Мы обе хлопаем ресницами, и вдруг эта бестия говорит:

– Мать моя дорогая… мать моя, ты видела, как этот мужчина целуется?

Я киваю. Половина Хереса это видела, и, прежде чем я что-то смогла сказать, она добавляет:

– Я бросилась и… и… потом он меня прижал и… и… этот негодяй схватил меня за задницу! И, более того, засунул мне язык по самые гланды. О боже… как же это возбуждающе! А потом спросил, верю ли я в любовь с первого взгляда или…

– Или он снова тебя поцелует. Да… как в мексиканском сериале, – подытоживаю я.

Обмахиваю ее, иначе она сейчас рухнет, что будет уже сли-и-и-и-шком.

Она снова обливается водой и дышит, как собачонка. Ей до сих пор не верится в то, что она сделала. Бедняжка. Тогда я, желая, чтобы она улыбнулась, говорю:

– Думаю, сегодня ты навсегда выбросила Хесусина из своей жизни, – и весело добавляю: – Мексиканец ему это очень ясно изложил, чува-а-а-а-ак.

– Ах, булочка… не смейся.

– Ракель, я не смогу сдержаться.

А она, схватившись руками за лицо, тихо произносит:

– Этот мужчина, наверное, подумал, что я ветреная.

– Разве не ты говорила, что хочешь быть современной?

– Да, но не бестией, – краснея, упирается она.

Убежденная в том, что сестре пора активизироваться, я смотрю ей в глаза и говорю:

– Ракель, послушай, пусть он думает, что хочет. Тебе самой понравился этот поцелуй?

Ни секунды не раздумывая, она отвечает:

– Да… не буду отрицать.

– Значит так. Будь позитивной и подумай о двух вещах. Во-первых, ты порвала с Хесусом, а во-вторых, мексиканец, похожий на тех героев телесериалов, от которых ты тащишься, подарил тебе такой поцелуй, от которого ты улетела.

Выслушав это, она наконец улыбается, и я отвечаю ей улыбкой. Через пару секунд она произносит:

– Боже мой, булочка… он такой вкусный.

Мне никогда не нравились расставания, особенно с отцом, сестрой и племянницами. Снова разрывается сердце оттого, что нужно от них уезжать. Но рядом со мной Эрик, который утешает меня и обещает, что мы сможем встретиться всегда, когда мне захочется.

В хересском аэропорту нас ждет частный самолет. Племянница спешит подняться на борт. Она хочет шоколадок, и стюардесса с радостью ее угощает. Время идет, и нам пора улетать. Приходится прощаться.

– Смугляночка, послушай, – говорит отец, заключая меня в объятия, – ты очень счастлива. Я это вижу. Эрик всегда мне нравился, с самой первой минуты, ты это знаешь, ведь так? – Я киваю. – Поэтому улыбнись и радуйся жизни, а я буду радоваться вместе с тобой.

Улыбаюсь и отвечаю:

– Папа, я просто так сильно по вам скучаю. И то, что я не знаю, когда снова увижу вас, убивает меня и…

Отец улыбается, прикладывает палец к моим губам и говорит:

– Я пообещал Эрику, что следующее Рождество мы будем праздновать все вместе в Германии. Этот парень любит тебя, и он без устали уговаривал меня, пока я не согласился.

– Серьезно?

Улыбаясь до ушей, обнимаю отца и смотрю на Эрика, который в это время прощается с Ракель и тоже мне улыбается. Никогда бы не подумала, что такой человек, как он, будет так заботиться о моем счастье. Но он таков, мой мускулистый немец, который влюбил меня в себя и добился того, что я снова улыбаюсь.

Когда я отлипаю от отца, ко мне подходит сестра и с видом печального щенка шепчет:

– Ты еще не уехала, а я уже скучаю.

Улыбаюсь, обнимаю ее и говорю:

– Ах, бу-у-у-у-у-у-у-лочка, как же я тебя люблю!

Мы хохочем, и я продолжаю:

– Веди себя хорошо с мексиканцем. Хоть ты и хочешь быть современной, подумай, прежде чем что-то делать, ведь в тебе очень мало современного, договорились?

Моя безумная сестра улыбается и шепчет мне на ухо:

– Он попросил меня поехать с ним в Мадрид.

– Правда? – Ракель кивает, и я спрашиваю. – Когда?

