И, кстати, о сегодняшнем дне: на дворе у нас пятое июля, суббота, а значит, брат с Динкой опять устраивают сеанс магии — у них это просто-таки традицией стало. Кто-то тридцать первого декабря с друзьями ходит в баню, а кто-то пятого числа каждого месяца устраивает сеансы спиритизма, взывая к духам и прочим аномалиям. И сколько я ни говорю: «Только не в моём доме», — им всё как о стенку горох… Приходится быть мобильной и покидать дом вечером пятого числа каждого месяца — их ритуальный балаган меня дико раздражает, вот и дышу я свежим воздухом, гораздо более приятным, чем прокуренный ароматическими палочками воздух в логове двух мечтателей о невозможном. Ну а что, хочешь жить — умей вертеться, а я умирать не собираюсь, и потому кручусь, как белка в колесе, обтекая опасности, излишние конфликты и прочие пакости бытия.

Вот и пришлось мне сидеть, в свете догоравшего заката, на древней трухлявой лавочке пустынного парка, расположившейся в конце узкой аллеи, по которой давно не ступала нога человека, если судить по отсутствию мусора и присутствию листвы и веток на грязном, пыльном асфальте. Короче говоря, и дворники, и прохожие сию аллею обходили стороной, а я вот своей царской ножкой на неё ступила. Спросите: «Цари — не люди?» Нет, они зазнавшиеся бесполезные существа с манией величия, правящие людьми. Но это снова лирика.

Посмотрев на часы, я поняла, что время призыва духов завершилось, и, посидев на лавочке, наслаждаясь свежестью ночи, ещё минут десять, поплелась домой, цокая металлическими набойками на шпильках по грязному асфальту. Волосы немного растрепались, и я на ходу распустила «хвост», спрятав заколку в карман, — уж лучше так, чем с торчащими в разные стороны прядями, выбившимися из причёски. Вечная моя беда: волосы хоть и короткие, всего до лопаток, вечно стремятся разрушить мой образ строгой леди. Видимо, потому что тонкие, как пух. Вот и приходится их чёрным водопадом по спине разбрасывать — хоть не так комично выгляжу, право слово.

Ветер усиливался, и в классическом костюме, состоявшем из юбки-карандаша и легкого кардигана поверх белой офисной блузы, мне было откровенно холодно, потому как погодка этим вечером решила поиграть в арктический холод и стукнула температурным показателем по темечку, а также голым ногам нерадивых гражданок в юбке. Путь домой у меня занял минут тридцать, потому как я обожаю пешие прогулки, вследствие чего шла крайне неторопливо, и около половины двенадцатого я уже поднималась на второй этаж нашего дурдома, простите, спиритического салона, ах, и снова простите — просто жилого дома с грязно-сереньким облезлым фасадом и утыканными цветочными горшками, обваливающимися балконами. Эх, что за описания такие? Порой сама себе готом кажусь, только в мистику не верящим… Ну да ладно. Поднявшись на второй этаж, я открыла массивную коричневую железную дверь и заползла в подозрительно тихую квартиру. С чего бы это? А где загробная музыка пессимистичных групп «Otto Dix» и «Lacrimosa»? На нашу квартирку мор непредвиденный напал, пока я лавочку пятой точкой подпирала? С моим «везением» возможно всё.

Я прошла по длинному коридору, заглянув направо — в комнату брата, налево — в гостиную, в кухню, расположившуюся следом за гостиной, и нахмурилась. Судя по тому, что свет в санузле был погашен, я пришла к неутешительному выводу о том, что интервенты в лице брата и его лучшей подруги проникли в мою комнату. Дверь туда я всегда держала закрытой на замок и никого в свою обитель не пускала, считая, что утверждение «мой дом — моя крепость» верно до умопомрачения, а потому в мою комнату хода не было никому. Я там даже убиралась сама, хотя в остальной квартире у нас убиралась наша «домработница», а точнее, Лёшкина подруга, возведенная им в этот ранг с помощью щенячьих глазок и занудного канюченья. Она же нам и готовила, кстати, а вот стирку мы с братом поделили между собой — он своё стирает, я своё…

Так, меня вновь увело не туда! Вернёмся к нашим баранам, что вторглись на охраняемую территорию без веских на то причин. Веской причиной я сочла бы лишь собственную просьбу о проникновении в мои укрепления или попытку вломиться туда с целью спасти мне жизнь, остальное равносильно подписи на смертном приговоре.

