— Да, я за коммунизм, — говорит поп. — Иисус Христос тоже был за коммунизм.

— Вы что–то путаете, — говорят двенадцать кулаков, двенадцать его учеников, — если Иисус Христос был бы за коммунизм, значит, мы были бы против Иисуса Христа. Но мы за Иисуса Христа, следовательно, он не за коммунизм.

— Коммунизм коммунизму рознь, — говорит поп. — Есть коммунизм христианский и есть коммунизм антихристианский. Теперь коммуны и колхозы, а раньше монастыри. Какая между ними разница? А разница между ними та, что монастыри были угодны богу, а коммуны не угодны богу. Вот какая между ними разница.

— Вы подробнее, батя, — говорят двенадцать учеников. — Чтобы было понятнее, батя.

— И сказано, — говорит поп, — что явится антихрист и будет он подобен богу нашему Иисусу Христу. И что же мы видим? Действия антихриста подобны действию Христа. Последователи Христа создавали монастыри, последователи антихриста создают колхозы. И те, и другие построены на одинаковых экономических устоях. Но какая разница между ними, это вам самим известно. Последователи Христа создавали храмы, последователи антихриста создают клубы. Последователи Христа собирали вокруг себя верующих, последователи антихриста собирают вокруг себя неверующих.

— Но я слежу за мировыми событиями внимательными глазами, — говорит Лука, — я читаю газеты. И что же я вижу? Я не знаю, кому подражают коммунисты, но я вижу, кому подражают фашисты. Фашисты подражают коммунистам. Они организуют ячейки по образу и подобию коммунистов. Вся их борьба направлена против коммунистов и рабочих, но организационная система у них такая же, как у коммунистов. Разрешите мои сомнения, святой отец, ответьте на мой вопрос: кто же фашисты, последователи ли они антихриста или христиане, как и мы?

— Я тебе отвечу, сын мой, — говорит поп. — Лучше всего бороться с врагом оружием врага. Фашисты, то есть христиане, борются с антихристом и его идеями его же методом, взяв за основу его организационный принцип. Поняли, братья мои?

— Поняли, — ответили двенадцать кулаков, как один кулак.

— Следовательно, и нам так же нужно бороться? — спрашивают кулаки.

— И нам нужно бороться их же оружием. Они организовали колхоз. И мы организуем колхоз. Но их колхоз неугоден богу. А наш колхоз будет угоден богу. Он будет как монастырь. То есть официально он будет колхоз, а неофициально монастырь.

— Вот тоже выдумал, — говорят двенадцать кулаков, — кто захочет быть монахом? Тащи назад.

— Мы не монахи, — говорят кулаки.

— А кто же вы? — спрашивает поп.

— Мы кулаки, — говорят кулаки.

Только сын попа сидит и молчит, потому что молчание — это знак согласия. «Вы кулаки, — думает он, — какие же вы апостолы. И Тайная вечеря — не Тайная вечеря, а кулацкое собрание».

И в самом деле это кулацкое собрание. Водка стоит на столе в форме графина и в форме бутылок. Но самогон, тот проще, он стоит в фоме ведра. Кулацкая закуска — это не пища ума и здоровья, это не пища работы, это пища хитрости и удовольствия и, прежде всего, спутник вина, проводник водки. И вот на столе лежит свинина, ничего, кроме свинины. Свинина в виде колбасы; свинина в виде сосисок, свинина в виде окорока, свинина в виде свинины. И, наконец, поросенок с хреном. Высшее достижение и самый высокий символ. Поросенок с хреном — это еще невыкованный герб, герб, который носит каждый кулак в своем сердце, как в своем желудке. И никому никогда не показывает.

«Свинина, — с тоской думает сын попа, — это ли пища Иисуса Христа и его апостолов?»

— Свинина, — говорит поп, — это истинная пища истинных христиан. Заметьте, ни иудеи, ни магометане не едят свинины. Почти то же самое можно сказать про наших бедняков и батраков.

— Они не едят потому, что у них нету, — говорит Лука.

— Это неважно, почему они не едят. Факт тот, что они не едят. Следовательно, они наши враги.

— Но коммунисты едят. У меня жил один инструктор из города. Так прежде всего: нет ли у вас свинины?

— Исключение только подтверждает правило.

