Его продержали под арестом две недели и выпустили, не найдя заметных улик. Но – предписали уехать из Санкт-Петербурга в город Петровск Саратовской губернии и там жить под надзором полиции. Из Политехнического института он был исключен. А учитывая, что в тюрьме он находился в одной камере с более опытными сторонниками революции… В общем, власти сами сделали все, чтобы подтолкнуть юношу на революционную стезю.
Извини, Костя, что я долго не отвечал тебе. Но ты не поверишь, что у меня положительно нет времени писать письма; сейчас у нас идет сильное брожение, да и не только у нас, но и во всех слоях общества; в печати теперь пишут так, как никогда не писали; везде предъявляются к правительству требования конституции, отмены самодержавия; движение очень сильно. Не нынче так завтра конституция будет дана; не дадут в этом году, дадут в следующем. 6 ноября в Петербурге было назначено заседание представителей от всех земств; это заседание, хотя и не было разрешено правительством, все-таки состоялось и выработало программу, исполнения которой потребует у правительства. Между прочим, § 1 этой программы заключает требование созыва учредительного собрания для выработки им конституции. Сейчас среди студенчества и рабочих, а также среди частных лиц идут приготовления к грандиозной манифестации; ряд частичных демонстраций уже был как у нас в Питере, так и в других городах, но это только не что иное, как прелюдия к самому главному, которое имеет быть в начале декабря.
Вчера был устроен вечер в здании института, была масса народу, профессоров, студентов, курсисток и вообще всякой публики; после вечера собралась сходка, на которой присутствовало свыше 2 тысяч человек. В этой сходке было решено вверить руководительство главному комитету социал-демократической партии. От него в нужный момент и пойдут приказания. Я принялся за устройство Семиреченского землячества; дело идет на лад.
Через неделю у нас соберутся все верненцы, которые только находятся в Питере, курсистки и студенты. Тогда окончательно обсудим и вырешим все. В это землячество должны вступить не одни петербуржцы, но и вообще все верненцы, находящиеся в университетах России, так что землячество обещает быть грандиозным. Сейчас написал письма в Москву, Одессу и Казань, чтобы узнать отношение тамошних наших студентов к этому вопросу, думаю, что их отношение будет безусловно благоприятно. Землячество первой целью будет иметь взаимную поддержку, для чего будет образована касса взаимопомощи; эта цель самая главная, но, конечно, не она одна имеется в виду…
Михаил Фрунзе
15 ноября 1904 года
Фрунзе из Питера уехал, но лишь ненадолго. Потом вернулся, переселился к приятелю и перебивался случайными заработками. И помогал товарищам, с которыми познакомился в тюрьме.
Кровавое воскресенье
А потом грянуло Кровавое воскресенье. О том, почему идея подачи мирной петиции о рабочих нуждах обернулась кровью и беспорядками, переросшими в первую революцию, историки спорят до сих пор. Кто виноват – Георгий Гапон или петербургский градоначальник Фуллон, министр внутренних дел князь Святополк-Мирский или его оппоненты в вопросах реформ Коковцов и Победоносцев, сам император Николай II или безымянные боевики-провокаторы, по некоторым утверждениям, первыми начавшие стрелять по солдатам?.. Как бы то ни было, факт остается фактом – на питерские мостовые пролилась кровь безоружных простых людей, которые с хоругвями и молитвенным пением шли к царскому дворцу просить государя о помощи, об облегчении их тяжелой жизни…
Известный художник Валентин Серов оказался невольным свидетелем трагических событий: «То, что пришлось видеть мне из окон Академии художеств 9 января, не забуду никогда – сдержанная, величественная, безоружная толпа, идущая навстречу кавалерийским атакам и ружейному прицелу, – зрелище ужасное».