Итак, где там эти смертники?

Я подошла к двери и без труда открыла её. Не заперто — значит, они здесь точно побывали… Моя собственная комната встретила меня своей обычной обстановкой: двуспальной кроватью с деревянным резным изголовьем, которую я прихватила с собой при переезде из Питера, занавешенным белым тюлем и плотными алыми занавесками окном, всё ещё четырьмя стенами, не снесенными никакими непредвиденными взрывами и оклеенными тёмно-серыми обоями с серебристыми лилиями, пушистым багровым ковром на полу, шкафами из тёмного дерева у левой стены, компьютерным столом — у правой, а также висевшей по центру потолка кованой люстрой, не сброшенной на пол никаким не предсказанным МЧС землетрясением. И всё бы ничего, да вот только за моим столом в массивном кресле на колёсиках восседал мой собственный братец, а на спинку облокачивалась его лучшая подруга Дина. И пока я подбирала слова для выражения собственного негодования, они продолжали увлеченно изучать окно ввода пароля на мониторе моего компьютера.

Отвлекусь на секунду и опишу их внешность, чтобы потом больше об этом малопримечательном пунктике не вспоминать. Брату двадцать лет, ростом он под два метра, причём телосложение у него довольно спортивное — не зря всю жизнь занимался каратэ, ой, не зря. Волосы от природы чёрные, но он недавно решил впасть в экстрим и покрасил их в кроваво-алый, с черными пёрышками, а стрижка у него довольно короткая, правда, косая чёлка — длиннющая и скрывает от мира его левый глаз. Глаза у него, кстати, в отличие от моих карих, цвета васильков и луны, воспетой Шурой. Контраст с волосами создают, не иначе! А вот черты лица как раз напоминают мои — очень острые, но нос у него довольно аккуратный и небольшой — не прицепиться, а губы, в отличие от моих, довольно ярких, абсолютно бескровны. В левом ухе три серьги — два колечка, между ними «гвоздик» с алой стекляшкой, в правом — серьга в виде кельтского креста. Одевается он всегда в чёрное с редкими вкраплениями алого, вот и комп мой он взламывал в чёрной шёлковой рубашке с широкими рукавами и брюках-клёш той же тональности, а бордовый галстук дополнял композицию.

Дина же от природы светло-русая, но под влиянием субкультуры и моего братца выкрасилась в чёрный, причём волосы у неё длиннющие — достигают поясницы. Чёлки не наблюдается, и миру хорошо видны зелёные глаза, полные тоски и хитрости, а ещё добродушия. Губы пухлые, бескровные, нос чуть вздернут, черты лица мягкие и довольно приятные. Ростом она — метр с кепкой, а точнее, метр шестьдесят, я её аж на десять сантиметров обогнала, грудь еле-еле первого размера, в отличие от моего третьего, которым я горжусь, размер стопы — тридцать шестой, в отличие от моего сорок первого, который вгоняет меня в глубокую депрессию. Она довольно худа, но не анорексик, а спортом занимается довольно странным. Она профессиональный игрок в покер, а потому чёрные очки — её постоянный аксессуар. Вот и сейчас на ней были чёрные готичные шмотки, кои она просто обожает, а точнее, юбка солнце-клёш в пол, блуза с кружевными рукавами и воротником-стойкой, высокие, до колена, башмаки на шнуровке и серебристый крест на тонкой цепочке, прилегавшей к воротнику, а на лоб были сдвинуты её любимые чёрные очки с массивными линзами в тонкой серебристой оправе.

Описывала сцену своего знакомства с вероломством и наглостью родственничка я довольно долго, хотя на деле от силы прошло лишь несколько секунд, после чего комнату огласил мой высокий, полный сарказма и раздражения голос:

— Осквернив комнату братца вызовом демона, вы решили и меня не забыть на муки обречь, а потому заявились в эту комнату и начали бороздить просторы интернета в поисках текста призыва помощнее?

— Иннусик пришёл, — усмехнулся наглый мальчик-редис, не отрываясь от своего, конечно же, безумно важного занятия, а затем пафосно изрёк: — На ловца и зверь бежит, ты-то нам и нужна!