руку подержу.

Я смотрела на Марти и вспоминала слова мамы: если к концу лета я не научусь плавать, выдыхая в воду, Марти вернёт деньги, потраченные на уроки. Мне очень не хотелось причинять Марти неприятности. И зачем только он заключил с мамой такую глупую сделку!

— Прошу тебя, Шейла. Попробуй.

— Ой, ну ладно, — сказала я, вцепляясь в его руку… И погрузила лицо в воду.

И едва не захлебнулась насмерть! Марти пришлось хлопать меня по спине, пока я не откашлялась.

— Что ты должна была делать, Шейла? — спросил он.

— Выдувать пузыри.

— А ты? Выдувала?

— Нет, просто обычно дышала.

— И что ты выяснила?

— Что дышать в воде невозможно.

— Правильно! — обрадовался Марти. — Так что давай попытайся ещё разок. Только сначала вдохни, а потом выдохни в воду.

— Хорошо.