– Через три недели. Завтра он уезжает в Барселону, а когда вернется, я пообещала поехать с ним. Слушай, в глубине души мне так хочется с ним поехать! Возьму все необходимые вещи для Лус, и будь спокойна: я хоть и современная, но не буду с ним спать. Я не настолько отчаянная! – Увидев мою усмешку, она добавляет: – Вчера вечером я рассказала отцу о поездке, и он был не против. Более того, сказал, что мексиканец ему нравится. Что это мужчина, которого видно по туфлям.

То же самое отец сказал мне, когда познакомился с Эриком. Видимо, у мужчин есть особый дар, которого нет у нас, женщин, и папа сумел разглядеть в Хуане Альберто такую же серьезность, как у Эрика.

– Ракель, послушай, ты уверена в том, что собираешься сделать?

Она улыбается. Смотрит туда, где стоят Хуан Альберто и остальные, и говорит:

– Нет, булочка. Но мне нужно сделать что-то безумное. Я никогда ничего не делала спонтанно, и мне очень хочется пережить нечто особенное с этим человеком. Наши отношения будут длиться, пока он будет в Испании, но…

– Ракель, тебе будет больно, когда он уедет. Я же тебя знаю!

Сестра кивает и, вводя меня в полное изумление, откровенно говорит:

– Я знаю, булочка… Но я хочу радоваться все то время, пока он будет здесь. Я понимаю свое положение, то, что у меня дети, и думаю, что жизнь подарит мне не так уж много радостных эмоций. Поэтому хочу насладиться хотя бы этой парой деньков!

Я улыбаюсь, но мне грустно оттого, что она так думает. Она слишком молода, чтобы ставить на своей жизни крест скуки. Когда я хочу ей об этом сказать, подходит Эрик и, обняв меня за талию, говорит:

– Девочки, мне очень жаль прерывать ваш разговор, но пилот утверждает, что нам пора отлетать.

Тут же к нам подходит и вышеупомянутый мексиканец. Пока сестра прощается с Эриком, я поворачиваюсь к нему, но прежде, чем успеваю ему что-то сказать, он заверяет:

– Я знаю. Не волнуйся. Я позабочусь о ней и о том, чтобы все чувствовали себя хорошо. Кстати, я уже сказал это Эрику, но хочу поблагодарить и тебя за то, что вы позволили мне остаться на «Вилле Смугляночке».

Я не могу подобрать слов.

Не могу его в чем-то упрекать.

Улыбнувшись, бью кулачком ему в грудь.

– Ну, ты в курсе, чувак, какой я бываю, когда мне что-то не нравится. Понятно? – предупреждаю я его.

«Необузданная интрижка» Ракель улыбается и целует меня в обе щеки. Отстранившись от него, я снова обнимаю отца и сестру, целую Лус, которая хнычет из-за отъезда Флина. Как же тяжело! А когда целую малышку Лусию и сюсюкаюсь с ней, отец говорит:

– Смугляночка, помни: я хочу еще внуков, и будет супер, если это будет крепыш!

– А я хочу еще одну смугляночку, – мурлычет мой муж.

Я молчу.

У меня и так все написано на лице.

Они оба смеются, а я закатываю глаза и начинаю чесать шею.

Ох уж эти мужчины!

Мы вовремя и без осложнений прибыли в международный мюнхенский аэропорт имени Франца-Йозефа Штрауса. Когда выходим из самолета, Эрик заговаривает с пилотом, а я замечаю стоящего возле машины Норберта. Флин, увидев его, бежит навстречу и бросается в его объятия. Я очарована тем, с какой счастливой улыбкой мужчина встречает мальчишку.

Когда мальчик садится вместе с Декстером и Грациэлой в машину, я тепло смотрю на Норберта и обнимаю его. Он как всегда негнущийся, словно прут, но мне все равно. Еще раз обнимаю его и слышу его взволнованные слова:

– Какая радость видеть вас снова дома, сеньора!

Я улыбаюсь. Из сеньориты Джудит я превратилась в сеньору!

– Норберт, разве мы не договорились, что ты будешь называть меня по имени?

Он машет головой и, поприветствовав Эрика рукопожатием, добавляет:

– Это вы договорились с моей женой, сеньора. Она, кстати, без ума от счастья, что вы снова дома.

Получив багаж, Норберт укладывает его в багажник, а Эрик властно обнимает меня за талию, целует и шепчет:

– Малышка, ты снова на моей земле.

Видя лукавое выражение его лица, беру его за пояс и уточняю: