Тея и Ричард обменялись быстрыми встревоженными взглядами. Это произошло стремительно, и уже через секунду лица обоих снова стали совершенно спокойными. Я заметила это только потому, что в тот момент смотрела на сестру.

Интересно. Что это за тайны мадридского двора? И что о делах Искателей могут знать Ричард и Тея, которые к ним вообще не имели никакого отношения?

У меня было лишь одно предположение, и мне оно совсем не нравилось. Подозреваю, что история с тёмным магом ещё не закончена. В таком случае мне следует в ближайшее время выяснить у друзей, как продвигалось расследование магов и смогли ли Рыцари вычислить убийцу. Если да – то выяснить, кто это был. Если нет – узнать, что маги предпринимают сейчас. Действовать надо осторожно, ничем не намекая, что я та самая Путешественница-Искательница, которая путалась у ковена под ногами сто тридцать лет назад.

Люблю, когда у меня есть конкретный план действий.

Родные просидели у меня ещё долго. Ричард ушёл довольно быстро, и я была очень благодарна ему за возможность побыть с семьёй. Родители и Тея рассказывали о наших семейных делах, встречах – всём том, что я пропустила за три месяца. Ещё никогда эти простые разговоры о всяких несущественных мелочах не приносили мне столько радости и удовольствия, никогда я не слушала их с таким вниманием. И я не могу передать словами, как я была счастлива снова видеть мою семью, говорить и смеяться с ними.

Через несколько часов родители и Тея засобирались домой. Пока они сидели у меня, в палату заглянула доктор Фелпс и заверила всех, что у меня все показатели в норме и в скором времени я смогу отправиться домой. Эта новость улучшила моё настроение ещё больше, поскольку чувствовала я себя вполне сносно и лежать без дела просто не могла. Я попрощалась с родными, отец с Теей скрылись в коридоре, а мама вдруг остановилась в дверях. На её лице промелькнуло нерешительное выражение.

– Джейн… Скажи мне правду. Ведь вы с Ричардом тогда, в мае, возвращались от Шарлотты? Там ведь собралась вся твоя компания?

– Ну да.

– Это были просто дружеские посиделки? Это не было как-то связано… ну, с Патриком и делами «Искателей»?

Это было настолько близко к истине, что я даже села прямее и внимательно взглянула на маму. Она выглядела встревоженной, и мне это не понравилось. Родители всегда относились к моей работе в «Обществе Искателей» снисходительно, не воспринимая их как серьёзную организацию. Почему сейчас мама начала об этом беспокоиться? Неужели… ей стало что-то известно о магии и всем остальном?

Что я пропустила за эти три месяца?

– Просто дружеская встреча, – как можно спокойнее сообщила я, постаравшись сделать максимально невинный и недоумевающий вид. – Мы часто так собираемся, ты же знаешь. Почему ты спрашиваешь?

– Я не уверена, – она пожала плечами и нерешительно улыбнулась. – В последнее время словно что-то происходит, а я не могу понять, что. Тея… стала вести себя странно, словно всеми силами пытается что-то скрыть. Твои друзья навещали нас время от времени и больше всего были похожи на группу заговорщиков. Ты перед аварией тоже вела себя временами необычно. Ещё и татуировку решила сделать…

Я с видом воришки, пойманного за руку, недоумённо посмотрела на сгиб локтя, где красовался символ защиты от Путешественников, и сделала вид, будто впервые его вижу.

– А, это… Это так, переводилка. Уже почти целиком сошла.

Она продолжала молча смотреть на меня, и я вздохнула.

– Мам, я выясню, что происходит. Клянусь, не имею ни малейшего представления, что затеяли Алекс, Мартин и Шарлотта, и каким образом к этому может быть причастна Тея.

«И очень надеюсь, что никаким», – мысленно закончила я предложение. От предположения, что в заварушку с тёмными магами втянули мою сестру, которая не имела о них вообще никакого представления, мне стало не по себе. Да, когда Майкл и Розмари подключили меня к расследованию убийств, я тоже имела весьма смутное представление о магах, но… Одно дело я, и совсем другое – моя сестра! Ей в этих увлекательных приключениях с колдунами, жертвоприношениями, проклятиями и литрами крови точно делать нечего!

Мама кивнула, чуть успокоенная.

– Спасибо.

