После смерти хозяина, прекратили свою жизнь или "нежизнь" все его многочисленные слуги. Такую "закладку" недоверчивый маг ставил всем, кто работал на него, неважно зомби это или человек. Или даже лошадь. В качестве страховки от покушений. Вот она и сработала. Сотни воинов и слуг мгновенно старели и валились на землю уже рассыпающимися скелетами. Их одежда и доспехи прямо на глазах превращались труху. Заклинание "Тлен". Простенько и со вкусом. Огромный черный замок, высившийся над долиной (если ты Черный Маг, то надо соответствовать) погрузился во мрак. Только искрили и потрескивали, рассеиваясь, многочисленные заклятья, оставшиеся без питания. Конечно, наиболее простые заклинания продолжили свою работу. Они черпали энергию из внешних источников и в подпитке от мага не нуждались. Охранные, бытовые, да и многие другие магические комплексы были спроектированы настоящим мастером, и работать им предстояло вечно. Ну, если никто не сломает. А вот мощные ударные заклинания Залир, из соображений безопасности, привязал к себе, и они рассеялись вместе с ним.
***
Баба Маня собралась помирать. К этому делу она подошла более чем серьезно. Она вообще, все в жизни делала не спеша и очень тщательно, а тут уж сам Бог велел. Для начала она навела в своем маленьком домике просто идеальный порядок. А то ведь люди придут, если в доме что не так - это хозяйке укор. Занавесочки белые, крахмальные, висят ровненько, как по линейке. Ни пылинки, ни соринки не найти, даже если захотеть. Поправив скатерть на столе, она достала из кладовки обшарпанный деревянный сундучок и поставила его точно посередине стола. Тут все документы, чтобы не искать людям, не утруждать себя. Потом переоделась в заранее заготовленную, тщательно выстиранную и выглаженную одежду, аккуратно повязала белый платочек. Вот вроде и все, готова. Подняла крышку сундучка, взяла в руки лежавшую сверху фотографию и вгляделась в любимое лицо. Потом неожиданно весело подмигнула: "Ты меня, Лешка, там заждался поди!" и положила пожелтевшую карточку на место. Пальцы коснулись мягкой и плотной материи. Подарок жениха на свадьбу, коверкотовая комсоставовская гимнастерка. Ах, как она тогда радовалась обновке! Ах, как смотрелась эта гимнастерка на тонкой и гибкой девичьей фигурке!
Баба Маня легла на кровать, сложила руки на груди и закрыла глаза. Она знала, что её часы отсчитывают уже не минуты, а секунды. Откуда? Так она была женщиной знающей, как раньше говорили - ведающей.
В поселке к бабе Мане относились с уважением, переходящим в почтение. Даже цыганский баро, который своих толстых и крикливых баб гонял по двору пинками, всегда здоровался с ней первым. А куда деваться, телефона в "Цыганке" отродясь не было, случись что, "скорой" не дождешься, а баба Маня вот она, и помочь всегда готова. Хоть днем, хоть ночью постучись, если беда - не откажет. После же случая с Колькой Макеем, даже последний бич и алкаш, встречая маленькую старушку, семенящую по своим делам, торопился продемонстрировать чудеса вежливости. Тогда Николай Макеев, откинувшись в очередной раз с зоны, давал гастроль. Впервые он попал в тюрьму прямо со школьной скамьи. С тех пор садился не раз, и хоть статьи УК были и разными, но причина была всегда одна - глупость. Задерживаться на воле он совершенно не собирался, и дым стоял коромыслом. Разбегались с визгом поселковые шалавы, расползались по кустам избитые в кровь собутыльники, а Макей ревел, как лось в период гона, и шарился по "Цыганке" в поисках не набитой еще морды. Вот только наткнулся его, мутный от многодневного запоя взгляд на старушку, и двухметровый детина, будто на стенку налетел. А потом Колька отправился домой, где и проспал, аки младенец, до приезда ментов. Ведь он еще по дороге сюда, из мест отдаленных, успел начудить, так что тюрьма его не миновала. А к бабе Мане стали относиться не только с уважением, но и с опаской.
