Странником бродит. Но каждую ночь, об ней помышляя,

Эту песню поет он. Скитаясь, как нищий, с терпеньем

Пьет он свою преступленьем налитую, горькую чашу,

Чашу разлуки, и горе свое с одним лишь собою

Делит. Она же, которая с ним и в беде не рассталась,

Им в пустыне забытая… Где она? Что с ней? Лишь чудо

Жизнь могло сохранить ей, со всех сторон окруженной

Смертью в лесах, где гнездится и дикий зверь и разбойник.

Эту повесть он сам рассказал мне. С тех пор и пою я

Песню его, как сам он поет, и об нем сокрушаюсь».

Бима, царь Видарбы, узнав о бедствии Наля,

Царство свое проигравшего в кости, немедленно созвал

Всех видарбинских брахманов и так им сказал: «Отыщите

Дочь мою Дамаянти и Наля-царя; кто узнает,

Где мои дети, и их ко мне приведет, тот получит

Тысячу самых отборных быков и деревню, как людный

Город богатую; тот же, кто, их не приведши, хоть с верной

Вестью об них ко мне возвратится, также получит

Десять сотен быков». Брахманы поспешно на север,

Полдень, восток и запад пошли отыскивать Наля;

Всюду, по всем областям, городам, деревням, по безлюдным

Диким лесам, по горам, по равнинам, по разным дорогам

Долго ходили они; но напрасно – ни слуха, ни вести

Нет ни о Нале-царе, ни о верной его Дамаянти.

Вот, наконец, один из брахманов, Судева, достигнул

Города Шедди, и там во дворце, на празднике царском,

Он Дамаянти увидел. Подле царевны Сунанды,

В платье печальной вдовы, на лице покрывало, близ светлой,

Радостной девы она там стояла – жена, по супруге

Мрачно скорбящая, тень близ света, алмаз без сиянья,

День без солнца, краса, двойным покровом от взоров

Скрытая – черным платьем и черным горем. Увидя

Этот прекрасный, невидимо блещущий свет, догадался

Тотчас Судева, кто перед ним. Про себя он подумал:

«Тот же образ я вижу, который столь сладостно светел

Был в то утро, когда все земные цари и владыки,

С ними и вечные боги, в тревоге надежды смиренно

Ждали, кому из них благодатную руку подаст Дамаянти.

Это она, полногрудая, темно-кудрявая, райским

Блеском очей веселящая душу, любовь и утеха

Мира; она, молодая лилея, лишенная корня,

Лотос, слоновой стопой сокрушенный, высокое в низком;

Это она, по супруге скорбящая, вместе с супругом

Всю потерявшая жизнь, как источник, ныне безводный,

Некогда быстро бежавший, как лунная ночь по затменье

Полном луны, поглощенной внезапно небесным драконом;

Это она, достойная жить в перламутровом царском

Доме, живущая ныне в чужом сиротою бездомной;

Славная царской породою в горьком бесславном изгнанье;

Счастья достойная, жарко любящая, чуждая счастью,

Чуждая сладкой любви. Ее измучено сердце

Страстным стремленьем к супругу, избранному сердцем; на свете

Муж – украшенье жены; потеряв сей небесно прекрасный

Перл, и блестящая тратит свой блеск. Но где ж он, могучий

Наль? Перенес ли разлуку с такою женою иль мертвый

Пал, утратив ее? И мне всю душу пронзает

Горе при виде ее красоты сокрушенной, при встрече

Огненно-темных ее, в слезах угасающих взоров.

Скоро ль, скоро ль, весь мир исходив путем испытанья,

К цели желанной достигнет она и с желанным супругом,

С милым души, с властителем жизни встретится в мире

Так, как звезда встречается с месяцем? Скоро ль

С трона низверженный Наль возвратит Дамаянти и трон свой?

