– Стойте! – закричал он своему отряду и поскакал вперед, громко окликая Сяхоу Дуня.
Заметив мчавшегося к нему Юй Цзиня, Сяхоу Дунь остановился.
– Дальше к югу дорога слишком узка, – торопливо заговорил Юй Цзинь. – Ее сжимают горы, поросшие лесом. Не мешало бы принять меры против огневого нападения!
Пыл Сяхоу Дуня немного охладел. Он повернул коня и приказал воинам остановиться. Не успел он еще принять решение, как где-то позади вспыхнул огонь, раздался оглушительный треск. Загорелся тростник по обеим сторонам дороги. Через мгновение уже пылало все вокруг. Яростный ветер раздувал пламя.
Воины Сяхоу Дуня бросились кто куда, в свалке топча друг друга. Многие из них погибли. Тут на них ударил Чжао Юнь. Сяхоу Дуню, прорвавшемуся сквозь огонь и дым, удалось бежать. Ли Дянь поспешно отступал к Бовану, но путь ему преградил Гуань Юй. После ожесточенной схватки Ли Дянь сумел уйти.
Гуань Юй поджег неприятельский обоз. Юй Цзинь бросился бежать по глухой тропинке, помышляя лишь о том, как бы спасти свою жизнь. Сяхоу Лань и Хань Хао, спешившие на выручку обозу, столкнулись с Чжан Фэем. После нескольких схваток Чжан Фэй копьем поразил Сяхоу Ланя. Хань Хао скрылся.
Битва продолжалась до рассвета. Кровь лилась рекою, трупы убитых покрывали поле. Об этой битве потомки сложили стихи:
В Боване армии сошлись, и Чжугэ Лян к огню прибегнул.
Как будто бы беседу вел, так он легко войсками правил.
То первый подвиг был его с тех пор, как хижину он бросил,
Но Цао Цао трепетать своим искусством он заставил.
Сяхоу Дунь собрал остатки своего разбитого войска и ушел в Сюйчан.
Собрал свое войско и Чжугэ Лян. Гуань Юй и Чжан Фэй в восхищении говорили друг другу:
– Да! Чжугэ Лян – настоящий герой!
Проехав несколько ли, братья увидели небольшую коляску, охраняемую отрядом воинов под командой Ми Чжу и Ми Фана. В коляске сидел Чжугэ Лян. Гуань Юй и Чжан Фэй соскочили с коней и пали ниц перед мудрецом. Вскоре прибыли Лю Бэй, Чжао Юнь, Лю Фын, Гуань Пин и другие.
Захваченные у врага обозные повозки были разделены между воинами и военачальниками в качестве награды за труды. Войско возвратилось в Синье. Население города стояло по сторонам пыльной дороги и кланялось победителям:
– Жизнью своей мы обязаны тому, что господин наш сумел отыскать такого мудреца!
По возвращении Чжугэ Лян сказал Лю Бэю:
– То, что разбит Сяхоу Дунь, еще ничего не значит! Теперь ждите самого Цао Цао с большим войском!
– Что же нам делать? – спросил Лю Бэй.
– У меня есть план, как отразить нападение Цао Цао! – успокоил его Чжугэ Лян.
Вот уж поистине:
Врага сокрушив, не слезай с коня боевого.
Окончив войну, готовься к сражениям снова.
Если вы не знаете, каков был план, предложенный Чжугэ Ляном, прочтите следующую главу.
Глава сороковая
в которой будет рассказано о том, как госпожа Цай решила отдать Цзинчжоу Цао Цао, и о том, как Чжугэ Лян сжег Синье
Лю Бэй попросил Чжугэ Ляна поделиться с ним своими мыслями о том, как отразить врага.
– Синье – городок маленький, и удерживать его продолжительное время невозможно, – сказал Чжугэ Лян. – Недавно мне стало известно, что Лю Бяо тяжело занемог. Воспользуйтесь этим, обоснуйтесь в Цзинчжоу, и тогда мы сможем отразить нападение Цао Цао.
– Ваш совет вполне разумен, – согласился Лю Бэй. – Но могу ли я замышлять что-либо против Лю Бяо? Ведь он оказывал мне большие милости…
– Помните, – прервал его Чжугэ Лян, – если вы не возьмете Цзинчжоу теперь, сожалеть потом будет поздно!
– Я лучше умру, чем совершу такое несправедливое дело!
– И все же план этот надо обсудить еще раз! – заключил Чжугэ Лян.
В это время в Сюйчане произошло вот что. Потерпевший поражение Сяхоу Дунь велел связать себя веревками и, представ в таком виде перед Цао Цао, молил о смерти. Но Цао Цао простил его.