Когда в часах жизни Марии Антоновны Кузьминой падали вниз последние песчинки, её тело вдруг выгнулось дугой и забилось в конвульсиях. Потом обмякло и застыло неподвижно. А потом баба Маня спустилась с кровати одним плавным и тягучим движением. Она подошла к столу и снова взяла в руки фотографию из ящика. Вздохнула тяжело: "Ну вот Алешенька, опять наша встреча откладывается. Нет моей вины в том. Такие как я, могут долго жить, если силу свою беречь будут. Я же её не берегла, всю людям отдавала, хотела побыстрей с тобой встретиться. Да видно не судьба" Она аккуратно положила карточку в сундучок, поверх тускло блеснувших орденов, и убрала хранилище своих документов на прежнее место в кладовке. Все движения маленькой сухонькой старушки были точными, экономными и какими-то легкими, как будто не весила она ничего. Если бы её увидел кто-то посторонний, он бы удивился: "порхает бабка, как мотылек!" А вот если бы за ней наблюдали люди, которые такую пластику у своих подчиненных вырабатывали годами, то они уважительно покивали бы головой: "Подготовочка - высший класс! Старая школа! Да и талант немалый!"
***
Холодный ноябрьский ветер гнал злую поземку и бросал в лицо пригоршнями снежной крупы. Низкое, затянутое тучами небо, казалось, висело над прямо над головой, настолько близко, что можно дотронуться. Если бы по центральной и единственной улице "Цыганки" в этот поздний час шел кто-нибудь, то он непременно услышал бы возню в одном из проулков. А, услышав, прибавил бы шагу, уж больно характерными были звуки: сначала звяканье, потом бульканье, а потом кряхтение. Опытный человек без труда опознал бы звуковой ряд, и не нужно быть Шерлоком Холмсом, чтобы сообразить, что последует далее. После совместного распития обычно идут громкие разговоры, заканчивающиеся мордобоем. Либо собутыльники друг дружку мутузят, либо первого встречного. И в том и другом случае желательно находиться подальше от центра событий. Но никого на улице в этот поздний час не было, а следовательно и пугаться было некому.
Троица, стоявшая в темном закутке между забором частного дома и покосившейся стеной неизвестно чего, была странной. Точнее, она показалась бы странной тем, кто этих людей знал, а посторонний ничего странного бы не увидел. Наоборот, для него все было бы ясно и понятно - купили солдатики водки у цыган, и теперь её, родимую, употребляют. А вот те, кто служил в пятой роте, очень удивились бы, увидев этих бойцов, совместно пьющих водку.
Петя Халаев, маленький, кругленький и розовенький, как поросенок из мультфильма, за полгода службы успел показать себя мелким и подлым типом. Он был улыбчив и доброжелателен, но попробуй, стрельни у него сигаретку... Из-под улыбки тут же высунется жадное и злобное существо. С таким не то, что в разведку, с таким срать на одно поле не пойдут. Взяли его с собой только потому, что у него были деньги, а у других самоходчиков их не было. Не то, чтобы Петя жаждал угостить сослуживцев. Просто они были очень убедительны, когда звали его в самоволку. Есть такие предложения, от которых невозможно отказаться.
Алексей Тараненко, высокий, сильный и красивый парень, был, как большинство сильных людей, человеком спокойным и добрым. Служить ему оставалось всего-ничего, он уже мысленно вернулся в родной Тирасполь, где его ждала невеста и заводская бригада. И далекая девушка, такая же высокая и красивая, как сам Алексей и ребята из бригады ему регулярно писали. Они ждали возвращения из армии отличника боевой и политической, а ничего другого солдату и не надо. К спиртному младший сержант, комсорг роты, спортсмен и вообще, положительный со всех сторон персонаж, был абсолютно равнодушен, и в самоход пошел из чувства солидарности и ответственности за младших. Ну и поддавшись уговорам их третьего товарища.
Валерка Коробов, злостный нарушитель дисциплины, за год службы сумел доказать окружающим, что является авантюристом, и резким парнем. Настолько резким, что "деды" и "старики" предпочитали обходить его стороной. Он очертя голову бросался в драку при одном намеке на действительное или мнимое ущемление своих прав. Он дрался до конца, и даже будучи повержен на землю, продолжал выкрикивать разбитыми губами оскорбления. Надо сказать, весьма ядовитые и обидные. Поколотив его в самом начале службы пару раз, для приличия, Валерку оставили в покое - ну его нафиг, с таким связываться. Казалось бы, что еще надо для счастья? Старики не прессуют, молодые уважают, служи себе спокойно, да считай дни до дембеля! Так нет, Валерку все время тянуло на подвиги. Коробову было мало просто нарушить дисциплину, ему надо было обязательно устроить нарушение массовое и громкое. Будь то варение самогона прямо в казарме или кража карбюратора с комбатовского Уазика. Находясь в центре скандала, он отдыхал душой, а вернувшись с гауптвахты (за чужие спины он никогда не прятался) начинал готовить новую шкоду. Вот и сейчас он подбил на самоход комсорга роты и уже прикидывал, что они в этой самоволке сделают, чтобы превратить банальную пьянку в захватывающее приключение.
