— Душ. Сейчас же.

Лесли открывает окна, пока я беру полотенце и банные принадлежности. Комната уже ледяная к тому времени, когда я возвращаюсь благоухающей и чистой. Чувствую себя гораздо лучше: по крайней мере, исчезло ощущение, что кто-то заполз мне в рот и умер там, пока я спала.

— Твой телефон звонил, — говорит Лесли, указывая на трубку.

Он лежит на кровати, с которой Лесли сняла белье и сменила его на чистое.

— Хреновенько, да?

Она ухмыляется и закрывает окно.

— Хуже.

Четыре пропущенных от Морган. Почему-то я думала, что они от Люка, но от него нет ничего. Я пишу Морган, что слишком больна для того, чтобы встретиться с ней за кофе. Она отвечает почти мгновенно:

«Я знаю, что какой-то парень заплатил Мелиссе Коллинз пятьдесят баксов, чтобы найти твою квартиру. В твоих же интересах позвонить мне прямо сейчас. Требую подробностей».

Я выключаю телефон и прячу его обратно под подушку.

Остаток вечера проходит в переживаниях насчет того, многое ли я пропустила на занятиях. В конце концов, берусь писать ответ Брэндону, при этом не зная с чего начать. Я вроде бы собираюсь не затрагивать тему того, что Люк рассказал мне о Вайомингском Потрошителе и обвинениях Колби Брайта, но эта решимость длится секунд пять.

«Привет, дядя Б,

Спасибо за приглашение, но не думаю, что уже могу туда вернуться. Может, у тебя получится приехать в город? Мы можем снять квартиру и сходить на каток, ну или что-то в этом роде. Знаю, ты ненавидишь это, но оно все же лучше, чем сидеть дома и хандрить. Я даже посмотрю с тобой игру!

Слушай, мне нужно кое-что узнать от тебя. Я встретила Люка Рида прошлым вечером, и он рассказал, что снова происходит в Брейке. Это правда? Все думают, что папа убил тех девочек? Я знаю, мы так и не сможем понять, что же тогда случилось между ним и теми мужчинами, но он бы никогда не тронул девочек-подростков. Они же моего возраста! Без вариантов. Пожалуйста, скажи, что никто не слушает мэра Брайта.

С любовью, Эвери».

Мне стоило приложить больше усилий, чтобы успокоить Брэндона; знаю, он обо мне беспокоится. Нужно было написать, как классно в колледже и о моих новых друзьях, но совсем нет сил. Ночной кошмар, который преследует меня четыре с половиной года, до сих пор проигрывается в голове, но теперь в еще более ярких красках моей жизни, и я не могу сбежать от этого. Я иду спать с камнем на сердце, неспособная сбежать от ощущения чего-то ужасного, что маячит на горизонте и грозится разрушить все, над чем я так упорно трудилась, выстраивая себя заново.

Проваливаясь в сон, вспоминаю, что так и не произнесла перед Люком свою «я-никогда-не-хочу-тебя-больше-видеть» речь.

Ноа

— Ноа — студент по обмену. Это не старшая школа. Я понимаю, что едва ли могу наказать вас за поведение в колледже, мисс Паттерсон. Все зависит от вас. Но думаю, вы сможете все наверстать, если свой выходной проведете, помогая нашему гостю приспособиться к жизни в Колумбийском. Не так-то легко присоединяться к курсу в середине семестра. Ему нужна любая помощь, которую он может получить, — профессор Лэнг выглядит строже, чем когда-либо. На самом деле легкость и счастье присутствуют в нем только тогда, когда он рассказывает о теме занятия. — Вы же не собираетесь рассказывать мне о неожиданном похищении или ретроградной амнезии, мисс Паттерсон?

Я пинаю ножку стола и пожимаю плечами, пытаясь не выдать тот факт, что меня не волнует отработка прогула. Я много раз делала это в школе. Угрюмый и не реагирующий вид — мой фирменный, никогда не подводил. Ты заслуживаешь немного снисходительности, имея папочку-психа. Люди всегда более осторожны с тобой, словно ждут, что однажды ты взорвешься. Но не в колледже. Значит, нужно подобрать слова и извиниться за прогул.

— У меня было похмелье.

Тишина.

Я медленно поднимаю взгляд с пола на лицо профессора, задерживая дыхание. Не знаю, чего ожидала. Может, что он найдет мою честность очаровательной и отправит в счастливый путь с аккуратно исписанными листами конспектов? Не так уж много я и прошу. Он выглядит разочарованным, что является худшим вариантом развития событий для меня в данный момент. Я прижимаю папку ближе к груди и снова смотрю в пол.

