Когда Рона обошли повышением по службе, он во имя высшей справедливости уволился из «Белл» и стал агентом по страхованию жизни. Шел уже 1975 год, а у него по-прежнему не было контракта ни с одной бейсбольной командой, и никто не обращался к нему в поисках забытых талантов.

Но со своей спортивной уверенностью в себе и дружелюбием он прекрасно научился торговать страховками. Дела шли хорошо, и он обнаружил, что успех в работе и деньги доставляют ему удовольствие. Удовольствие он получал также от ночных бдений в барах и клубах. Пэтти ненавидела пьянство и не желала терпеть его запоев. Курение травки тоже вошло у него в привычку, которая была ей отвратительна. Смена настроений случалась у него теперь все чаще и была все более резкой. Очаровательный молодой человек, за которого она вышла замуж, менялся на глазах.

Весной 1976 года Рон однажды ночью позвонил родителям и, истерически рыдая, сообщил, что они с Пэтти жестоко разругались и расстались. Рой с Хуанитой, а равно и Аннет с Рини были шокированы этой новостью, но надеялись, что брак удастся спасти. В конце концов, все молодые пары переживают свои катаклизмы. Ронни вот-вот позвонят, он снова наденет форму и возобновит спортивную карьеру. Их жизнь опять наладится, а нынешнее затмение забудется.

Но наладить брак Рона и Пэтти оказалось уже невозможно. В чем бы ни заключались разделявшие их проблемы, они предпочли их не обсуждать – просто спокойно подали заявление на развод, в качестве причины указав «несовместимость характеров». Разрыв был окончательным. Их брак не продержался и трех лет.

У Роя Уильямсона был друг детства по имени Харри Бречин, или Харри Кот, как его называли во времена его бейсбольной карьеры. Мальчики вместе выросли в Оклахоме, в городке Фрэнсис. Теперь Харри искал новых игроков для «Янки». Рой разузнал номер его телефона и передал его сыну.

Талант Рона уговаривать проявился снова: в июне 1976 года он убедил «Янки», что с рукой у него уже все в порядке, лучше, чем прежде. Повидав достаточно классных бросков, чтобы удостовериться, что он не может с ними справиться, Рон решил играть в меру своих возможностей – правой рукой. В конце концов, именно этим он всегда привлекал внимание скаутов. В Окленде постоянно обсуждали вопрос о том, чтобы перепрофилировать его в питчеры.

Он подписал контракт с командой класса А «Онеонта янки» из лиги Нью-Йорк-Пенн и не мог дождаться дня, когда покинет Талсу. Мечта возродилась вновь.

Несомненно, Рон обладал мощным броском, но зачастую понятия не имел, куда полетит мяч. Его техника была несовершенна, ему просто не хватало опыта. Он бросал слишком сильно и слишком резко, боль вернулась, сначала слабая, потом рука почти совсем ослабела. Двухгодичный перерыв неизбежно сказался, и по окончании сезона с ним опять не возобновили контракт.

И снова, минуя Аду, он возвратился в Талсу, к своим страховкам. Аннет заехала навестить его, и когда разговор коснулся бейсбола и провала Рона, он начал истерически безостановочно рыдать. Потом признался сестре, что у него бывают долгие и тяжелые приступы депрессии.

Снова окунувшись в жизнь дублеров, он вернулся к былым привычкам: слонялся по барам, приударял за женщинами и пил слишком много пива. Чтобы убить время, он присоединился к софтбольной команде и наслаждался положением большой звезды на малой сцене. Однажды холодным вечером он во время игры слишком резко послал мяч, и что-то случилось с его плечом. Он ушел из команды, распрощался с софтболом, но ущерб уже был причинен. Рон обратился к врачу и согласился пройти интенсивный курс лечения, однако почти не испытал облегчения.

Некоторое время он старался держать руку в покое, надеясь, что к весне все пройдет.

Последняя атака Рона на профессиональный бейсбол состоялась весной 1977 года. Ему удалось еще раз уговорить «Янки» взять его в команду. Весенние тренировки, по-прежнему в роли питчера, он преодолел и был направлен в Форт-Лодердейл, в местную лигу штата Флорида. Там он выдержал свой последний сезон, все 140 игр, половина из них – на выездах, с долгими перегонами в тряских автобусах. Месяц проходил за месяцем, использовали его весьма скудно. Питчером он отстоял всего в четырнадцати играх – тридцать три иннинга. Ему было двадцать четыре года, у него было травмированное плечо – и никакой перспективы излечения. Ашерская слава и Мерл Боуэн остались далеко позади.

