Кролики готовы, и я наконец выхожу из оцепенения и замечаю сидящего по другую сторону костра Майлса. Он сочувствующе мне улыбается.

— Я нашел замечательное место для ужина, — говорит он. — Если возьмешь кроликов, я возьму то, что здесь, — он кивает на кастрюлю, — и пойдем.

Я заворачиваю одного из кроликов – он останется на завтра – беру все остальное и иду за Майлсом на вершину холма и дальше на скалистый выступ. На земле разложено одно из наших покрывал, на нем расставлены тарелки, вилки, ножи и бумажные салфетки. А в центре импровизированным букетом лежат дикие цветы.

— Когда ты все это успел? — мне не удается скрыть удивление: не ожидала от Майлса такого поступка.

— Ты полчаса витала в облаках. Я просто хотел сделать что-то полезное.

Майлс пытается сделать вид, что ничего особенно не произошло, но я тянусь к нему и беру за руку, несколько минут мы сидим, просто глядя на открывшийся перед нами, ничем не загороженный, вид охотничьего заповедника. На изгороди, на равном расстоянии друг от друга, мигают красные огоньки. Медленно. Зловеще. Словно пытаются утвердить победу человека над природой.

Но когда я поднимаю взгляд вверх, на небо, усеянное звездами, на светящийся Млечный Путь, все эти слабые попытки человечества установить свое господство кажутся просто смехотворными. «Все это когда-нибудь закончится, — думаю я, глядя на электрифицированный забор Эйвери, — а природа останется вечной».

Мы едим в полной тишине, а потом ложимся на покрывало и разглядываем ночное небо, будто эта красота предназначена лишь для нас двоих. Я протягиваю руку Майлсу, и он сжимает ее в своей.

— Расскажи о своем сне, — прошу я. Хоть мы и провели много времени молча, мне кажется, что все это время мы не переставали общаться. Словно мой внезапный вопрос лишь продолжение уже начатого разговора.

— О каком? — уточняет Майлс и поворачивает ко мне голову.

— О том, что ты видел во время смертельного сна, — отвечаю я. — Я хотела спросить тебя раньше, но подумала, что тебе нужно время.

— Мне снилось тогда несколько снов, — рассказывает он, и я замечаю, как по его лицу проскальзывает тень тревоги.

Я начинаю сомневаться, стоило ли спрашивать.

— Тебе не обязательно...

— Нет, — продолжает Майлс и снова смотрит на звезды. — Я хочу тебе рассказать.

— Ты скорей всего видел сны, пока шел по тропе туда, и потом, когда возвращался. Но самый важный, определяющий сон – тот, что ты видел, когда достиг смерти, коснулся ее и повернул назад.

Майлс, кажется, понял, о чем я говорю. Он кивает и закрывает глаза.

— Мне и раньше снился этот сон. События, которые произошли в действительности, но во сне они всегда развиваются по другому сценарию.

Майлс вздыхает и сильнее сжимает мою руку, будто ищет поддержки.

— Я уже рассказывал тебе, что у моей матери депрессия. Что она ушла от нас в прошлом году и живет со своей сестрой в Нью-Джерси. Но я не говорил, что она нас бросила после попытки самоубийства – передозировка снотворными. Наша домработница, миссис Кирби, нашла ее и вызвала скорую. Я был в школе. Я не видел, как это случилось. Но в моих снах именно я первым нахожу маму. Во сне все такое четкое, каждая деталь: как она лежит, свернувшись калачиком на полу возле кровати, в луже собственной рвоты, а единственное свидетельство того, что она еще жива, — клацанье зубов... И когда я просыпаюсь, то не могу поверить, что на самом деле все было не так. Что меня там никогда не было.

— Майлс, — шепчу я. Его голос дрожит, и я словно ощущаю весь ужас этой сцены, а мое сердце болит вместе с его.

Он сжимает мою руку и продолжает:

— Каждый раз во сне между нами стоит невидимая стена, она не дает мне подойти к ней. Но тогда – в смертельном сне – стена была непрочной. Я прошел через нее, словно отодвинул тонкую занавеску. Я смог подойти к матери, взял ее на руки, сел на кровать и укачивал, как ребенка.

