Минареты, мечети и бастионы Дели сверкали так, словно были сделаны из расплавленного металла. А вдали, поднимаясь над куполами бесчисленных усыпальниц, над развалинами Семиграда, тянущимися на восток, возвышалась высоченная башня Кутаб Минара, словно острое, поднятое вертикально копье сквозь низкие пурпурные облака.

Винтер натянула поводья и остановила лошадь, чтобы вдосталь налюбоваться видом этой сказочной красоты, и пока она смотрела, золотистое сияние перешло в розовые тона, затем в бледно-лиловые, и наконец зубчатые стены, «мыльные пузырьки» куполов, минареты и дворцы словно остыли совсем и окрасились в розоватую лазурь. На фоне сияющего неба зрелище было незабываемым. Река несла по темным равнинам свои воды, казавшиеся в закате багрово-красными. Непрошенные слезы навернулись на глаза девушки. Ей показалось, что в этой короткой вспышке волшебной красоты, озарившей небо великих моголов, и в быстрых сумерках, поглотивших ее, есть что-то символическое…

Где-то за этими стенами, тенью среди других теней шаркал старческими ногами по великолепным мраморным дворцовым плитам последний из моголов. В этом дворце, выстроенном шахом Хананом, он сочинял теперь персидские куплеты, чтобы тем самым хоть как-то скрасить свою отныне бессмертную жизнь. Это был старый и дряхлый, в поношенных шальварах человек, который с недавних пор стал королем только на бумаге.

Словно эхо, пробившись сквозь толщу времени, нашептывало Винтер на ухо голосом Азизы Бегам сказки, которые читают маленьким детям на ночь:

— …и пески наползли на город, и погребли его под собой, и казалось, что на этом ровном месте никогда ничего и не было…

Полковник Эбатнот также пребывал в задумчивости, глядя вниз, на крепостные стены города. Но думал он о другом. Неожиданно, словно он продолжал с кем-то жаркий спор, у него вырвалось:

— Да, думаю, это в принципе возможно. Но армия все равно быстро наведет порядок.

Винтер оглянулась удивленно на полковника.

— О чем вы, сэр? Где армия должна навести порядок?

Полковник очнулся от задумчивости и проговорил:

— Прости, милая. Я думал вслух, да? Дурацкая привычка. Сейчас мне припомнилась одна статья, которая была написана сэром Генри Лоуренсом… э-э… лет десять назад или даже больше. Тогда она вызвала большой переполох. Многим она пришлась не по душе. Но я вырезал ее и сохранил. Статья о Дели. Он доказывал, что при случае мятежники очень легко могут захватить город. И если это случится, то у сотни бунтовщиков сразу же появятся тысячи сочувствующих. В двадцать четыре часа каждый плужный лемех будет перекован в меч. Вот я и думаю, что во всем этом определенно что-то есть… Я всегда считал, что всем нам было бы намного спокойнее, если бы хоть один полк был расквартирован в пределах города. Конечно, у нас здесь есть охрана, но она покажется каплей в море, когда возникнет угроза захвата Дели мятежниками.

— Вы думаете, что такое возможно?

— Нет, нет… Конечно, нет! Это маловероятно. Никогда еще страна не пребывала в состоянии такого спокойствия. Но мы — военные и обязаны всегда отрабатывать тактику. Хотя теоретически это возможно. Впрочем, снова отнять у них город будет нетрудно. Чернь ничего не сможет поделать с регулярной армией. Я готов биться об заклад, что мне удалось бы отнять город обратно с одними моими сипаями. Где вы еще видели таких богатырей?! Лучшие войска в мире!

В глазах полковника Эбатнота сверкнул фанатичный блеск, и он стал рассказывать Винтер об одном случае небольшой перестрелке, случившейся лет тридцать тому назад. Так вот, рота местной пехоты, которой он тогда командовал, проявила просто завидную удаль и храбрость.

— Эх, вот бы моих сипаев в Крым послать! — мечтательно вздохнул полковник Эбатнот. — Клянусь честью, они утерли бы нос всем этим молодчикам из Конной Гвардии! Там, правда, уж очень холодно. С климатом они, пожалуй, не совладали бы. Но если не брать это в расчет, если дать им толковых офицеров, они горы свернут, клянусь честью! Я же говорю: лучшие войска в мире! Для меня большая честь командовать ими. Как и для всякого другого офицера. И пусть кто-нибудь попробует с этим не согласиться! Люди, вроде Карлиона, сами не ведают, что говорят. Нет опыта, что поделать. Но…

Полковник Эбатнот, который с гордостью и нежностью отзывался о своем полку, словно там служили его любимые сыновья, казался заметно раздраженным, видно, вспомнил что-то неприятное.