– Я пал жертвой коварства Чжугэ Ляна! – причитал Сяхоу Дунь. – Он огнем уничтожил моих воинов!
– Вы с юных лет командуете войсками, пора бы знать, что, проходя через теснины, надо принимать меры против огня, – упрекнул его Цао Цао.
– Ли Дянь и Юй Цзинь предупреждали меня, но я ничего не хотел слушать! Теперь раскаиваться поздно… – сказал Сяхоу Дунь.
Цао Цао велел наградить Ли Дяня и Юй Цзиня.
– Лю Бэя надо уничтожить немедленно, – негодовал Сяхоу Дунь. – Если он будет так бесчинствовать, это станет для нас внутренней язвой!
– Я согласен, – подтвердил Цао Цао. – Лю Бэй и Сунь Цюань тревожат меня больше всего. На остальных не стоит обращать внимание. У нас теперь есть предлог, чтобы усмирить Цзяннань!
Был отдан приказ поднять в поход пятьсот тысяч воинов. Их разделили на пять армий. Во главе первой армии Цао Цао поставил своих братьев Цао Жэня и Цао Хуна, во главе второй – Чжан Ляо и Чжан Го, во главе третьей – Сяхоу Юаня и Сяхоу Дуня, во главе четвертой – Ли Дяня и Юй Цзиня. Сам Цао Цао возглавил пятую армию. Храбрейшему военачальнику Сюй Чу он выделил особый отряд в три тысячи человек, предназначенный для внезапных нападений и прорыва рядов противника.
Для выступления в поход избран был день под циклическими знаками «бин-у» седьмого месяца тринадцатого года периода Цзянь-ань [208 г.], когда начиналась осень.
Главный придворный советник Кун Юн, недовольный планом Цао Цао, решительно возражал ему:
– Лю Бэй и Лю Бяо – потомки Ханьского императорского дома, и идти на них войной столь необдуманно нельзя. Сунь Цюань засел тигром в своих землях, его прикрывает великая река Янцзы. Справиться с ним тоже нелегко! Но если вы, господин чэн-сян, подымете войско на такое несправедливое дело, боюсь, как бы вы не лишились доверия народа Поднебесной!
– Лю Бэй, Лю Бяо и Сунь Цюань – ослушники! – вспылил Цао Цао. – Они ли не заслуживают кары?
Цао Цао приказал удалить Кун Юна и впредь казнить всех, кто осмелится перечить. Кун Юн вышел из дворца и, обратившись лицом к небу, вздохнул:
– Видано ли, чтобы бесчеловечность могла взять верх над гуманностью?
Эти слова Кун Юна услышал находившийся поблизости друг придворного летописца Ци Люя и поторопился сообщить ему об этом. Ци Люй ненавидел Кун Юна, который всегда презирал и оскорблял его, и поэтому поспешил с доносом к Цао Цао. При этом он еще добавил и от себя:
– Господин чэн-сян, Кун Юн всегда непочтительно о вас отзывался! Он дружил с Ни Хэном, и тот восхвалял его, называя Конфуцием! «Конфуций жив!» – говорил он. А Кун Юн восхищался Ни Хэном и твердил: «Янь Хуэй родился снова!» Знайте, господин чэн-сян, если Ни Хэн вас позорил, так на это его толкал Кун Юн!
Цао Цао разгневался и велел тин-вэю посадить Кун Юна в темницу.
У Кун Юна было два сына. Ничего не подозревая, юноши спокойно сидели дома и играли в шахматы, когда вбежал запыхавшийся слуга:
– Вашего батюшку схватил тин-вэй! Его казнят! Спасайтесь поскорее!..
– Что ж! – воскликнули юноши. – Если рушится гнездо, разве яйца остаются целыми?
Вскоре явился тин-вэй. Все, кто принадлежал к семье Кун Юна, были схвачены и казнены на базарной площади. Среди казненных были и оба сына Кун Юна. Труп их отца тут же на площади выставили напоказ.
Начальник города Чжи Си с рыданиями пал ниц перед трупом Кун Юна. За это Цао Цао хотел казнить и его. Однако этому воспротивился советник Сюнь Юй.
– Мне часто приходилось слышать, – сказал он, – как Чжи Си предупреждал Кун Юна, что его твердость и прямота переходят всякую меру и что это приведет его к беде. И вот сейчас Чжи Си пришел оплакивать Кун Юна. Пощадите Чжи Си, это человек на редкость справедливый!
Цао Цао отказался от своего намерения; Чжи Си похоронил Кун Юна и его сыновей.
