В итоге я сто, нет, тысячу раз пожалел о придуманной мной легенде открытия меди и готов был немедленно начать войну с вредными суевериями среди аборигенов острова Пеу. Впрочем, догадываюсь: придумай я иное объяснение, например, что сведения о меди открылись мне в процессе общения с духами, то публика всё равно устроила бы конференцию, на этот раз о достоверности полученной от тонких сущностей информации или о том, нет ли во всём этом какой-нибудь подковырки со стороны духов.

Наконец все магические вопросы, связанные с разрушением камешков, которые являются местом заточения не то чьих-то душ, не то каких-то странных духов, были решены: подавляющее большинство присутствующих колдунов – профессионалов и любителей – пришло путём логических построений (оставшихся для меня не совсем понятными или, точнее, совсем непонятными) к выводу, что воздействие температуры в сочетании с определённого рода заклинаниями сведёт к минимуму возможные вредные эффекты.

Разобравшись с нейтрализацией высвобождающихся в процессе выплавки меди духов, принялись за обсуждение материально-технической стороны предстоящего дела.

Здесь, как ни странно, все вопросы решались без особых затруднений: дрова для выжигания угля принесут из ближайшей рощи в двух километрах ходьбы, пара кусков тюленьей кожи для мехов найдётся, и помощниками я буду обеспечен.

Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Так, кажется, в русских народных сказках говорится.

С помощью доброй половины населения Тено-Кане я ухитрился переплавить всю собранную кучу малахита в десяток медных слитков, практически не содержащих шлака или недовосстановленной руды, а преисполненные энтузиазма сонаи натаскали мне камней в десять раз больше про запас.

Вот с переработкой в готовые изделия не очень хорошо получалось. Пару топоров удалось отлить, используя в качестве образцов имеющиеся в деревне заморские аналоги – вышло, правда, грубовато и не очень остро, но народ был в полном восторге. А вот уже с ножами, которые требовалось проковывать, чтобы получить более тонкие лезвия, дело обстояло плохо: они выходили то твёрдыми, но плохо поддающимися ковке, то, наоборот, хорошо ковались при несильном нагревании, но при этом гнулись о более-менее прочный предмет. Ну ладно, со странным поведением меди я надеюсь со временем разобраться.

А пока я собирался домой, в Бон-Хо, тяжело нагруженный медными слитками и готовыми изделиями. Одного меня, конечно, сонаи не отпускали: мало того что дорога для одинокого путника опасна, так и вес, несмотря на небольшой объём, получался изрядный.

Тепло попрощавшись с жителями Тено-Кане и обсудив напоследок перспективы дальнейшего сотрудничества в области металлургии, я в сопровождении Вараку и пары внуков деда Темануя выступил в путь. Хозяева на радостях от открывающихся перспектив (а выгоду от поставленного на поток производства металлических изделий понимали все) помогли дотащить всё медное богатство до перевала и даже спустили груз вниз – до самого начала более-менее нормальной тропы.

По дороге, уже на бонхойской территории, я обсуждал с Вараку, как себя вести дома. В общем-то последние несколько дней только вокруг этого и крутились все разговоры с Темануем, тем же Вараку и прочими уважаемыми в Тено-Кане людьми. Учитывать приходилось две вещи. Во-первых, медь требовала кооперации, по крайней мере, Сонава и Бонхо: как в силу того, что требовался рынок сбыта для продукции, более широкий, чем пятнадцать тысяч жителей долины Со, так и из-за потребности в огромном количестве угля для работы, на который сонаи все свои деревья изведут за пару-тройку лет. Во-вторых, подобное крупное предприятие, влияющее на жизнь большой области, требовало солидной крыши, каковой может быть только бонхойский таки. Ну или тиблу-типулу. До правителя Пеу всё-таки далековато, так что оставался только наш областной начальник.

Именно для создания у Ратикуитаки правильного представления об открывающихся перспективах я и тащил в заплечном коробе предназначаемые ему наиболее удачные топор (для которого дед Темануй самолично вырезал и приделал рукоятку) и нож, затейливо украшенный по костяной ручке резьбой.

– А ты, Тинакой, со своими людьми будешь копать землю от этого камня до подножия холма. – Мысленно я добавил: «И до обеда».

Объяснение задач, стоящих перед сунийцами, продолжались своим чередом. Шесть их сотен собрались волей правителя Бонхо Ратикуитаки среди этих холмов. Семь отрядов уже получили фронт работы, оставался последний. И тогда маленькая армия, предоставленная в моё распоряжение, будет полностью задействована. Несмотря на всю мою самоиронию по поводу «стройки века» и «сталинского плана преобразования природы», проект по изменению направления течения нескольких ручьёв и речушек в окрестностях Хау-По на самом деле был, по местным меркам, когда обычно совместно работало максимум несколько десятков человек, масштабным.

Если я всё правильно рассчитал, а также если всё запланированное будет сделано, то убьётся сразу несколько зайцев: во-первых, должно исчезнуть или сильно уменьшиться болото к югу от столицы Бонхо – главный рассадник кровососов в окрестностях, во-вторых, осушаемые земли можно пустить под новые посадки коя и баки, в-третьих, отведённая вода должна наполнить систему прудов, которые обеспечат орошение полей вокруг сунийских деревень.

Разумеется, всё это громадьё планов существовало в данный момент только в моей голове. Пока что я предложил правителю Бонхо один из ручьёв, берущий начало в нескольких километрах к северо-западу от Хау-По, отвести к двум сунийским селениям и в ложбине между холмами соорудить пруд, из которого пойдёт забор воды на поля.

Два с лишним года назад по пути домой, в Бон-Хо из Сонава, я преподнёс Ратикуитаки небольшой медный топорик собственного изготовления, выглядевший на фоне заморского аналога, который висел на поясе нашего областного босса, «жигулёнком» перед «мерседесом». В тот миг даже не представлял, что в скором времени я попаду в ближнее окружение правителя всего Бонхо, став при нём кем-то вроде министра промышленности.

Тогда все мысли были насчёт «крыши», позволяющей запустить широкомасштабную выплавку меди. Конечно, я с удовольствием организовал бы коммерческое предприятие только с участием моих сонайских родственников и будущей родни в лице многочисленного Алкиного семейства, но, увы, этому мешал главный принцип местной экономики. Заключался же он в том, что частная инициатива – вещь, конечно, хорошая и окружающими одобряемая, вот только делиться её плодами необходимо с кучей родственников, друзей и просто уважаемых людей. В соответствии со своим специфическим менталитетом туземцы воспринимали чужое богатство как нечто, на что имеют право все желающие – сообразно степени родства с его владельцем и статуса среди окружающих. Причём, если плоды своего личного труда ещё можно было защитить от посягательств местных «первобытных коммунистов» (пусть и ценой репутации скряги, которому никто не станет помогать в трудную минуту), то продукт любой деятельности, которой занималось несколько человек, обязательно становился «достоянием всего общества».

Да что тут говорить, если даже эксплуатация сунийцев со стороны таки, деревенских старост и приближённых к ним лиц не могла протекать иначе, как будучи оформленной в виде заботы о благе всех дареоев-бонхо, в пользу которых, дескать, местные боссы и трясли ганеоев-сунийцев.

Потому ничего удивительного, что единственный выход в таких условиях я видел в покровительстве таки, который организует использование продукта медеплавильной мастерской на благо всего общества. Так, по крайней мере, это будет выглядеть в глазах его подопечных. То, что на самом деле большая часть «плюшек» достанется самому областному начальнику и его приближённым, дело десятое, главное, чтобы приличия соблюдались.