– Не волнуйся, – я не стала произносить вслух мысль, что, даже выяснив, что происходит, я всё равно не буду ничего рассказывать родителям. Как известно, меньше знаешь – крепче спишь. И моих родителей точно надо держать от происходящего так далеко, как только возможно.

Дверь приоткрылась, и внутрь заглянул отец.

– Амелия, ты идёшь?

– Конечно, – она улыбнулась и поднялась.

Поцеловав меня на прощание, она вышла следом за отцом. Несколько минут я ещё лежала в постели, бездумно глядя на закрывшуюся за ними дверь, а потом откинула одеяло и встала на ноги. При хождении тело ещё подчинялось с определённым трудом, а ноги почти не сгибались, но я всё же доковыляла до ванной комнаты, умудрившись по пути не упасть и ничего не уронить. Там я ухватилась руками за раковину – без какой-либо поддержки меня до сих пор покачивало – и наконец-то взглянула на себя в зеркало.

Лицо Элизабет пропало. С плоской поверхности на меня смотрело моё собственное родное отражение, от которого я давно успела отвыкнуть, и по которому по-настоящему соскучилась. Длинные тёмно-рыжие волосы. Белая кожа. Серые глаза. Никаких шрамов или ссадин.

Я выглядела точно так же, как три месяца назад.

Кроме… Я присмотрелась и заметила новую деталь. Я выглядела очень исхудавшей, словно меня долгое время держали впроголодь. В каком-то смысле так оно и было – ведь последние три месяца меня кормили внутривенно. Больничная роба с завязочками выглядела на два размера больше и висела на мне бесформенным мешком. Кожа на лице обтягивала скулы, о которые я теперь боялась порезаться. Наверное, по параметрам Теи я теперь была эталоном красоты.

Привыкая к мысли, что белокурые волосы и кукольное личико остались в девятнадцатом веке, я прокашлялась и попробовала запеть. Мотив «Зелёных рукавов» звучал в голове так же отчётливо, как если бы я стояла на сцене, а мистер Скотт дирижировал оркестру, но едва я открыла рот… Увы, от чудного голоса Элизы не осталось и воспоминания. Мой собственный голос, над которым никогда не работали педагоги, сорвался, едва я попыталась вытянуть более высокую ноту. В те же моменты, когда он не срывался, то звучал хрипло и напоминал карканье.

Абсолютно предсказуемо, но в то же время безумно жаль. Конечно, сохрани я вокальные данные, едва ли мне удалось бы стать великой певицей в двадцать первом веке, когда эстрада и так переполнена, но лишаться этого чудесного таланта было очень грустно. Словно какую-то часть меня оторвали и выбросили…

Вернувшись в палату, я забралась в кровать и дотянулась до пульта от телевизора. Узнать, что мире происходит, что ли?..

Телевизор рассказал о встрече глав нескольких государств, а также об усилении угрозы терроризма. Моя рука машинально потянулась к пульту, чтобы сделать звук потише, но тут пошли новости поинтереснее.

– Мария Форд и Гарри Лукас до сих пор не найдены. Полиция продолжает поиски, в то время как друзья молодых людей организовали несколько волонтёрских поисковых групп, которые в данный момент прочёсывают окрестности Лондона. Родные пропавших призывают каждого, кому может быть известно хоть что-то о местонахождении Гарри и Марии, позвонить по любому из номеров, которые сейчас отражаются на экране. Напоминаю, двое студентов лондонского Колледжа искусств святого Мартина не вернулись домой вечером четырнадцатого июля и теперь объявлены пропавшими без вести. Об их судьбе до сих пор ничего не известно.

На экране в последний раз мелькнули фотографии двух молодых людей чуть младше меня, и ведущая перешла к следующему сюжету.

– Смерть Томаса Карпентера была официально признана суицидом, – прямо передо мной возникла знакомая фотография. Моя рука зависла над пультом, и я растерянно уставилась в экран. – Об этом сегодня утром заявил детектив Майлз Брукс, проводивший расследование. По его словам, судмедэкспертиза доподлинно установила, что гибель знаменитого английского учёного не является ни убийством, ни несчастным случаем. Напоминаю, что профессора Карпентера обнаружили мёртвым в его квартире двадцать пятого июля. Он входил в историческое общество «Миллениум», и многие заслуженные историки признают его одним из самых одарённых учёных страны. Профессору Карпентеру было всего пятьдесят лет.