— О, простите, я сказал чудовищную бестактность! — отозвался юноша к немалому удовольствию своих родителей. — Обратная сторона службы! Я просто не подумал, что мирный лекарь может пострадать не от болезни, а от чего-то более ужасного.

— Господа, на правах счастливой матери я прошу вас об одолжении, — Амалия встала и кокетливо подмигнула всем сразу. — Довольно же политики и крови! У нас сегодня праздник, и я предлагаю веселиться и танцевать!

На террасе, как и в гостиной, благоухали лилии, в очаровательно аляповатых канделябрах горели свечи, а из угла доносились легкомысленные голоса скрипок.

— До Ромалии еще не добрался лендлер? — поинтересовался галантный хозяин замка у своей гостьи.

— Нет, а что это? — спросила в свою очередь Лючия.

— Танец весьма сомнительного происхождения, — заговорщически подмигнул женщине барон. — Говорят, его сначала танцевали на ярмарках, а уж оттуда он попал на балы. Но я чудак, как Вы знаете, и считаю, что среди примитивных народных традиций порой встречаются настоящие жемчужины. Вы позволите научить вас танцевать?

— Полагаюсь на Ваш вкус, Фридрих, — ромалийка сдержанно поклонилась, пряча усмешку. Или, наоборот, не слишком-то ее скрывая.

Веселая, игривая, и впрямь немного простоватая, но душевная мелодия поманила на середину террасы одну пару за другой.

— Хотите, я покажу Вам несколько па? — Камилла, преодолевая смущение, почти уверенно подошла к стоявшему в тени саорийцу.

— Сожалею, моя восхитительная госпожа, но из меня сегодня неважный партнер, — невесело улыбнулся Ибрахим. Здесь, вдали от прочих гостей, он выглядел усталым и подавленным. Девушка участливо заглянула в его лицо и спросила:

— Неудачная фраза моего брата заставила Вас вспомнить о прошлом? Пожалуйста, не сердитесь на него!

— Как я могу, Камилла? — притворно возмутился лекарь и рассмеялся. — Нет, право же, в такую ночь грех предаваться печальным воспоминаниям! Идемте — и я обещаю быть примерным учеником.

Ласковая прохлада ясной летней ночи дарила легкий сон барону и баронессе, нежила измотанного походной жизнью Георга и нашептывала безмятежные сны гостям замка. И только на маленьком балконе, увитом диким виноградом, двоим было не до сна.

На диво сильные, хотя и тонкие руки саорийца мягко и вместе с тем по-мужски уверенно сжимали тонкий стан Камиллы. Чувственные губы чужестранца касались трепетных девичьих губ, и все существо юной баронессы дрожало от сладостного ужаса. Она, дочь одного из благороднейших людей княжества Черного предела, млела в объятиях простого лекаря, человека низкого происхождения, которого добрый отец в знак благодарности пригласил на сегодняшний вечер! И это не самое страшное. Потому что завтра, завтра...

— До завтра, моя прекрасная, — шепнул мужчина и поцеловал на прощание руку девушки.

— Да завтра, Ибрахим. В полночь, в библиотеке.

Камилла скрылась на лестнице, которая вела в ее покои, а на балконе бесшумно возникла Лючия.

— Хорошая девочка, — тяжело вздохнул саориец.

— Хорошая, — эхом откликнулась ромалийка, шагнула навстречу лекарю и уткнулась лбом в его грудь. А тот крепко прижал к себе женщину и зарылся носом в светлые пряди. Они помолчали немного, но вскоре Лючия вскинула на Ибрахима смешливые зеленые глаза. Стукнула его кулачком под ребра и грозно пообещала: — Но ты ответишь мне за этот поцелуй! Ой как ответишь!

— Да, моя госпожа, — покорно склонил голову мужчина, и черные локоны скрыли его обманчиво покаянное лицо, а руки тем временем по-хозяйски смяли грудь ромалийки. — Найдем эти треклятые бумаги, выберемся отсюда, я завалю тебя под ближайшим кустом и непременно за все отвечу.

— Мы еще поглядим, кто кого завалит, — хохотнула зеленоглазая, хлопнула по заду саорийца и скрылась в глубинах замка.

И правда. Эта женщина вполне могла и завалить, и раздеть, и отыметь до звездочек перед единственным глазом его, командира подпольной армии сопротивления «Фён».

====== Глава 2. Пляски над обрывом ======

Напрасно мирные забавы

Продлить пытаетесь, смеясь.

Не раздобыть надежной славы,

Покуда кровь не пролилась...

Булат Окуджава

Барон Баумгартен мог по праву гордиться своей библиотекой. Просторное помещение выходило окнами в парк, и тень старых лип даже в самый жаркий летний полдень сохраняла блаженную прохладу. Вдоль стен до самого потолка высились добротные полки из дуба, покрытые скупой резьбой. На каждой из них плотными рядами располагались книги и альбомы, тубы, шкатулки со свитками и даже пара ящичков из красного дерева с образцами древнего письма на каменных табличках. У камина стояли кресла и столики, и стопочки книг с закладками не оставляли сомнений в том, что в этом доме действительно читают. А наличие в библиотеке манускриптов пятивековой давности и фолиантов в драгоценных окладах полностью извиняли маленькую прихоть хозяев: в дневные часы здесь неизменно присутствовали слуги-хранители, а на ночь двери запирались на ключ.

Но этой тихой звездной ночью седой покой историй, легенд и сказаний нарушили влажные звуки поцелуев.

— Камилла, прекрасная, милая, ты и в самом деле согласна? — шептал саориец, опаляя горячим дыханием нежную кожу юной баронессы. — Подумай, я ведь простой лекарь-бродяга, совсем скоро я покину замок твоего отца...

— Ах, оставь, прошу тебя, — нетерпеливо ответила девушка и впервые сама коснулась губами губ предмета своей необъяснимой страсти.

И осела в его руках, потеряв сознание.

Лекарь осторожно, но быстро опустил девушку в кресло, прислушался к стуку ее сердца и бесшумным призраком метнулся к тяжелой двери. Открыл ее, и в комнату тут же проскользнула ромалийка.

— Два многотомника в два или три ряда, — отрывисто бросил мужчина и махнул рукой в сторону одной из дальних полок. — Вторая снизу, княжеские летописи.

Ромалийка помчалась к указанным книгам, а саориец бросился к противоположной стене, где на корешках толстых томов было написано «Хозяйства Грюнланда». Довольно нудное, пространное и практически несистематизированное описание особенностей местного земледелия и скотоводства в течение последних трех веков, похоже, не слишком интересовало барона, его семью и гостей. Слуги заботливо стирали пыль с переплета, но книги слиплись между собой, и лекарю пришлось приложить усилия, чтобы сдвинуть с места первый ряд. За ним оказался второй, а за третьим — аккуратная, едва приметная дверца.

— Сюда!

В руке светловолосой женщины блеснула связка отмычек. С пятой попытки дверь поддалась, и сообщники извлекли из тайника шкатулку с письмами. Пара глаз и еще один споро проглядели внушительную стопку, после чего на дне ящичка осталось два письма. Вскоре ромалийка исчезла за дверью, а саориец вернул книги на место, подошел к молодой баронессе и принялся приводить ее в чувство.

— Что со мной случилось? — слабым голосом спросила девушка, как только поняла, где и с кем она находится.

— Ты потеряла сознание, когда я попытался расшнуровать твой корсаж, — печальным и очень виноватым голосом ответил лекарь. Он бережно сжал похолодевшие пальчики баронессы в своих руках и покачал головой: — Камилла... Ты боишься, ты на самом деле не хочешь этого. И я... О Великий Самир, как я мог быть таким слепцом и глупцом! О чем я только думал! Нет, я не должен... У тебя еще вся жизнь впереди, а я чуть было ее не разрушил! Простите меня, Камилла, и, прошу Вас, забудем об этом.

— Ибрахим... Но как же... Почему...

— Потому что Вы — дочь благородного барона Баумгартена. А я — простой лекарь, потерявший разум, — с горечью промолвил мужчина. — Я сделал все, что в моих силах, для Вашего отца и уеду послезавтра на рассвете. Простите, если сможете, и... прощайте.

Чужестранец растворился во тьме коридоров замка, будто привидение, а в тиши библиотеки отчаянно колотилось раненое доверчивое сердце влюбленной.

Шустрая маленькая речка сбегала с Черных Холмов и бойко неслась через леса и луга мимо владений Баумгартенов, мимо крошечного городка Блюменштадта к Шварцбургу, главной крепости княжества Черного предела.