О! какое блаженство тогда для обоих, друг другу

Равных прелестью, доблестью, знатностью рода и славой

Предков! Мне должно теперь подойти с утешительным словом

К ней, сокрушенной». Так говорил многомудрый Судева

Сам с собою; потом он к тому приблизился месту,

Где одиноко стояла среди многолюдства с печальной

Думой своей Дамаянти. «Здравствуй, роза Видарбы, —

Ей он сказал, – я Судева, брахман видарбинский; царь Бима,

Твой родитель, жив, и здоров, и царствует мирно;

Здравствует с ним и твоя благодушная мать, управляя

Домом; здравствуют братья твои, здравствуют дети,

Мирно цветя под защитою деда и бабки. Но горе

Всех по тебе сокрушило. И ныне по целому свету

Ищут брамины тебя; отыскать же позволили боги

Мне». Дамаянти, узнавши его, залилася слезами;

Стала потом о родных, о друзьях, знакомых и ближних

Спрашивать. «Выросли ль дети?» – она напоследок спросила.

С этим словом рыданье стеснило ей грудь, и с прекрасных

Длинных ресниц покатилися крупными каплями слезы.

Видя, что плачет она в разговоре с брамином, Сунанда,

Сильно встревожась, сказала немедленно матери: «Наша

Гостья плачет; какой-то брамин говорит с ней, и, верно,

С ним знакома она, и его слова пробудили

Эту печаль». Тогда из покоев внутренних вышла

Мать-царица; увидя брамина, она повелела

К ней его привести; и его расспрашивать стала

Так: «Расскажи мне об ней что ведаешь. Кто и какого

Рода она? Чья дочь? Чья жена? И с родными какою

Странной судьбою рассталась? И здесь ты ее по какому

Тайному признаку мог распознать? Обо всем откровенно

Мне расскажи». И, сев на ему указанном месте,

Так рассказывать начал Судева, брамин многомудрый.

«Царствует ныне в Видарбе царь Бима, до старости поздней

В славе доживший; а странница эта есть Дамаянти,

Дочь видарбинского Бимы, жена нишадского Наля.

Наль же, сын Виразены, бывший владыка Нишады, безумно

В кости все царство свое проиграл недостойному брату.

С той поры, покинув Нишаду с женою, пропал он

Без вести. Бима послал нас отыскивать дочь. И случайно

В вашем царском дворце в печальной, таинственной гостье

Вашей узнал я ее… И кто не узнал бы? На свете

Нет Дамаянти другой, столь прекрасной душою и телом.

Есть притом и примета: на лбу под густыми

Кудрями светлая скрыта звезда, как за облаком месяц;

С нею она родилася; ее сам Брама заметил

Знаком святым благодати; но знак сей одним лишь браминам,

Видящим здесь красоту неземную, служителям Брамы

Может быть видим; и я очами брамина, как злато

В темной руде, как в пепле горячем огонь сокровенный

Тотчас узнал Дамаянти, красы несказанной светило».

Кончив рассказ свой, Судева умолк. Тут царевна Сунанда,

Тихо подкравшись к подруге, с ее головы покрывало

Вдруг сорвала и кудри волос, осенявших прекрасный

Лоб видарбинской царевны, откинула: ярко, как месяц,

Тучу пронзивший, блеснула оттуда звезда благодати.

То увидя, Сунанда в слезах умиленья припала

К сердцу ее; царица заплакала также; и все три,

Крепко обнявшись, слиянные сердцем, стояли безмолвно,

Слезы сливая с слезами. Вот напоследок сказала

Мать-царица: «Ты дочь моей сестры, Дамаянти.

Наш знаменитый отец был владыка дафернский Судеман;

Бима выбрал сестру, меня избрал Виравагу.

Я и тебя младенцем видала в то время, когда мы

Вместе с сестрой навестили в Даферне отца. И тогда уж

Эта звезда сияла на лбу у тебя. Догадалась

Тотчас я, кто ты, как скоро ты странницей грустной явилась

Здесь, и дочерью сердце тебя нарекло. Оставайся ж

С нами, мой дом есть твой; и все подвластное сыну

Царство также твое. Живи в любви и согласье

С нами; будь дочерью мне, будь нежной сестрою Сунанде».

«Долго я здесь незнакомкой в довольстве жила, – отвечала

Тетке своей Дамаянти, – не знала нужды, под защитой

Верной была и в горе встречала веселье; но будет

Мне веселее в Видарбе с родным отцом и с родною

Матерью. С миром меня отпусти; я давно уж с своими

Ближними розно; отсюда слышится мне, как сиротки

Дети мои, по матери плача, ее издалека

Кличут и ей говорят: без отца мы; на что ж нам