Проснулся я от того, что солнце как-то неправильно светило мне в лицо. Откинул одеяло, приподнялся на локте и понял, что лежу не в своем кресле, а на совершенно незнакомом мне диване. Я вздрогнул, и это прогнало остатки сна. Однако похмелье милостиво осталось при мне. Я сел, свесив босые ноги, и осмотрелся. Я находился в шикарной просторной гостиной, обставленной явно с хорошим вкусом. Светлые тона весьма меня порадовали: хотя яркий свет из окна и резал глаза, но отсутствие необходимости фокусировки на ярких пятнах было как нельзя кстати. Я попытался припомнить, как именно здесь очутился, но не смог. Память выкидывала на поверхность лишь яркие огни, разные голоса и непонятные запахи. Я медленно встал и подошел к окну, надеясь, что глоток свежего воздуха мне поможет. Колыхнулись тяжелые шторы нежного персикового оттенка, и прохладный воздух ворвался в комнату. Стало легче дышать, но утренний холод мешал насладиться этим ощущением. И я повернулся к тому дивану, на котором спал, чтобы пойти и взять одеяло. И замер.
Вся противоположная стена была завешена картинами. Масло, пастель, карандашные наброски, гравюры... И на всех был он. Мои работы висели в самом центре. И только увидев их, я наконец-то осознал, где нахожусь. Мне внезапно стало мучительно стыдно. Нет, я не в первый раз в жизни просыпался с похмелья в незнакомом месте, но почему-то именно сейчас я испытал это странное жуткое чувство. Я ощутил себя женой Синей Бороды, которая вошла в запретную комнату. И поэтому вздрогнул, когда дверь в гостиную открылась.
- О, я вижу, вы уже проснулись. Не желаете завтрак? Или пока только кофе?
Он неслышно вошел в комнату. И я опять поймал себя на том, что совершенно беззастенчиво его разглядываю.
Его волосы были такими же белыми, как и вчера, только слегка влажными. Серые джинсы с многочисленными дырами и потертостями дополняла бесформеная балахонистая безрукавка с ярко красной надписью "нас не звали в этот мир". Я перевел взгляд на картины.
- Как... я сюда попал?
- Я вас привез, - спокойно произнес он и присел на край дивана.
- Но... зачем?
- Затем, что вы были настолько пьяны, что не могли вызвать себе такси. И я подумал, что отвезти вас домой будет вполне в рамках дружеской услуги.
- К вам домой?
- Разумеется. Тащить вас на пятый этаж и искать ключи в ваших карманах уже выходило за пределы дружеской помощи.
- Вы привезли меня сюда, чтобы я мог увидеть вот это, - я кивнул на картины.
- Можете считать, как хотите. Кофе?
- Да, было бы неплохо...
- Тогда подождите пару минут.
Он вышел, а я принялся разглядывать эту неожиданную выставку. Картины были развешаны почти идеально. И это первое, что бросалось в глаза. Ни одна из них не мешала наслаждаться созерцанием другой, и, кроме того, закончив смотреть на одну, зритель автоматически переключался на соседнюю, связанную с предыдущей какой-то единой тематикой.
Он снова зашел почти неслышно и поставил на столик две кофейные чашки.
- Здесь больше половины - откровенная мазня. Вся их ценность в том, что рисовать пытались меня.
- Я очень рад, что вы решили заняться дизайном, а не пошли в художественные критики, - я взял чашку с кофе и сделал глоток. Полторы ложки сахара. Как он узнал? Впрочем, я уже давно ничему не удивлялся.
- А все-таки... Вот сейчас, вы можете мне ответить, зачем вам... все это?
- Вы удивлены? О, это совершенно не то, о чем вы думаете. Как видите, я не держу эти картины в чулане, и на них не отражаются все мои пороки.
- Вы не ответили. Вы ни разу так и не ответили, зачем я рисую ваши портреты.
- А вы еще сами не поняли? На меня действует моя сила так же, как и на любого человека. Я же тоже должен кого-то любить. Не самый плохой выбор, а?
- А я, выходит...