— Эх, старина Карлион, — вслух продолжал рассуждать полковник Эбатнот, нахмурившись. — Просто не знаю, что с ним делать! Неплохой парень вообще-то. Прекрасный стрелок, а видеть его в седле — просто одно удовольствие. И тем не менее порой он…

Летучая мышь пролетела над полковником Эбатнотом, едва не коснувшись крылом головы. Это вывело его из состояния задумчивости. Он удивленно осмотрелся вокруг, как будто только сейчас осознал, что сумерки уже совсем сгустились, и Ридж, где они находились, давно уже светился под серебристым лунным светом.

— Поедем отсюда, дорогая. Пора возвращаться, а то миссис Эбатнот еще, чего доброго, будет волноваться.

Они повернули лошадей в сторону дома и легким галопом поскакали сквозь сумерки к белому бунгало в военный городок, огни которого просвечивали сквозь листву.

К северо-востоку от Дели облака собрались в тот вечер, на который был назначен пикник при луне: угрожающе серая полоса легла вдоль всего горизонта, хотя над ней небо оставалось чистым. Миссис Эбатнот поглядела на небо с некоторой тревогой и решила взять с собой на пикник коллекцию плащей и зонтов и распорядиться подать крытую карету. Но Алекс убедил ее, что если она это сделает, то дождь пойдет уже наверняка, и добавил, что, если бы на севере действительно шел дождь, он застал бы его на обратном пути в Лунджор.

Низкое солнце, окрасившее стены старинного города, блистало своим теплым великолепием и слепило тех, кто приехал на пикник раньше и теперь прогуливался по широкой зубчатой стене между Кашмирскими воротами и Водным бастионом, глядя на зеленые заросли Кудзиа-Баг. Ужин должны были устроить у дома охраны, рядом с главной смотровой башней. Тем временем гости прогуливались по стенам, любовались закатом и ждали восхода луны.

Карлион, Винтер и Алекс отправились на пикник верхом, а миссис Эбатнот с дочерьми поехала в карете. Поездка была приятной, несмотря на то что дорога была чересчур пыльной. Карлион вел себя примерно. Когда он хотел этого, он мог быть замечательным спутником, а в тот вечер прилагал к этому все усилия. Поэтому к моменту, когда они достигли Кашмирских ворот, Винтер была настроена к нему весьма благосклонно. Проехав под массивной аркой ворот, они спешились перед главной смотровой башней, и Алекс остановился поговорить с джемадаром. Неожиданно его окликнул всадник, подъехавший к воротам со стороны церкви Святого Джеймса.

— Алекс! Ей-Богу, это ты! — всадник пришпорил своего коня, подъехал ближе и, перегнувшись через седло, хлопнул капитана Рэнделла по спине. — Когда ты вернулся? За эти полгода я получил от тебя всего пару слов по почте. — Алекс быстро обернулся и схватил протянутую руку.

— Уильям! Что, черт возьми, ты здесь делаешь? Мне сказали, что ты в Дагшае.

— Да, официально я именно там и нахожусь.

— Ну-ка, слезай и присоединяйся к нам. Контесса, позвольте мне представить вам лейтенанта Ходсона. Уильям, контесса де лос Агвиларес и лорд Карлион.

Лейтенант Ходсон, наклонившись, протянул руку, и, здороваясь с Винтер проговорил:

— Надеюсь, вы меня простите, если я не стану спешиваться. Я недавно вывихнул лодыжку и с трудом передвигаюсь без коня.

Он был стройным и поджарым, как Алекс, хотя несколько выше его ростом, и выглядел несколько старше; но Алекс был темноволосым и сильно загорелым, Ходсон же был мужчиной нордического типа. Индийское солнце, не в состоянии изменить цвет его белой кожи, выжгло его светлые волосы и длинные кавалерские усы до такой степени, что они тоже стали почти белыми, и темными на его лице остались только глаза. И глаза его были замечательны: цвет их был настолько голубым и они казались темными и такими большими, что способны были покорить женское сердце, но они могли быть колючими, свирепыми и сверкающими, как у сокола.