Пользуясь тем, что констебль покинул комнату, я вздохнула и начала рассказывать:

– Они удалились вместе, мистер Милнер и мадам Гиртс. Она ушла первой, а он последовал за ней несколько мгновений спустя.

Я почувствовала, что краснею при мысли о том, что инспектор может подумать – я подглядывала за ними, хотя и не собиралась этого делать.

– Через некоторое время я пошла в гримерную, чтобы взять там свою сумку со всем необходимым для ночевки – я забросила ее туда, забрав из камеры хранения вокзала. Это сущий лабиринт помещений за сценой. Я ошиблась дверью и, приоткрыв ее, увидела мистера Милнера и мадам Гиртс. Слава Богу, они меня не заметили. Они были чересчур заняты друг с другом.

– Продолжайте.

– Думаю, в юридических терминах это было in flagrante delicto[11]. – Я порадовалась тому, что вспомнила это выражение – оно звучит пристойнее, чем рассказ об их занятиях.

Инспектор подался вперед всем телом.

– Мог еще кто-нибудь заметить их там?

В этот момент дверь открыл констебль.

– Транспорт здесь, сэр.

Инспектор проводил меня на улицу, где ждала колесная двуколка, в которую был запряжен пони. В ней уже сидела Мэриэл, придерживая наши сумки.

– Миссис Шеклтон, вы позволите? – С этими словами инспектор Чарльз с отменной любезностью взял мою руку под локоть, помогая мне подняться в двуколку.

Констебль уселся в повозку вместе с нами. Возможно, теперь мы считались важными свидетелями, которым необходима полицейская охрана.

В полуподвальном этаже квартиры в доме № 29 на Сент-Клемент-роуд светилось одиночное окошко.

– Явиться домой под охраной полиции, – пробормотала Мэриэл. – Если мой зануда хозяин, вечно болтающий всякую чепуху, выглянет сейчас в окно, то придет в полный восторг.

– Вот вы и дома, леди. Я подожду, пока вы войдете внутрь. – С этими словами констебль спрыгнул с повозки, принял наши сумки, а потом помог нам спуститься на землю.

Я внезапно вспомнила, что мне было поручено передать известие.

– Мэриэл, Люси Уолфендейл просила меня сообщить ее деду, что она переночует у… я забыла ее имя. В общем, у одной из актрис.

– Элисон?

– Точно, у нее. Думаю, будет лучше, если он услышит это от тебя.

– А я уверена, что ничуть не лучше, – решительно возразила Мэриэл. – Я его почти не знаю.

Я чувствовала себя как никогда усталой и больше всего на свете хотела оказаться в постели.

На первом этаже открылось окно, выпустив в ночной сад полоску света. В окне появилось лицо человека в ночном колпаке типа «крошки Вилли Винки»[12].

Мэриэл охнула и бросилась в сад, чтобы выглянувший ее не увидел, выпалив на бегу:

– Ты уж лучше сама передай слова Люси ее старику. Я оставлю дверь закрытой на щеколду.

Она, обходя сад по периметру, направилась к задней части дома.

– Мэриэл! – взмолилась я.

Подруга приостановилась, почти прижимаясь к стене, и отрицательно покачала головой:

– Люси попросила именно тебя передать ее слова деду, потому что прекрасно знает, как он относится ко мне. Он очень мелочен во всем, что касается денег. Я сказала, что заплачу ему попозже. Едва он меня увидит, как его тут же ослепит блеск фунтов, шиллингов и пенсов.

Появившееся в окне лицо обрело голос и вопросило:

– Люси? Это вы там?

Голова у меня пошла кругом.

– Я забыла его имя.

– Такое же, как и у Люси. Уолфендейл. Обратитесь к нему как к капитану, отдайте ему честь – и он будет есть из ваших рук.

Старик смотрел, как я поднимаюсь по ступенькам крыльца. Не дожидаясь, пока я постучу, он открыл дверь. В тот же самый момент возница гикнул, и пони потянул двуколку. Ритмичный стук его копыт нарушил тишину ночи.

