Сюзи и Лили заговорили между собой, по-вьетнамски. Может, они говорили обо мне? Сравнивали меня с другими своими клиентами? Может, они пришли к заключению, что лучшие учёные оказались правы на мой счёт?

Лили ушла. Наверное, её ждал очередной клиент. Сюзи склонилась над умывальником, чтобы прополоскать рот. Я слышал, как она булькает водой в горле и отплёвывается остатками моей спермы.

А я лежал, накрытый полотенцем. Я услышал, как закрылась дверь. Тогда я встал, скинул полотенце, принял холодный душ. Потом оделся и вышел из комнаты.

Я направился к бассейну с рыбками. К зелёной уточке.

Её чёрные ногти были отполированы до зеркального блеска. Она подравнивала их со всем тщанием специальной маникюрной пилочкой. Покрывала чёрным лаком. Полировала. Снова красила и снова полировала. Слой за слоем, раз за разом. Многократно. До тех пор, пока ногти не становились идеально ровными, идеально гладкими, идеально чёрными. Десять маленьких сверкающих антрацитовых зеркал. И в каждом отражалось её лицо.

Словно когти хищной птицы. Каждый длиной в полтора сантиметра. Если отрастить длиннее, они становятся ломкими. Её – были крепкими.

Чёрные волосы – сверкающие, как и ногти – ласкали её плечи своими прикосновениями.

Гладкий чёрный шёлк тесно облегал её тело. Длинный разрез слева открывал изящные изгибы ноги от лодыжки до самого бедра.

Я посмотрел на декоративный пруд с золотыми рыбками. На дне поблёскивали монетки. Брось монетку в пруд, загадай желание. Затем попробуй найти свою монетку в пруду.

Она продолжала полировать ногти. Поглядывала в мою сторону.

Я бросил монетку, но не стал ничего загадывать. Опустил руку в воду. Золотые рыбки покусывали мои пальцы, только я им был не по вкусу. Разочарованные, они уплывали прочь.

– Лили готова, – произнесла она с ощутимым вьетнамским акцентом. Чёрный шёлк пришёл в движение; каждая остановка открывала взору её левое бедро.

Зачем я пришёл в это заведение? Из-за своей вьетнамской кормилицы? Моё детство прошло на Филиппинах, а моя кормилица была родом из Сайгона. Она держала меня на руках, хлопала меня по попке, мыла мой пенис. Да, она мыла меня, вытирала полотенцем, переодевала. Она вырастила меня, она вскормила меня своей грудью.

Я вскормлен молоком вьетнамской женщины, я жадно сосал её грудь. Молоко было пряным, потому что сама кормилица ела вьетнамскую еду: мясо диких свиней, собак, мартышек. Должно быть, с её молоком я впитал веру в сверхъестественное.

– Лили сейчас тобой займется, – сказала она, приобняв меня за талию. Прикосновение кончиков её ногтей ощущалось через одежду.

Здесь было шесть дверей. Она открыла одну из них. Я заплатил за приватность. Она указала мне на душ и вышла, закрыв дверь. Я слышал её удаляющиеся шаги. Я знал, что она вернётся, попозже.

Я разделся. Зашёл в душ, задернул занавеску. Ручки кранов были помечены буквами – ‘H’ и ‘C’. Я повернул сразу обе, отрегулировал температуру воды по своему вкусу. Струйки падали на мою спину, стекали вниз. Я повернулся; вода омыла мой живот, горячие ручейки побежали по моим гениталиям, по ногам. Поток, смывавший пот и грязь, уходил в слив.

Я закрыл краны, отодвинул занавеску в сторону. Чистое полотенце лежало на массажном столе. Я вытерся насухо, присел на стол, опустил голову, глядя себе под ноги. Много кто здесь сиживал. Неужели они тоже пялились в пол? А может, они смотрели на стену? Я посмотрел на стену, выкрашенную светло-зелёным. Там висел большой ротанговый мат. Филиппинский…

Я и мои родители уехали в Сан-Франциско, в северную страну, незадолго до вторжения японцев на Филиппины. А она, моя ама, – погибла. Японские солдаты изнасиловали её, а потом отрубили ей голову. За то, что она выкормила меня, американского мальчика по имени Эрих фон Нефф. Я стал причиной её гибели. Я всего лишь пил молоко из её груди, и этим погубил свою кормилицу.

В углу комнаты, возле светло-зелёной стены, стоял журнальный столик. На столе, в стеклянном светильнике, горела свеча. Рядом со свечой лежал журнал «В кругу семьи».

Кто-то забыл это здесь? Или наоборот – оставил намеренно? Это какой-то намёк? Впрочем, неважно. Я был в комнате один, и мне было всё равно.

Я услышал, как негромко стукнула дверь.

Она. Откуда она? Из дорогого борделя в Сайгоне? Или из какой-нибудь маленькой деревни? Да какая, в сущности, разница?

Как оказалась здесь? Приплыла на корабле контрабандистов, в переполненном трюме, смердящем мочой, дерьмом, разлагающейся плотью мертвецов, которых ещё не выбросили за борт.

Так хотела попасть в Америку, великую страну с национальным флагом и национальным гимном.

Её длинная тень пролегла наискосок через всю стену. Я хотел задуть свечу, хотел, чтобы меня окутала полная темнота, лишь бы не видеть этот тёмный силуэт.

Я перевёл взгляд прямо на неё. Её подбородок был слегка выпячен вперёд. Не будет ли она слишком требовательной? Ненасытной? Не буду ли я поглощен без остатка, отдавшись этой тьме?

Мысли, что будоражат мужское естество. Я был растерян; пенис безвольно обмяк.

Пламя свечи замерцало. Тень на стене зашевелилась. Женщина склонилась ко мне, прошептала несколько слов низким гортанным голосом, возвращая силу моим чреслам. Чёрный шёлк соскользнул к её ногам. Она опустилась на колени. Нижней частью живота я чувствовал её горячее дыхание.

Я хотел, чтобы меня поглотили. Жадно, страстно.

Поклонение фаллосу. Непрекращающийся ритуал.

Лили лелеяла меня. Её слюна увлажнила мой пенис, её волосы щекотали мой пупок.

Она встала, легонько толкнула меня в грудь кончиками ногтей. Я вытянулся на массажном столе, глядя в зелёный потолок. Она взобралась на меня, прижалась всем телом. Своими бёдрами я чувствовал её тёплые бёдра, своей грудью – её грудь.

Я проник в неё.

Война. Хаос. Как противоположность Логоса. Война. Искусство войны. Напишите об этом книгу. Или нарисуйте картину. Если выйдет хорошо, удача будет сопутствовать вам. Война. Сражайтесь без сожалений, чтобы завоевать новые территории.

Война. Боевые знамёна. Свастика. Жёлтый флаг с девятью бычьими хвостами. Танковая армия. Золотая орда. Символы. Национальные. Исторические. Бессмысленные.

Мы были мокрые от пота. Мы тяжело дышали.

Два человека.

Фон Нефф из племени гуннов. Коренастых кочевников с длинными косматыми волосами и узкими тёмными глазами. Они жили давно, много веков назад.

И она, из племени завоёванных.

Протрубил рог – сигнал, означающий, что можно грабить и насиловать. Она пыталась убежать. Отчаянно сопротивлялась. Царапалась.