От этой мысли ей почему-то стало так грустно, что, не выдержав, она сердито буркнула:

– Никакая я вам не дорогая.

Донован замер, но через миг начал медленно и плавно, примерно как соблазнитель в плохом порнофильме, выползать из-под раковины. Как только он увидел Сесили, в его блестящих зеленых глазах отразилось нечто, похожее на симпатию, а на лице появился явный интерес.

– Кто к нам пожаловал, сама Снежная Королева!

Это было придуманное им для нее прозвище. Раньше он ни разу не называл ее «дорогая» – видимо, такая мысль никогда не приходила ему в голову.

Сесили сразу ощетинилась, данное им прозвище ей совсем не нравилось. Хотя какое ей дело до того, как он ее называл?! Если разговор и дальше будет продолжаться в таком духе, она сумеет поставить его на место. За подобными нежностями – это было прекрасно известно любой феминистке – скрывалось пренебрежение и отсутствие серьезности и должного уважения к женщине.

– Где молодые?

Она, как и ожидал Шейн, выступила в привычной для себя роли, ее напускное равнодушие и холодный тон не действовали на него, ведь это была игра, маска, которую она надевала.

Легкость, с какой он, встав на ноги, выпрямился, удивляла – даже не верилось, что он весит больше двухсот фунтов. Открыв кран, Шейн начал мыть руки.

– Ваш брат на заднем дворе.

Было хорошо видно, как под тонкой майкой перекатываются мышцы на его плечах.

Сесили встряхнула головой. Как хорошо, что ей, в сущности, безразличны широкие плечи, выпуклая грудь, упругие бедра. Здравый смысл, рациональность – качества, на которые она привыкла опираться, – позволяли ей не идти на поводу у гормонов.

Но тут ее взгляд упал на его ягодицы.

Нет, нет, ей нет никакого дела до подобных глупостей!

Шум воды из крана прекратился, она тут же, отведя глаза, приняла как можно более равнодушный и невозмутимый вид.

Оглянувшись, Шейн окинул ее быстрым, оценивающим взглядом, от которого, как казалось, ничто не могло скрыться.

– Странно, я полагал, что вы приедете позже, прямо ко дню, на который назначен праздничный обед по случаю бракосочетания.

Сесили внутренне напряглась, он словно прочитал ее мысли, угадав ее первоначальное намерение сократить до минимума свое пребывание в кругу родных и близких.

– Что за нелепое предположение? Почему бы мне не погостить подольше в моем родном доме?

– Одного представителя семьи Райли было бы вполне достаточно, чтобы создать нужное впечатление семейственности. – Он бросил на нее проницательный взгляд. – Причина тут явно другая, но какая, пока не могу понять.

У Сесили зачесались ладони от желания стереть с лица Шейна его самоуверенную, чуть нагловатую улыбку – настолько она раздражала ее. Он явно метил в нее, его выпад шокировал бы любого, кто оказался бы на ее месте, но Сесили недаром занималась политикой.

– Не понимаю, к чему вы клоните.

Он достал пиво, поднес бутылку к губам, сделал глубокий глоток, не сводя с нее глаз, словно хищник, следящий за своей жертвой.

Какие у него все-таки глаза! Потрясающие, зеленого цвета! Они буквально просвечивали ее насквозь. Смущенная его пристальным взглядом, Сесили невольно разгладила складки на юбке, одернула жакет. Пауза помогла ей прийти в себя.

– Моя мать здесь? – спросила она совершенно будничным тоном, как ей того и хотелось.

– Они с Мадди пошли в магазин, – поставив бутылку на гранитную стойку, Шейн, как ни в чем ни бывало, оперся о ее край ладонями. – У нас кончились чипсы и пепси-кола.

Дразня его, Сесили подбоченилась, затем, смотря на него так же высокомерно, как и он на нее, усмехнулась:

– Что ж удивительного? Я слышала, что после тридцати пяти у многих меняются пристрастия, часто далеко не в лучшую сторону.

Выражение высокомерия с его лица моментально исчезло, его словно смыло водой, оно сменилось откровенным удивлением.

Оттолкнувшись от стойки, Шейн шагнул прямо на нее.

Сесили растерялась, но, не подав виду, осталась на прежнем месте.