— Не лукавь, — говорит Лука.

— Я не Лука, чтобы лукавить, — насмешливо отвечает поп.

— Это ли острота, — с тоской думает сын, — бога нашего Иисуса Христа? Непохож. Совсем непохож. Как могло мне взбрести в голову, что похож.

Но вот в разговор вмешиваются самогон и водка. И разговор принимает другой характер.

— Мы начали с антихриста, — говорит Лука, — а кончили свининой. Не лучше ли нам снова вернуться к антихристу?

— К антихристу! К антихристу! — крикнули двенадцать кулаков.

— Повторите, если вам не трудно, определение антихриста, — просит Лука.

— С большим удовольствием, — говорит поп, — антихрист — это копия Христа, обратная сторона медали. Внешне он во всем похож на Христа, внутренне он ему противоположен.

— А лицом он похож на Христа? — спрашивает Лука.

— Как копия. Как портрет. Как Иисус Христос на Иисуса Христа. Как вы на самого себя.

— Странно, странно, — говорит Лука, — а не кажется ли вам, что вы смахиваете немножко на Иисуса Христа?

— Да, немножко похож, — с гордостью говорит поп, немножко конфузясь.

— Как Иисус Христос на Иисуса Христа, — говорит Лука. — Как на Христа антихрист. Скажите, пожалуйста, не вы ли будете антихрист?

— Нет, я не антихрист.

— Нет, вы антихрист.

— Мы не мы, сказали вы, — говорит Петр Петухов, — а вот вы есть вы, сказали вы. Но и вы не вы. Вы — антихрист.

— Нет, я не антихрист.

— Нет, ты антихрист! — кричит кулак Петр Петухов и ударяет кулаком об стол, так что стол разлетается на две половинки, на левую и на правую, часть свинины и бутылок падает на левую сторону, а часть свинины и бутылок на правую.

— Нет, я не антихрист, — говорит поп, — я это могу доказать.

— Докажи, не сходя с места, — говорят двенадцать кулаков, не сходя с места.

Поп подумал, подумал и сказал:

— Антихрист есть антихрист. А поп есть поп. Я спрашиваю у вас: я поп? — спрашивает поп.

— Ты поп, — отвечают двенадцать учеников.

— Следовательно, я не антихрист.

— Это доказательство отнюдь не геометрическое, — с ученым видом говорит Лука, — короче говоря, это не доказательство. Ты антихрист.

— Ты антихрист, — подтверждает Петр Петухов.

— Он антихрист, — подтверждают остальные.

— Кроме того, — возражает поп, — предсказано, что антихрист будет высок, а я не высок.

— Где же это сказано? — спрашивает Лука.

— Там, в одной книге. Вы ее не знаете.

— Раз я говорю, что ты антихрист, — говорит Петр Петухов, — то значит, ты антихрист. А то будет плохо.

— Скажи, что ты антихрист, ну скажи, что тебе стоит, — уговаривал один кулак.

— Ну, я антихрист, — говорит поп.

— Ах, ты антихрист, — кричит Петр Петухов, — бей антихриста!

И бьет антихриста.

— Что же это такое, — думает сын попа, — где же историческая точность?

И кричит:

— Где же историческая точность? На Тайной вечере совсем не было этого!

— Бей антихриста! — кричат двенадцать кулаков и бьют попа.

— Это не по правилу, — вмешивается сын попа, — нужно соблюдать историческую точность.

— Хватит, — говорит один кулак. — Хорошего понемножку.

— Хорошего понемножку, — соглашаются остальные. И перестают бить.

Поп сидит, опустив глаза вниз, слезы капают ему на грудь. Он плачет.

— Прости, батя, — говорит Лука.

— Мы больше не будем, — говорят остальные.

— Бог простит, — говорит поп.

— Мы пошутили, — говорят кулаки.

Они пошутили.

Товарищ Молодцев — это не просто две руки и одна голова, это голова Молодцева, это руки Молодцева!

И у него есть свое увлечение. В бытность свою в Ленинграде он состоял в ИЗОРАМ.

Злые языки говорили, что кисть и краски для него дороже общественной работы. Кисть и краски, но он отвечал, что кисть и краски тоже общественная работа. И злым языкам ничего не оставалось, как прикусить себе свои языки.