- Да. Вы даете мне такую возможность, более чем кто-либо. Кроме того... - он сделал паузу, - кроме того, когда вы вешаете их в галереях, и сотни глаз устремляются на мое изображение, сделанное вашими руками, я, пусть ненадолго, но ощущаю себя живым. Настоящим, если хотите. В этом и состоит ваш талант.
Я прикрыл глаза, вздохнул и отвернулся.
- Вы опять жалеете меня. Я же просил вас этого не делать, - его голос прозвучал неожиданно резко.
- Поверьте мне, таким, как вы, не следует жалеть таких, как я. Это может очень плохо закончиться.
- Простите, - едва выдавил я из себя.
- И это тоже лишнее, - привычная улыбка вернулась на его лицо, - как же вами, людьми, все-таки легко управлять.
Я уже неделю работал над картиной, которую назвал "Кукольная свадьба". У кукол и кукловодов на ней были одинаковые лица, и, да, одно из этих лиц принадлежало ему. Мне почему-то казалось, что эта работа не слишком придется ему по душе, или что там у него вместо нее было. С того дня, когда я побывал у него дома, он больше мне не звонил. Я тоже не навязывался, решив, что позвоню, когда закончу картину. Если он, как обычно, не сделает этого сам.
По большому экрану, который я повесил на стену вместо монитора, плыли разноцветные мыльные пузыри. Мне нравилась эта заставка еще со времен моего детства, я нашел ее, установил и радовался этому, как ребенок.
Пискнул динамик, пришло очередное сообщение на почту. Я слышал этот писк по нескольку раз за день, но откладывал чтение до вечера, когда у меня появлялось свободное время. Некоторые письма лежали непрочитанными сутки и больше. Я сейчас был занят и заказов не принимал.
Но почему-то никак не удавалось сосредоточиться на картине. Меня беспокоило это сообщение, сам не знаю, почему. Минут пятнадцать я себя успокаивал, а потом все-таки не выдержал, пошевелил мышкой, прогоняя пузыри, и нажал на белый прямоугольник внизу.
Адрес был незнакомым. И сопровождающего текста не было. Только приложенное изображение. Но я без малейших колебаний ткнул кнопку "открыть". И оно открылось на весь экран. Он. Рисунок.
Невозможно было не узнать эту руку. Та же фотографическая точность линий, идеально подобранные цвета, этот взгляд, остановившийся и направленный в никуда. И я, наконец, увидел, какого цвета у него глаза. Глаза, которые всегда были словно бы скрыты за невидимыми темными очками. Медово-желтые, почти рыжие, как у того кота на моей картине. Не удивительно, что он понравился ему больше всего. И в эту секунду я все понял. Понял настолько отчетливо, что захотелось надавать самому себе по лицу просто за то, что я раньше не смог осознать настолько очевидной вещи. И одновременно словно сам собой включился видеоролик, я с пугающей отчетливостью увидел, как серебристая "феррари" пробивает ограждение моста, и плавно, словно в замедленной съемке, падает вниз. И его руки, расслабленно лежащие на руле, и лицо с вечной спокойной, уверенной улыбкой. Я моргнул, и все пропало, лишь желтые неживые глаза смотрели на меня с экрана. Я вскрикнул, проклиная себя за то, что не прочитал письмо сразу, за то, что два раза выронил телефон, прежде чем сумел найти нужный номер, за то, что я не понимал раньше того, что понял сейчас.
"Абонент временно недоступен..."
Я нажимал вызов раз за разом, упрямо, настойчиво выслушивал весь текст, который читал механический голос, сбрасывал и набирал снова...
"Абонент временно недоступен, перезвоните позже".
"Позже" у меня не было. И я давил на кнопку снова и снова.
... И на десятый, кажется, раз, наконец, услышал длинные гудки. И когда раздался щелчок принятого вызова, то сразу, не дожидаясь ответа, заорал в трубку:
- Вы! Послушайте меня! Если у вас нет души, то, черт побери, ЧТО я рисовал все это время?!! Я знал, что он мне ответит. Я знал, что он мне ответит. Потому что я был упрям, как целое стадо ослов. И потому, что я с детства верил в сказки с хорошим концом.