Света в прихожей не было, но проникавший из комнаты луч света развеивал мрак. Смотревший на меня пожилой джентльмен носил на голове свешивающийся на сторону ночной колпак. Поверх полосатой пижамы на плечах у него была наброшена старая армейская шинель, на ногах красовалась пара древних поношенных кожаных шлепанцев. Ему было где-то за семьдесят, но старик обладал коренастой плотной фигурой и сохранял явно армейскую выправку. На лице выделялись лихо закрученные усы. Одной рукой он потирал свою совершенно лысую макушку.

В нарочито легкомысленном тоне, для чего мне пришлось сделать над собой усилие, я отрапортовала:

– Прошу извинить, что беспокою вас, капитан Уолфендейл. Донесение с передовой в штаб-квартиру. Люси сегодня расположилась на бивуак у своей подруги Элисон. Мне поручили доложить вам.

– Да ведь уже час ночи! Чего вдруг она сообщает мне об этом так поздно?

В полиции нас попросили ничего не рассказывать про убийство, поэтому я немного помедлила с ответом.

– Прошу простить за столь поздний час. Но этим вечером я была в театре на спектакле и задержалась, чтобы помочь. Завтра за ними прибывает туристическое агентство. Ведь не замечаешь времени, когда приходится сворачивать лагерь.

Хотела бы я думать, что военный жаргон произвел на него впечатление. Глядя на меня, хозяин склонил голову набок.

– Но кто вы, мадам?

Не имея возможности назвать ему свое звание и личный номер, я испытала некоторый дискомфорт.

– Я – миссис Шеклтон.

– Люси просила вас зайти сюда?

– Я на одну только ночь остановилась у мисс Джеймисон, которая здесь живет.

– Вы сказали, ваша фамилия Шеклтон?

– Да.

– Тогда у меня кое-что для вас есть. Пожалуйста, войдите в комнату.

Недоумевая – что у него может быть для меня? – я вошла внутрь. Находившийся в верхней квартире пекинес, почуяв меня, залаял.

Капитан некоторое время оглядывался по сторонам, словно пытаясь вспомнить, куда он положил то, что хотел передать мне. Затем взял лежавший на буфете конверт.

– Получил это донесение пару часов назад. Телеграмма. Едва не развернул почтальона обратно. Не признал ваше имя.

– Благодарю вас.

Это должен быть ответ Сайкса. Только бы я не ошиблась, записывая адрес неудачливой миссис де Врие. Сайкс мне этого не спустит.

– Вы не будете возражать, если я прочитаю это прямо сейчас?

– Не угодно ли вам присесть? – вежливо предложил капитан. – Вот сюда, под лампу.

Он проявил заботу обо мне – ведь по мнению многих людей, телеграмма почти обязательно приносит плохие вести.

– Благодарю.

Он отступил на пару шагов, но все же остался рядом, в напряженном ожидании, словно я могла внезапно потерять сознание и пришлось бы приводить меня в чувство. Сообщение Сайкса было кратким:

«Адрес правильный».

Итак, трогательная дама, отдающая в заклад бриллиантовое кольцо своей матери, указала фальшивый адрес. А то и вымышленное имя. Но почему?

– Надеюсь, никаких плохих вестей?

Капитан Уолфендейл задал этот вопрос с легкой хрипотцой в голосе, словно недавно оправился от ангины.

– Нет, все в порядке. Благодарю вас, капитан. Не буду больше надоедать вам.

Открывая ящик буфета, он предупредил:

– Не споткнитесь, когда будете искать снаружи вход к миссис Джеймисон. Вот, возьмите фонарик. Я покажу вам заднюю лестницу, которая ведет в ее помещения.

Капитан ухитрился оттенком голоса выразить свое пренебрежение к занимаемым ею комнатам. Мэриэл бы это оценила.

Тем же фонариком он осветил мне дорогу сквозь темную прихожую.

– Здесь надо менять сетку в лампе[13].

– Да уж, это не сделают за пару минут, – согласилась я.

Подсвечивая фонариком, Уолфендейл вел меня по проходу.

– Стало быть, вы не из этих театралов?

– Нет. Я делала фотографии спектакля.

– Ну да, конечно. Припоминаю, что Люси говорила мне о вас. Что вы великолепный фотограф. Заглянул как-то во вторник вечером в театр за кулисы. Люси великолепно играла свою роль, да и все они тоже. – Он понизил голос. – Но только никогда больше не буду заходить за кулисы. Ничего личного, вы понимаете, но вся эта богема…