Таким образом, в 1810 г. Шарлотта Шиллер имела уже все основания написать своей подруге Каролине-Луизе Мекленбург-Шверинской: «Мастер весьма галантен и дружелюбен, и я радуюсь, что Великая Княгиня много с ним общается. Она сейчас еще находит удовольствие в разговорах об искусстве и истории, и мы были свидетелями нескольких истинно прекрасных вечеров»[79]. И она же отмечает эволюцию, произошедшую в самой Марии Павловне, которая теперь выступает как полноправный участник интеллектуальных бесед с Гете. «Я видела ее в течение нескольких вечеров, когда она действительно составляла душу разговора и говорила так хорошо, и в особенности с Мастером, которого она столь тонко понимает и угадывает, что это у всех вызывает восхищение. Он тоже совершенно польщен этим, и кажется в этом обществе предельно остроумным и находчивым»[80].

Возможно, что «пик» их взаимоотношений пришелся на 1813 г., когда оба встретились в Теплице – но словно по разные стороны барьера. Гете сопровождал тогда Карла Августа, Мария Павловна находилась при брате Александре (см. ниже). Но никогда еще Гете, как записала Мария Павловна в своем дневнике 1813 г.[81], не казался ей «таким склонным к смеху и таким милым в отношениях с ней»; впервые, кажется, он снизошел до разговора о политике: «Он даже говорил мне о современном положении дел, делился своими опасениями… Он устраивал для меня интересные чтения, например, третьего тома своей биографии; говорил о социальных условностях, об их несочетаемости с естественными наклонностями человеческого сердца ‹…› много интересного и истинного было в его разговоре»[82].

В дальнейшем Гете и Мария Павловна ведут себя в основном как единомышленники. В 1813 г. Гете помогает ей устроить выставку, посвященную знаменитой руине бенедиктинского монастыря Паулинцелла, расположенного в герцогстве Шварцбург-Рудольсштадт, и по поручению Марии Павловны пишет для нее «Promemoria»[83]. В 1817 г. он знакомит ее с основами кантианской философии, составляя конспект основных понятий, встречающихся у Канта, и вместе с тем высказывает свое несогласие с некоторыми из кантианских положений[84].

Мария Павловна пишет в это время Гете: «Ценность мудрости только увеличивается, когда ее путеводителем становится дружелюбие, не говоря уже о ясности, когда она облагорожена воззрением высокого ума»[85]. В 1820-е гг. Гете помогает Марии Павловне в воспитании дочерей (одна из которых – Августа – станет затем прусской королевой и германской императрицей). Но и Мария Павловна помогает ему со своей стороны, в создании и развитии зоологического, ботанического, минералогического, анатомического, нумизматического кабинетов Йенского университета, закупая, например, восточные монеты, выписывая астрономические инструменты и минералы, в том числе и из Петербурга. Так же и веймарская библиотека – еще одно любимое детище Гете – обязана значительным пополнением своих фондов в эти годы Марии Павловне[86].

Еженедельные встречи с Гете либо у него дома, либо при дворе стали для Марии Павловны настолько привычными, что, когда в 1824 г. здоровье его уже не позволяло им видеться столь же часто, Мария Павлова написала ему: «Будьте уверены, что Наследный Герцог, так же, как и я, очень много потеряли за то время, когда нам пришлось оставить милую привычку навещать Вас каждую неделю. Он, конечно же, сам Вам о том уже поведал, я же ожидаю только разрешения врача, чтобы оказаться снова у Вас, не повредив при том Вашему здоровью»[87].

И когда, уже в последние годы, Гете совсем перестал появляться при дворе, Мария Павловна сама непременно раз в неделю наносила ему часовой визит, который Гете, если верить Эккерману, воспринимал «как великое благо». И опять же, по свидетельству Эккермана, в 1828 г. Гете сказал о Марии Павловне: «Я знаю великую герцогиню с 1805 года и имел множество случаев изумляться ее уму и характеру. Это одна из самых лучших и выдающихся женщин нашего времени, и она была бы таковой, если бы и не была государыней»[88].

С этим в общем-то рифмуется и свидетельство Фарнгагена фон Энзе 1850-х гг.: «До сих пор Веймар находится под благословением обаяния и глубины, которым мы обязаны существованию и деятельности этой замечательной женщины, о который Гете однажды мне написал со всей искренностью, что она сумела бы возвыситься над любым сословием, и даже принадлежа к высшему, вызывает особое восхищение»[89].

В целом первые годы своего пребывания в Веймаре Мария Павловна расценивала как счастливые. Отношения с новыми родителями поначалу складывались вполне благоприятно. «Герцог, а также Герцогиня, обращаются со мной как со своей дочерью, и я действительно почитаю себя таковой по тем чувствам, которые я к ним питаю и которые они мне внушили», – признается она матери[90]. В 1805 г. у нее рождается первенец, названный в честь отца и брата Павлом Александром и которого ее брат (Александр), находящийся в это время в Галиции, тут же производит в капитаны Семеновского полка. В конце октября 1805 г., как уже говорилось выше, и сам Александр навещает Марию Павловну в Веймаре. Это была их первая встреча после расставания 1804 г., ставшая новым поводом для излияния чувств, после которой комнаты Мария Павловна превращаются в своего рода мемориал брата («Я многое изменила в своей спальне: мне захотелось поднять Ваш бюст на высоту пьедестала, то есть, чтобы сказать яснее, поставить его на пьедестал ‹…› Стул, на котором Вы обычно сидели, имеет теперь инициал A, дабы его не смешивали с остальными». – письмо от 7/19 марта 1806 г.)

Но уже в апреле 1806 г., не прожив и года, умирает сын. «…мое счастье было совершенным, пока ребенок мой был жив, – пишет Мария Павловна матери, – но воспоминание о нем омрачает все мои радости, оно преследует меня повсюду. ‹…› мое горе, когда я покидала Вас в прошлом году, боль, которую я испытывала, попав в места, столь чуждые всему, что я знала, беспокойства бурных дней прошлой зимы, страшная потеря, которую я пережила 2 месяца назад, все это были страшные, страшные испытания; но я выдержала, я не могу сказать, что я раздавлена, наоборот, у меня такое чувство, что мне хочется противостоять всем этим ударам»[91].

Ко всему этому добавляется все более осложняющаяся политическая ситуация в Европе, которая затрагивает и непосредственно отношения России и Веймара и, более непосредственно, Александра I и Карла Августа. Рикошетом это отзовется и на отношениях Марии Павловны с братом.

Вспомним события тех лет, всколыхнувшие Европу и прошедшие также и по судьбе русской принцессы, династически заброшенной в одно из немецких государств.

В результате поражения австро-русских войск под Аустерлицем 2 декабря 1805 г. распадается коалиция трех стран. Через полгода, 12 июля 1806 г., в Париже подписан договор о создании Рейнского союза, объединившего под властью Наполеона около 30 немецких государств, куда, однако, не входит ни Пруссия, ни союзное ей герцогство Саксен-Веймар-Эйзенах. В октябре 1806 г. французская армия вторгается в Саксонию. Главные силы союзников сосредоточены около Йены (города, находящегося в непосредственной близости от Веймара). В битве под Йеной происходит разгром Пруссии – остатки ее армии через Веймар бегут к Берлину, который уже обречен. Преследуя пруссаков, французы после сражения вступают в Веймар, где в это время остается одна герцогиня Луиза, которая и встречает прибывшего в город 15 октября Наполеона (Карл Август, еще в 1787 г. поступивший на военную службу королю Пруссии[92], сражался соответственно на его стороне).