Я сидел там долго, и чем дольше я сидел, тем меньше мне хотелось уходить. Я чувствовал непреодолимое желание лечь на кровать рядом с мамой, закрыть глаза и заснуть. Я так устал. Устал пытаться. Устал жить. Сон был таким соблазнительным. Таким притягательным.

Но я собрал всю волю в кулак, поднялся, взял мать на руки и прошел через невидимый барьер к выходу из комнаты. Я вышел на улицу, на солнечный свет, и положил ее на траву. Она открыла глаза, увидела меня и улыбнулась. Солнце стало ярким, ослепительно ярким. И тогда все закончилось.

Я выдыхаю.

— Ты выбрал жизнь, а не смерть. Ты защитил мать, хотя она и не смогла защитить тебя. Теперь ты стал родителем, решил быть достаточно сильным, чтобы оберегать ее, как себя.

Майлс вздыхает, открывает глаза и снова смотрит на звезды.

— Так не должно быть, — продолжаю я, — мы не должны быть сильнее своих родителей – это нарушает естественный порядок. Но почему-то в какой-то момент все перемешалось, и мы остались с этим один на один. Мы остались, чтобы разобраться в этом беспорядке.

Майлс молчит.

— Мне часто снится мама, — рассказываю я. — Как бы мне хотелось, пробыть с ней подольше. Хотелось бы, чтоб она видела меня сейчас. Мне кажется, все, что я делаю, я делаю ради нее. Чтобы она мной гордилась. Что бы я смогла стать тем, кем она хотела меня видеть: лидером с сильными способностями. Я даже никогда не задавалась вопросом: а хочу ли я этого? Действительно ли благополучие моего клана – моя единственная цель, то, чего хочу я?

— Ты не должна жить только ради этого, — говорит Майлс, — для того, чтобы оправдать ожидания своей матери. — На секунду он замолкает. — Хотя, кто я такой, чтобы рассуждать об этом. С тех пор, как мама ушла, я думал лишь об одном: наверное, я плохой человек, раз мама не смогла полюбить меня настолько сильно, чтобы остаться. Вот такую роль я себе выбрал.

— Нет, Майлс... — начинаю я, но он поднимает руку, прерывает меня.

— Я позволил себе быть тем, кем не являюсь. Но с этим покончено. Я прошел через эту невидимую стену не один раз.

Он смотрит на меня.

— Ты заставила меня захотеть стать хорошим человеком, Джуно. Я смотрю на тебя и хочу стать сильнее. — Он замечает мое выражение лица и замолкает. — Что такое?

Я смахиваю слезу. А затем переворачиваюсь на живот и подтягиваюсь к нему, пока мое лицо не оказывается в паре миллиметров от его. Я целую.

Звезды спускаются с неба и оказываются так низко, что окружают нас со всех сторон. Они опускаются на нашу кожу, как горящие искорки, и пылают на ней, а мы… мы теряемся друг в друге.

Джуно лежит рядом со мной с закрытыми глазами, и на ее губах появляется легкая улыбка, когда я начинаю водить кончиком пальца по мягкой коже ее поясницы. Хлопанье крыльев вторгается в наш маленький островок умиротворения. Джуно открывает глаза и не спеша садится.

Она даже не пытается прикрыться, когда поднимается навстречу По. Джуно… королева природы... Мне с трудом удается справиться с вновь нахлынувшими от этого вида эмоциями.

По плавно опускается на предплечье Джуно, словно после нескольких месяцев тренировки. Она пересаживает его на покрывало между нами и развязывает мешочек на груди птицы. Она достает оттуда тот же кусочек бумаги, что посылала отцу, разворачивает и читает при свете луны то, что написано на обратной стороне. Потом передает мне.

«Джуно. Не приходи. Ты – разменная монета. Без тебя он не сможет получить то, что ему нужно, и, в конце концов, ему придется нас отпустить. К тому же, мы не можем сбежать. Мы уже пытались, один раз. После этого Эйвери схватил Барсука и теперь держит его в качестве страховки, чтобы никто не посмел уйти. Повторяю: не приходи! Они не смогут держать нас взаперти вечно. Уходи как можно дальше, прячься от Уита и жди, пока мы не окажемся на свободе».

Я жду, что скажет Джуно, но она молчит.

— Барсук – это животное? — наконец задаю я вопрос.