Дискуссию прервал звонок на урок.

После уроков Маша и Коля шли домой вместе, благо Зинаида опять отправилась к тетке. Молчали. Подходя к Машиному дому, замедлили шаги. Пришли, остановились. Заговорил Колька:

– Ну ты того… если кто обижает, скажи мне, не бойся! – Помолчав, спросил: – Как шишка, не отвалилась?

Маша, обрадованная – перешли на нейтральную тему, горячо заговорила:

– Нет, крепко держится! Она такая, такая… – закончила, совсем невпопад. – Моя.

Опять Машке захотелось погладить его по лицу. Но она только заглянула, уже без страха, ему в глаза и тихо произнесла:

– Ну, до завтра!

Со временем иголки с ветки осыпались, торчала только шишка на верхушке. Маше было грустно, будто с кем-то прощалась. Она попробовала взять в руку шишку, а та так и осталась в ее ладони, сама отделившись от ветки. Девочка вырвала из альбома лист папиросной бумаги, написала посредине «Колин подарок» и бережно завернула шишку. И Красную Шапочку тоже завернула и припрятала до следующих праздников… А потом долгие годы возила за собой эти два елочных украшения по городам и весям.

Как же дети любят наряжать елку! Они рассматривают игрушки, прежде чем повесить на ветку, спорят, сколько им лет… Спрашивают маму, где она покупала эту Красную Шапочку? А эта шишка – она похожа на ежика.

– Мама, а здесь написано «Колин подарок»! А мы и не видели раньше. А кто это – Коля?

Мария взяла в руки Красную Шапочку и шишку и повесила их рядом друг с дружкой на ветку высокой, под самый потолок квартиры, елки.

– Нет, ребята, это не ежик. Это шишка. Ее когда-то подарил мне мальчик, которого звали Коля. Лепестки у шишки от времени высохли, и она стала похожа на ежика. А Красную Шапочку я, когда ходила в школу, выиграла в викторине. Тогда у нее в лукошке и пирожки были, но потерялись.

Она замолчала, оглядела сверкающую под люстрой елку и озабоченно сказала детям:

– Вы сохраните эти украшения! Таких больше нигде нет.

На столе, под яркой люстрой, все сверкало – ножи, вилки, фужеры. В новогоднюю ночь как-то по-особому все сияет, брызжет радостью.

К этому празднику у нее особое отношение – он переносил ее в детство. Сколько себя помнит, искренне верила в Деда Мороза, во всемогущую волшебницу, добрых гномов. Гномики у нее ассоциировались с котятами, бегающими по двору в великом множестве, – в хозяйстве водилось две кошки.

В новогоднюю ночь она всех ждала к себе, и сказочные существа приходили. О чем долго потом рассказывала маме и бабушке: у волшебницы платье будто из тумана, а пояс похож на радугу; один гномик подарил ей колдовскую конфетку – вот фантик остался, – а после съеденной конфеты она ничего не боится. Пусть теперь Анька во дворе попробует ее обидеть или по-дразнить!

Проходили годы, уходила жизнь. Выросли дети, сын и дочь. Завели свои семьи, жили отдельно. Какое-то время дети и внуки приходили на Новый год к ним. Под большую елку клали подарки. Всякий раз она, стоя на стремянке, крепила на верхушку звезду. Муж страховал снизу – держал ее обеими руками за колени. Затем с утра варили холодец, готовили салат оливье. Все садились за праздничный стол, ели, смотрели по телевизору «Иронию судьбы»… Хорошо было!

А потом не стало того, кто поддерживал ее, когда крепилась на верхушку звезда. И… она больше не покупала елку. Зачем елка без звезды?

Дети звали ее к себе встречать Новый год. Сходила один раз, но не смогла ночью уснуть на новом месте, хотя была одна в комнате. А так надеялась, что именно в эту ночь ей во сне подскажут, как дальше жить.

Сегодня на старых счетах времени опять звонко щелкнет косточка – еще один год прошел. Надумала в этот раз купить маленькую еловую ветку с шишечкой вместо звезды и поставить ее в большую вазу. Может, на лесной дух явится кто-нибудь из этих, новогодних? Хорошо бы – волшебница…

А пока постарается жить, как прежде, будто ничего не случилось. Боль внутри притупилась. Сама она смирилась, подчинилась единственно незыблемому закону: никто еще не задержался в этом мире. Все уходят. В квартире все стоит на тех же местах, как и раньше. Вид из окон тот же. А разговаривать можно! Кто ей запретит? Да, знает, что разговаривать с собой – плохой признак. А лучше было, когда выла? Как собака, потерявшая щенков? Кажется, такой вой у Джека Лондона описан. Даже соседи в стенки стучали. Больше это не повторится. У нее все хорошо! С утра позвонила дочь – узнать, придет ли мама к ним.

