Возможно, ограниченность, порождаемая эффектом клана, частично объясняется нейробиологическими помехами в выражении эмпатии, которые возникают в тот момент, когда вы классифицируете другую сторону как чужака. Главный участок головного мозга, который включается в работу, когда мы начинаем анализировать собственные мысли и чувства, называется вентральная префронтальная кора. Удивительно, что этот участок активируется в большей степени, когда вы узнаете мнение того, кого ощущаете похожим на себя, и в меньшей степени, когда вы слушаете точку зрения того, кого считаете непохожим на себя. Получается, что мы склонны выражать эмпатию прежде всего людям, с которыми ощущаем родство и подобие (Jenkins et al. 2008). Это согласуется с моей убежденностью в том, что в ситуации конфликта нам необходимо почти силой принуждать себя с пониманием отнестись к другой стороне. Когда мы оказываемся в когтях эффекта клана, эмпатия по отношению к противнику не проявляется автоматически.

Келли Ламберт и Крейг Ховард Кинсли обсуждают похожую реакцию тревоги, которая возникает, когда мы сталкиваемся с реальной или воображаемой угрозой (Lambert and Kinsley 2010). Эксперт по конфликтологии Террелл Нортроп описывает четыре стадии эскалации конфликта, в который вовлечена идентичность: угроза, искажение социальной реальности (чтобы избежать признания угрозы ложной), утрата гибкости в восприятии действительности и негласная договоренность продолжать конфликтные отношения (Northrup 1989).

Угроза идентичности вызывает страх распада личности. Динамичное разъединение, следовательно, оберегает идентичность, выстраивая защитные стены, которые могут подстрекать враждебные чувства и по иронии судьбы создавать условия для экзистенциального конфликта.

Психоаналитик Вамик Волкан описывает два типа идентичности (Volkan 1996). Личную идентичность можно сравнить с одеждой, которую носим только мы сами; она защищает нас от опасностей окружающей среды. Социальная идентичность похожа на «большой брезентовый шатер», который защищает вас и всех, кто в нем находится. Пока шатер прочен и лидер поддерживает его, социальная идентичность не требует к себе внимания. Но если кто-нибудь толкнет шатер и он зашатается, все, кто находятся внутри, начинают испытывать страх за свою общую безопасность и стараются снова укрепить его. С точки зрения теории социальной идентичности эффект клана способствует расколу между группами, так как проливает свет на социальную идентичность каждой стороны конфликта, что подавляет доброжелательные отношения с другими группами и усиливает внутригрупповую солидарность. Конфликт создает ощущение «мы и они» (Korostelina 2007, 44).

Но если идентичность прочная, подогревает ли она конфликт или позволяет избежать столкновений? С одной стороны, прочная социальная идентичность может привести к усилению самооценки посредством обесценивания чужих групп, таким образом повышая шансы на межгрупповой конфликт. С другой стороны, Эрик Эриксон предполагает, что прочная идентичность с ярко выраженным эго охлаждает наше желание вступать в острый конфликт. Мы уверены в том, кем являемся, и поэтому не нуждаемся в доказательствах нашего превосходства через конфликт (Erikson 1956; Erikson 1968). Подробнее о точках зрения на эту тему см.: Brewer, M. "Ingroup Identification and Intergroup Conflict…" 2001; Gibson 2006.

Наконец, эффект клана может возникнуть не только из-за агрессивных импульсов. Иногда людям просто скучно, и они начинают ссору, чтобы скрасить серые будни. Я называю такое состояние синдромом тоски и думаю, что оно играет гораздо более значительную роль в эскалации конфликта, чем мы зачастую готовы признать. Скажем, если юным братьям или сестрам подросткового возраста становится скучно, один из них может начать дразнить другого и спровоцировать эффект клана. В моем тренинге «Кланы» я также наблюдаю, что участники иногда ищут повод для ссоры или упрямо не хотят идти на компромисс, чтобы сделать тренинг более увлекательным, пощекотать нервы. Первоначально в их намерения входит лишь добавить занятиям остроты, но их эго быстро попадаются на крючок, и группа оказывается во власти эффекта клана.

Нарциссизм малых различий, возможно, имеет эволюционные корни. Дарвин говорил о «борьбе за существование», которая заключается не в межвидовой конкуренции, а в конкуренции между ближайшими родственниками за некое наследственное инновационное преимущество, позволяющее передать свои гены следующим поколениям. Выживание на уровне видов чаще всего подвергается риску из-за соперничества не между видами, а внутри самих видов. См.: Lorenz 1966.

По мере того как наш мир становится все более взаимосвязанным благодаря интернету и смежным технологиям, у нарциссизма малых различий появляется все больше возможностей выйти на первый план. Социальное поле для сравнения нас с другими расширилось до бескрайних размеров, и нам необходимо прилагать больше усилий для защиты психологических границ нашей личности с целью сохранения индивидуальности.

Матрица отношений является упрощенным представлением субъективного поля человеческих отношений, так как оба чувства, автономии и принадлежности, включают множество измерений. Скажем, религиозный человек, который преклоняется перед божественным началом, жертвует своей автономией во имя божественного; тем не менее посредством того же действия он одновременно расширяет свою автономию, присоединяясь к силе, которая, по его убеждению, подарит ему вечное блаженство. Другой пример: ссорящиеся влюбленные испытывают сильную любовь друг к другу, но одновременно затаенную злость и обиду; они чувствуют себя автономно в одних вопросах и скованными рамками своих отношений в других.