У большинства игроков есть понимание неизбежного конца карьеры, у Рона его не было. Слишком много людей там, дома, рассчитывало на него. Слишком многим пожертвовала его семья. Он отказался от колледжа, от образования, чтобы стать игроком высшей лиги, значит, не имеет права бросить бейсбол. Потерпел он поражение и в браке, а к поражениям Рон не привык. Кроме всего прочего, он носил форму «Янки» – живой символ, постоянно питавший его мечту.

Он храбро додержался до конца сезона, потом его обожаемые «Янки» снова сократили его.

Спустя несколько месяцев после окончания сезона Брюс Либа, идя как-то вдоль Южного торгового мола в Талсе, увидел знакомое лицо и остановился как вкопанный. За витриной магазина мужской одежды «Топперз» расхаживал его старый друг Рон Уильямсон в красивой одежде, рекламируя ее покупателям. Друзья крепко обнялись и пустились в долгую беседу, расспрашивая друг друга о жизни. Их, бывших когда-то почти братьями, теперь удивляло, что их пути так надолго разошлись.

После окончания ашерской школы они потеряли друг друга из виду. Брюс два года играл в студенческой команде, потом, когда с коленями стало совсем плохо, бросил бейсбол. У Рона спортивная карьера сложилась не намного лучше. Оба прошли через развод; ни один понятия не имел о том, что другой был женат. Ни тот ни другой не удивился, узнав, что приятель сохранил любовь к ночной жизни.

Ребята были молоды, привлекательны, снова свободны, усердно трудились, хорошо зарабатывая, и немедленно принялись вместе обходить ночные клубы и «снимать» там девиц. Рон всегда любил женщин, а несколько сезонов, проведенных в младшей лиге, сделали его настоящим охотником за юбками.

Брюс жил в Аде, но каждый его приезд в Талсу означал загул на всю ночь с Роном и его друзьями.

Хотя игра и разбила им сердца, бейсбол оставался любимой темой разговоров: дни славы в Ашере, тренер Боуэн, мечты, которые они некогда лелеяли, старые товарищи по команде, которые так же, как они, попытали счастья, но не поймали его. Больные колени помогли Брюсу с чистой совестью оставить игру или по крайней мере расстаться с мечтой о высшей лиге. У Рона такого оправдания не было. Он был убежден, что все еще может играть, что когда-нибудь все изменится, его рука чудесным образом исцелится и кто-нибудь ему позвонит. Жизнь снова станет прекрасной. Поначалу Брюс лишь пожимал плечами, понимая, что в воспоминаниях об увядающей славе друг находит утешение. Как он успел убедиться на собственном опыте, никакая звезда не закатывается быстрее, чем звезда школьного спортсмена. Кому-то удается с этим справиться, смириться и двигаться дальше. Кто-то питается иллюзиями в течение десятилетий.

Рон почти маниакально продолжал верить, что еще сможет играть. И неудачи его очень расстраивали, буквально глодали изнутри. Он беспрестанно спрашивал Брюса, что говорят о нем в Аде. Разочарованы ли его земляки тем, что он не стал новым Микки Мэнтлом? Судачат ли о нем в кафе и барах? Нет, уверял его Брюс, не судачат.

Но это не имело значения. Рон был убежден, что его родной город считает его неудачником и что единственный способ изменить мнение о себе – это получить еще один, последний контракт и зубами и когтями продраться в высшую лигу.

«Смотри на жизнь проще, приятель, – призывал его Брюс. – Давай забудем об игре. Мечта накрылась».

Родные Рона начали замечать катастрофическую деформацию его личности. Он нередко бывал нервным, возбужденным, неспособным сосредоточиться на чем-то одном, лихорадочно перескакивал с предмета на предмет. Когда семья собиралась вместе, он несколько минут сидел тихо, как немой, потом вклинивался в разговор и неизбежно переводил его на себя. Если он говорил, все обязаны были внимательно слушать, и любая тема должна была иметь отношение к его жизни. Ему было трудно спокойно сидеть на месте, он беспрерывно курил и обзавелся странной привычкой внезапно исчезать из комнаты. В 1977 году на День благодарения вся семья собралась у Аннет, был накрыт традиционный праздничный стол. Как только все уселись, Рон, не говоря ни слова, вдруг выскочил из столовой и через весь город отправился в дом матери. Без каких бы то ни было объяснений.