Она, как могла беззаботно, ответила:

– Рыбка моя! В этот раз не поеду к вам. Мне столько приглашений поступило от бывших коллег. Выбираю, где будет веселее и ближе к дому. Так что извини! И Андрюше тоже передай. – Не удержалась, добавила: – Но позвоните все-таки, я буду ждать…

Дочь с облегчением простилась, заверив, что «им очень жаль, что мамы не будет с ними». Мама поверила…

Еще раз оглядела праздничный стол: посередине стояла небольшая плошка с ее когда-то коронным блюдом – холодцом. А почему когда-то? Теперь тоже! Ведь решила: будет все как прежде. У нее сегодня вечер на двоих.

– Милый, располагайся, садись! Я пошла в спальню переодеться.

Раньше он отвечал: «Да ты и так у меня красавица!» И сейчас она ответила, как раньше: «А буду еще краше!»

Она долго глядела в зеркало. Не на лицо, нет! Ей нравился наряд. Это платье, туфли… Сколько времени она их не обувала? А ведь неплохо!

Затем села за стол. Есть ничего не могла – лечебная диета. Взглянув на пустую тарелку и фужер напротив, поднялась. Вынула из шкафа мужской пиджак и повесила его на спинку стула. Так легче вести беседу.

– Ну, рассказывай, как тебе там? Ты не зови меня к себе, ладно? Дети еще не готовы. Дай им от тебя отойти. Я потихоньку приспосабливаюсь. Вот ветку сегодня купила. Шишка вместо звезды. Ну, давай проводим старый год!

Она наполнила фужеры красным вином и осторожно коснулась своим бокалом стоявшего напротив. Пить не стала, лишь пригубила, продолжая играть:

– Сейчас я тебе спою. Послушай, чего сочинила только что: «Кабы быстра реченька назад побежала, кабы можно было жить начать сначала…»

Пела по-деревенски, с надрывом. Он тогда любил такое пение. Оборвала себя на полуслове, поняв – не пошла песня. Ну надо думать: «…начать жить сначала…». Она, может, и пробует это уже сегодня. А он?! Вот то-то же!

– Извини, не подумала.

Какое-то время помолчала, потом оживленно продолжила:

– А ты помнишь, как мы с Воронковыми под Новый год застряли в лифте? Ты прижимал двумя руками миску с салатом, у Генки в пакете были бутылки, у меня – посуда, а Наташка держала завернутую в халат кастрюлю с горячей картошкой. Мы тогда на седьмой этаж к Насоновым подымались. Милый, ты только на минутку вспомни наши оторопелые лица! Тогда же мобильных не было. А я радовалась: дети находились у Насоновых, я их отвела раньше. Помнишь, мы стучали кулаками в стенки, в дверь лифта. А все уже сидели за столами, никто не слышал. Потом Генка от безнадеги открыл шампанское, и мы, глядя на наручные часы, ровно в двенадцать поздравили друг друга. Салат ты нам не дал, так и держал двумя руками, а Наталья дала по картошине. Через час нас все-таки выпустили. Долго потом на работе об этом вспоминали.

Закончив монолог, поднялась из-за стола, прошлась по комнате. Не получалось как прежде. Вообще никак не получалось! У соседей за стенкой слышались смех, громкие голоса – там уже давно провожали старый год. Что делать дальше, не знала. Устала она. От жизни устала. Жаль, не дает жизнь отпусков. Разве что увольняет, и то не по собственному желанию…

Телевизор включать боялась: вдруг идет «Ирония судьбы»? Она в одиночестве еще ни разу ее не смотрела…

Машинально обула сапоги, надела пальто. Затем нашла большой, разрисованный почему-то красной клубникой пакет, сунула в него ветку с шишкой и, прихватив телефон и ключи, вышла, закрыв дверь квартиры. Шла целенаправленно к помойным ящикам – выбросить ветку. Нечего на нее любоваться, раз не получается жить, как прежде!