— Вы намерены серьезно работать на моих занятиях, мисс Паттерсон?

— Да. Я напортачила на этой неделе, но клянусь, это в первый и в последний раз.

— Вы потеряли баллы, и сейчас самое время сконцентрироваться. Вы ведь знаете, что должны сдать эти экзамены, если хотите войти в нашу программу для журналистов?

— Да.

— И я знаю, что это профессия, которую вы для себя избрали. Я думал, вы действительно решили что-то построить для себя здесь. Я ошибался?

Я чувствую себя полным дерьмом. Как будто мне снова двенадцать, и папа застукал меня ворующей двадцатку из бумажника. Для нынешних дней крайне редкое событие, когда мне хочется кого-то умаслить. Я понимаю, что обижена на Лэнга за то, что он заставляет меня быть такой жалкой.

— Вы не ошиблись, мистер Лэнг. Я усвою материал, который пропустила. И хорошо сдам экзамены. Я справлюсь.

Еще ничего не потеряно.

Профессор Лэнг отвлекается от изучения парт и шагает к окну. Скрещивает руки на груди и вздыхает.

— Почему вы хотите быть журналистом? Что привлекает вас в этой исключительной профессии?

Мне не хочется обсуждать это с ним, но, как и в случае с пропуском, я все еще слишком слаба, чтобы придумать убедительную ложь. Двухдневное похмелье будет ответственно за все, что я собираюсь произнести.

— С одной моей подругой кое-что произошло, когда я была младше, и пресса… Они были как стервятники. Публиковали всякую чушь и превратили жизнь ее семьи в ад. Я хочу стать журналистом, чтобы хоть один человек из них писал правду. Фиксировал происходящее.

Плечи профессора Лэнга напрягаются:

— Именно поэтому вам так нравится мой предмет. Немногие сегодня ставят закон и этику на первое место при подготовке новостей. Каждый слишком занят тем, чтобы выдать очередную великую новость, не заботясь о том, правда это или нет, — он отходит от окна и направляется к двери. — Я рекомендую вам двигаться вперед и не отступать, мисс Паттерсон. Но следует помнить… Есть существенная разница между тем, чтобы желать преуспеть в чем-то, даже из праведных побуждений, и хотеть изменить то, что произошло в прошлом. Вы не добьетесь справедливости для вашей подруги и ее семьи, если будете преследовать эту цель. Вы же это понимаете, я надеюсь?

Я проглатываю комок в горле и выхожу за дверь, которую профессор придерживает передо мной, борясь с желанием вернуться и сказать, что я не настолько глупа. Я знаю, что уже ничего не могу изменить в своем прошлом.

— Извините, мистер Лэнг. Этого больше не повторится.

Профессор смотрит на меня поверх очков — линзы поцарапались в тех местах, на которые он по привычке неправильно их клал.

— Уверен, что не повторится. Вы слишком упрямы для этого.

***

Ноа Ричардс — звучит совсем не по-ирландски. Да он и не выглядит как ирландец: ни тебе рыжих волос, ни единой веснушки на виду. Слегка вьющиеся локоны темно-каштановых волос выглядывают из-под вязаной шапочки, крепко натянутой на уши. Светло-серые глаза и хитрая улыбка. Он выглядит зажатым, когда усаживается за парту: видимо, слишком высокий для нее. Я понимаю, что двое парней из класса оживленно общаются с ним, усевшись на парты, в тот момент, когда неохотно тащусь к ним. Ноа замолкает, увидев меня, направляющуюся к ним, и остальные моментально прослеживают за его взглядом. Я знаю, как парни временами на меня смотрят, но обычно стараюсь этого избегать. Чувствую себя маленькой девочкой, пока они так глазеют. Как будто мне снова восемь и это реально неуместно, что парни фантазируют обо мне. Потому что они делают это. Фантазируют, да. Мои сиськи круче, чем у большинства девушек. А соблазнительно изогнутые губы, как однажды сказал мне мертвецки пьяный парень в метро, идеальны для минетов. Остальные части в виде скелета и мышц, кажется, не имеют значения. В основном парни смотрят на меня в коридорах, но я опускаю голову и делаю вид, что не замечаю. Игнорировать их сложнее, когда приходится проходить рядом или непосредственно говорить с ними, тем не менее…