Политику никогда нельзя выказывать слабость и отступать, пусть даже на шаг. Она прекрасно помнила об этом.

– Откуда вам известно, что мне тридцать пять? – Он буквально сверлил ее взглядом.

Черт, ну кто тянул ее за язык?! Сболтнуть некстати что-нибудь лишнее – ее слабость; надо было, как обычно, пропустить его колкости мимо ушей. Сесили пожала плечом:

– Где-то случайно слышала.

– Собираете обо мне сведения? Очень приятно. Тронут, весьма тронут вашим вниманием.

Иначе просто было нельзя. После того, как ее брат сблизился с Мадди, им пришлось разузнать побольше о семействе Донованов. Впрочем, Шейн Донован, должно быть, тоже собирал интересующую его информацию об их семье, когда его сестра поселилась в Ривайвле. Да иначе просто не могло быть, так поступали все. Но если честно, больше всего ее заинтересовал старший из братьев Донованов, хотя в этом не было ничего удивительного – Шейн был самым опасным из всего их семейства.

Итак, она знала о нем все или почти все. Разбуди ее посреди ночи, она и тогда без всяких запинок выдала бы все то, что они разузнали о нем.

Род занятий: генеральный директор и владелец «Донован Корпорейшн».

Личные или дружеские отношения – из самых важных и недавних: на протяжении последнего года – с одним из технических гениев.

Средний балл успеваемости в школе ужасно низкий – 1,65.

Диплом об окончании университета – отсутствует.

Задержания полицией – один раз в 16 лет за употребление алкоголя.

Дальше все в том же духе, ничего примечательного. Тем более было непонятно, каким образом при таких исходных данных он сумел добиться просто феноменального успеха? Как ему удалось преодолеть столько невероятных трудностей?

Причем добиться такого высокого положения к тридцати пяти годам.

Тридцать пять, как было прекрасно известно, ему исполнилось три месяца назад. Его день рождения был ровно на неделю позже ее собственного.

Вспомнив свой день рождения, Сесили нахмурилась. Его никак нельзя было назвать ни веселым. ни даже просто хорошим.

Ее день рождения ознаменовался долгим, утомительным совещанием: надо было срочно что-то делать для спасения изрядно подмоченной репутации отца. Во время краткого пятнадцатиминутного перерыва стажеры поднесли ей именинный торт, а по телефону ее поздравила одна только мама.

Поздно вечером, в своем таунхаусе, расположенном в престижном районе Нью-Йорка под названием «Золотой берег», она в одиночестве съела купленную в китайском ресторанчике готовую еду, запивая ее вином. Выпив всю бутылку, Сесили задумалась о своем нынешнем, просто «превосходном» положении – как ни пыталась она уверить себя в этом, все было напрасно.

Поздравив себя с днем рождения, Сесили с грустью вынуждена была признать: все, чего она добилась в жизни, не принесло ей ни чувства самоудовлетворения, ни ощущения самореализации. Для себя, для своего собственного счастья она ничего не сделала. Ровным счетом ничего.

Сесили казалась чем-то опечаленной! Это было невероятно, неужели Снежная Королева способна переживать, неужели и ей доступны человеческие чувства?

Да-да, именно грусть угадывалась в охватившей ее внезапно задумчивости, в опущенных уголках рта и чуть сдвинутых бровях, – она словно забыла о его существовании, погрузившись целиком в свои, видимо, не слишком веселые мысли. Ее красивое лицо, всегда такое невозмутимо-холодное, вдруг оттаяло, ожило, привычная маска исчезла под действием вырвавшейся наружу искренней печали.

Подобная перемена не очень понравилась Шейну.

Прежняя Сесили, которую он прозвал Снежной Королевой, на его взгляд, была предпочтительнее. А все потому, что ее холодность сдерживала его непонятно откуда возникавшую, ничем не объяснимую страсть, которая вспыхивала в нем всякий раз, как только он приближался к ней меньше чем на пятьдесят футов. Было совершенно непонятно, в чем тут дело, – никаких разумных объяснений, одно наваждение. Сесили походила на занозу, которую никак не удавалось вынуть, заноза раздражала его, постоянно напоминая о себе.