Сьюзан Ретцингер и Томас Шефф уверены, что источником затяжных конфликтов является «двумодальное отчуждение»: изоляция групп друг от друга с одновременным поглощением индивидов внутри каждой группы (Retzinger and Scheff 2000). Это согласуется с эффектом клана, при котором мы дистанцируемся от других кланов и сливаемся с «нашими».

Мы также ощущаем эффект клана внутри самих себя. Например, представьте, что я вступаю в спор со своей женой. Я знаю, что мне следует проявить понимание и уважать ее видение ситуации. Но в моем сознании разворачивается напряженная клановая борьба между различными «частями» моего «я». Психолог Дик Шварц называет взаимодействие между этими частями «внутренней семейной системой»: мое сознание включает целую семью, и любая ее часть может доминировать, подчиняться, приспосабливаться или восставать (Schwartz, R. 1995; в рус. пер. – Шварц 2011). Итак, «мать» в моем сознании побуждает меня выслушать и достичь согласия; «отец» говорит мне, что я должен просто разрешить проблему и забыть о ней; «гордость» говорит мне, что это моей жене следует проявить понимание прежде, чем его проявлю я; а мой «эксперт по разрешению конфликтов» стремится урегулировать вопрос полюбовно и эффективно. Эти части сражаются в моем сознании, «гордость» в ярости, что мои доводы не слышат, а внутренняя «мать» просит меня успокоиться и протянуть оливковую ветвь.

Гомер. Одиссея. XII, 46 (пер. В.В. Вересаева). – Прим. пер.

Напряженная борьба является центральным компонентом многих теорий о человеческой мотивации. Религиозные тексты описывают борьбу между добром и злом, светом и тьмой. Психологи оперируют понятиями конструктивных и деструктивных сил в конфликте, что отсылает нас к новаторским трудам Зигмунда Фрейда, который заявил о фундаментальной борьбе между влечением к смерти (танатос) и влечением к жизни (эрос). В знаменитом письме к Альберту Эйнштейну Фрейд выражал пессимизм по поводу того, что люди когда-нибудь смогут обуздать свои агрессивные инстинкты: «…речь идет не о том, чтобы полностью устранить человеческую склонность к агрессии; можно попытаться так изменить ее направление, чтобы она не обязательно находила свое выражение в виде войны… Если готовность к войне проистекает из инстинкта деструктивности, то ближайшим средством будет призвание противоположного ему инстинкта, Эроса. Все, что устанавливает эмоциональные связи между людьми, должно противостоять войне» (Freud 1933; в рус. пер. – Фрейд 1992).

Сорок лет спустя профессор Колумбийского университета Мортон Дойч разграничил понятия конструктивного и деструктивного конфликта, пролив свет на факторы, которые ведут к взаимной выгоде или поражению (Deutsch 1973). Психолог Стивен Пинкер доказывает, что вооруженные конфликты провоцируются пятью внутренними демонами (хищническое или инструментальное насилие, доминирование, месть, садизм и идеология), в то время как четыре ангела лучшего (эмпатия, самоконтроль, совесть и благоразумие) способствуют мирному сосуществованию (Pinker 2011).

В теории отношенческой идентичности я рассматриваю борьбу между этими так называемыми внутренними демонами и ангелами лучшего как динамику; вот почему я называю внутренних демонов пятью ловушками кланового мышления и объясняю суть противостоящей им интегративной динамики, которую можно задействовать благодаря методу из четырех шагов, описанному в этой книге. Хотя теория Пинкера содержит важные открытия, его демоны и ангелы являются по преимуществу абстрактными и статичными понятиями. Моя теория отталкивается от его открытий, подчеркивая, что урегулирование конфликта – динамичный и прикладной процесс; он требует от участников полемики предпринять конкретные практические шаги для достижения прочного согласия.

Пять ловушек можно рассматривать как внутренние процессы, имеющие целью изгнать негативные чувства из поля сознания. Если некто преступает табу, оскорбляет святыню или вновь и вновь воспроизводит старые стереотипы (и, пользуясь понятием Пола Расселла, «не чувствует»), мы способны вынести невыносимое посредством механизма психологического вытеснения. Фрейд разработал конструктивную схему сопротивления и вытеснения, чтобы показать, как «вытеснение несовместимого понятия в область бессознательного и последующая блокировка его аффективного заряда с целью не допустить его скорейшего высвобождения позволяет понятию оказать свое патогенное воздействие» (Greenberg and Mitchell 1983, 33).

Пять ловушек сокращают возможности для сотрудничества. Скажем, разное вероисповедание может не играть особой роли в жизни семейной пары до тех пор, пока супруги не разведутся и перед ними не встанет вопрос о том, в какой религии воспитывать ребенка, – внезапно оба превращаются в религиозных фанатиков. Покушение на святое заманило их в западню эффекта клана, и выбраться из нее трудно.

Согласно утверждению Далай-ламы XIV, буддистский философ Дхармакирти, живший в VII в., сформулировал психологический закон, гласящий, что два противоположных состояния духа не могут сосуществовать наравне: одно всегда подавляет другое. Он заявил, что, если одно состояние сильнее, другое слабее. Если вам горячо, значит, вам не холодно. Если вы радуетесь, значит, вы не грустите. Далай-лама продолжает мысль философа, говоря, что «культивирование состояния любящей доброты со временем может уменьшить силу ненависти в сознании» (Dalai Lama 2005, 146). Из этого можно сделать следующий вывод: вместо того чтобы тратить слишком много энергии на нейтрализацию пяти ловушек, следует стремиться к тому, чтобы устанавливать перекрестные связи, которые усиливают позитивные эмоции. Однако, если эмоциональные раны глубоки, обязательным предварительным условием, как правило, становится заживление этих ран; лишь затем стоит браться за укрепление позитивных отношений.