И меня пропустили через Полицейский мост между шеренгами солдат. Они в этот момент заряжали ружья. Офицер крикнул извозчику: «Сворачивай направо». Извозчик отъехал на несколько шагов и остановился. «Похоже, стрелять будут!» Толпа стояла плотно. Но не было рабочих. Была обычная воскресная публика. «Убийцы!.. Ну, стреляйте же!» – крикнул кто-то. Рожок заиграл сигнал атаки. Я приказал извозчику двигаться дальше… Едва мы свернули за угол, послышался выстрел, сухой, несильный звук…
Максимилиан Волошин
12 января П.Б. Струве опубликовал в либеральном журнале «Освобождение», редактором которого он являлся, статью «Палач народа». Текст ее был эмоциональным и яростным: «Народ шел к нему, народ ждал его. Царь встретил свой народ. Нагайками, саблями и пулями он отвечал на слова скорби и доверия. На улицах Петербурга пролилась кровь и разорвалась навсегда связь между народом и этим царем. Все равно, кто он, надменный деспот, не желающий снизойти до народа, или презренный трус, боящийся стать лицом к лицу с той стихией, из которой он почерпал силу… После этого мы не будем с ним говорить. Он сам себя уничтожил в наших глазах – и возврата к прошлому нет. Эта кровь не может быть прощена никем из нас».
Сам император Николай II отмечал в дневнике в день расстрела шествия: «В Петербурге произошли серьезные беспорядки вследствие желания рабочих дойти до Зимнего дворца. Войска должны были стрелять в разных местах города, было много убитых и раненых. Господи, как больно и тяжело!»
Но подавляющее большинство тех, кто высказывался о трагических событиях, возлагали вину именно на императора. Даже убежденные монархисты. Барон Врангель, отец того самого Врангеля, с которым Фрунзе выпадет сражаться в Крыму, с горечью записывал тогда: «Одно мне кажется несомненным: выйди государь на балкон, выслушай он так или иначе народ, ничего бы не было, разве то, что царь стал бы более популярен, чем был… Как окреп престиж его прадеда, Николая I, после его появления во время холерного бунта на Сенной площади! Но царь был только Николай II, а не Второй Николай».
И если так высказывались верные и преданные сторонники престола, то уж революционеры в выражениях не стеснялись вовсе. Ленин уже 18 января опубликовал в газете «Вперед» (выходившей в Женеве) статью «Начало революции в России», полную призывов к свержению существующей власти. «Теперь вряд ли возможны сомнения в том, что правительство умышленно давало сравнительно беспрепятственно развиться стачечному движению и начаться широкой демонстрации, желая довести дело до применения военной силы, – писал Владимир Ильич. – И оно довело до этого! Тысячи убитых и раненых – таковы итоги кровавого воскресенья 9 января в Петербурге. Войско победило безоружных рабочих, женщин и детей. Войско одолело неприятеля, расстреливая лежавших на земле рабочих…»
Профессор Гарвардского университета, автор обширного труда «Русская революция» Ричард Пайпс указывал в своем исследовании, что именно 9 января распространило революционные побуждения на широкие массы. Причем – стремительно, ведь еще за неделю до трагических событий тот же Струве сетовал, что в России нет революционного народа.
В 1904 году народные массы еще сохраняли спокойствие, революционные требования к правительству предъявляла только образованная элита – студенты и другая интеллигенция, а также помещики-земцы. Основные настроения были либеральными, то есть «буржуазными». И социалисты в этих событиях были лишь на второстепенных ролях агитаторов и террористов. Основная масса населения – крестьяне, а также и рабочие – наблюдали политические столкновения со стороны… Пассивность народных масс вдохновляла правительство, так сказать, не уступать своих позиций без боя… Но 9 января, в день расстрела рабочей демонстрации в Петербурге, положение драматически переменилось. С этого дня, вошедшего в историю под именем «Кровавого воскресенья», революционное пламя разнеслось по всем слоям населения, превратив революцию в явление массовое…
Ричард Пайпс. «Русская революция»
