– А который убивал, он где?

– Савва говорит: не знаю, оробел.

– Здесь сколько дверей? – спросил Трофим.

– Одна.

– И Савва в неё выскочил?!

– В неё.

– И рынды его видели?!

– А как же.

– А того, другого?

– Нет. Никто, говорят, не выбегал. Один только Савва.

– Так, может, и не выбегал никто? – сказал Трофим.

– Как это? – строго спросил Годунов.

– А вот так, – сказал Трофим. – Не выбегал никто. Потому что кому выбегать? Никого там, может, не было. Может, это Савве только померещилось?

– А кто… это… тогда? – ещё строже сказал Годунов. – Их, если злодея не считать, только трое было: царевич, царь и Савва. – И вдруг быстро спросил: – Это Савва, что ли, на царевича тогда накинулся? А на злодея только говорит? Так было, да? Отвечай!

Трофим задумался. И тут же будто кто-то у него внутри сказал назойливо: «Скажи: Савва! Скажи: истопник! Савва на виске подтвердит, все подтверждают!» Трофим поморщился и даже отмахнулся. Если бы это был Савва, царевич разве промолчал бы? Нет, конечно. Сразу бы сказал. Да зачем это Савве? А…

Нет, подумал, оробев, Трофим, об этом и думать не смей. И он опять взял огонь, стал рассматривать кровь на ковре, потом наклонился ещё ниже, потрогал пальцами ковёр, там ворс был слипшийся, жёсткий, поднял ладонь, обнюхал пальцы и сказал:

– Железом пахнет.

– Каким железом? – спросил Годунов.

Каким, каким, хотел было сказать Трофим, обыкновенным, железным, да царским посохом, вот чем!..

Но удержался, прикусил губу. А Годунов опять спросил:

– Что? Может, кочергой?

– Ну, может быть, – растерянно сказал Трофим.

– Иван, – приказал Годунов. – А ну глянь там!

Один из стрельцов подошёл к печи, осмотрелся и сказал:

– Нет её здесь нигде.

– Как это нет?! – удивился Трофим.

И тоже подошёл к печи. За ним подошёл Годунов. Кочерги и в самом деле видно не было. Там были дрова, охапка, они валялись на полу. Это Савва их здесь выронил, когда увидел злодея, подумал Трофим. А вот совок с угольями. Вот помельцо. Но кочерга где? Как без кочерги топить?! Трофим шагнул вдоль печи…

И увидел! Кочерга стояла сразу за углом. Она была узорчатая, кованая, сразу видно, царская. Трофим наклонился к ней…

Но стрелец опередил его, взял кочергу и подал Годунову. Трофим посмотрел на Годунова. Годунов отдал ему кочергу. Трофим начал её осматривать…

И тихо охнул. Ещё бы! Кочерга была в запёкшейся крови, и там ещё был клок волос налипших. Трофим глазам своим не верил. Потом подумал: вот тебе и посох! На кого помыслил! А тут кочерга! И это только Савва, больше некому. Только если её не подсунули.

Трофим посмотрел на Годунова. И увидел, что тот и сам смотрит во все глаза на кочергу. Потом Годунов, облизнувшись, сказал:

– Как это Савва вдруг?! Он что это?

Трофим молчал. Потом сказал:

– Ну, может, это и не Савва. А тот, который выскочил.

– Так ты же говорил: куда ему выскочить! Дверь же одна! Выскочил бы – видели!

– Это смотря кто выскакивал. И как! – важным голосом сказал Трофим. – А Савва вон где стоял! – И он указал на дрова. – Он вон оттуда вошёл, увидел царя с царевичем и, чтобы им не заминать, сюда наклонился… А тут этот вдруг как выскочит! И Савва дрова от страха выронил. Так было?! А?!

Годунов посмотрел на стрельцов. Стрельцы растерянно молчали. Годунов повернулся к Трофиму, сказал:

– Ты колдун! Савва так и говорил нам. Слово в слово.

Трофим усмехнулся.

– Ну, колдун не колдун, а свою службу знаю.

– Так что теперь? – спросил Годунов.

– А теперь так, – сказал Трофим. – Будем искать того, который выскочил. Но тут… – И он строго нахмурился. – Если же никто в дверь не выскакивал, в трубу не вылезал, в окно…

И Трофим посмотрел на окно. Окно было изнутри закрыто ставнями.

– А как оно было тогда? – спросил Трофим. – Тоже со ставнями?

Годунов подумал и сказал:

– Не помню.

– Вот! – подхватил Трофим. – Ещё и окно! И тут тоже нужен розыск. Особый! А что я сейчас ночью разыщу, в такую темнотищу?!

Годунов на это только головой мотнул, очень сердито, и спросил:

– Что ж теперь делать?

– Ждать утра, – сказал Трофим. – И сразу сюда, и в розыск. Савву сюда. И рынд, которые тогда стояли здесь, сюда. И сторожей с обоих рундуков тоже сюда. Да что и говорить, боярин. Утро вечера мудренее. Добрые дела при свете делаются. А пока что мне сейчас чего перекусить бы да прикорнуть хоть где. А утром, на свежую голову, я…

– Ладно! – сердито сказал Годунов. – Это можно. – Обернулся и окликнул: – Климка!

Раскрылась дверь и вошёл Клим, давешний Трофимов провожатый.

– Климка, – продолжил Годунов, – отведи его. И положи. А утром опять его сюда, чуть свет!

И посмотрел на Трофима. Тот поклонился Годунову и пошёл к двери.

– А кочерга?! – вдруг сказал Годунов.

Трофим остановился. К нему подошёл стрелец, Трофим отдал ему кочергу. Клим открыл дверь и отступил на шаг. Трофим вышел первым, Клим за ним.

Клим шёл впереди, молчал и ничего не объяснял. Да Трофим ни о чём и не спрашивал. Не до Клима ему тогда было. Трофим думал о своём: о том, что вот же как бывает, вся беда от баб, потому что если бы не Гапка, не ночевал бы он дома. Да он и не думал ночевать! Приходил же Котька Вислый, говорил, айда, Трофим, со мной. Чего не пошёл? Пошёл бы, они сунулись, а Гапка бы сказала: его нет, где его черти носят, я не знаю, – и отстали бы они, взяли бы кого-нибудь другого, а Трофим бы с Вислым посейчас гулял бы у Демьянихи, а они здесь пусть бы хоть…

А вот и нет, тут же подумалось, не унялись бы они, а пошли бы искать дальше, и всю Москву бы на рога поставили, пока его не нашли, потому что только он им нужен, потому что опять, как тогда, когда царская кровь…

Ну и так далее. Вот примерно о чём тогда думал Трофим. Клим остановился и сказал, что они уже пришли. Открыл дверь и посветил.

Трофим вошёл. Это была очень тесная коморка. Даже стола там не было. Вместо него стояла лавка, а на ней кувшин.

– Квасу налить? – спросил Клим.

Трофим мотнул головой, что не надо.

– Может, поешь чего?

– Я не голодный, – ответил Трофим.

Клим пожал плечами, поставил свет на лавку, которая была вместо стола, а сам сел на ещё одну лавку, у стены. Трофим сел на другую, у другой стены. На ней уже было постелено – снизу сенник, сверху сшитые овчины, а в головах тюфяк. Трофим снял шубу, сунул шапку под тюфяк. Клим спросил, гасить ли свет.

– Как хочешь, – ответил Трофим. А после уже сам спросил: – А ты чего не ложишься?

– Мне, – сказал Клим, – не велено. Мне надо за тобой смотреть.

– Куда я денусь?

– Кабы это знать!

Трофим усмехнулся, не спеша снял сапоги, не спеша лёг, укрылся и сказал:

– Чудно у вас.

– Да уж! – отозвался Клим. – Куда чуднее. Человеку говоришь: «Поешь!», а он: «Нет, не хочу!» Боится, что отравят.

И замолчал. Трофим закрыл глаза и громко хмыкнул. Клим сразу сказал:

– Смейся, смейся! Завтра будет не до смеху.

Трофим промолчал. И даже глаз не открыл. Но Клим всё равно спросил:

– Сколько тебе на розыск дали? Один день?

Трофим не ответил. Клим недобро хмыкнул и продолжил:

– Да я и так знаю: один. Зюзин говорил. И вот завтра вечером Зюзин опять придёт и спросит: «Как дела?!» А ты что ответишь? Опять будешь молчать? И что тебе за это будет? Дыба. А после за уши вот так возьмут, вот так крутанут – и голова долой.

Трофим невольно поморщился, потому что он видел, как это делается. И в самом деле есть такие мастера, которые могут за один раз оторвать голову. Трофим открыл глаза и посмотрел на Клима. Клим усмехнулся и сказал:

– Вот так-то! Да ты не робей. До завтрашнего вечера ещё вон сколько! А что надо? Всего ничего! Назвать человека. Вот есть Савва, государев истопник…

– Зачем ему это?! – сердито спросил Трофим.

– Как зачем? А если попросил кто и отвалил задатку? А здесь задатки – это не у вас в Москве. Сколько тебе твой князь Михайло на дорогу дал?