Ясным летним днем вдоль берега реки ехал одноглазый всадник в противоположную от этих грозных стен сторону. У старой, весьма причудливо искривленной сосны он спешился и повел лошадку под уздцы вниз по крутой тропинке. И счастливо рассмеялся, едва завидел у самой воды светловолосую женщину, которая отжимала какую-то тряпицу.

— Зося! — мужчина подхватил женщину на руки, раскружил ее и рухнул на песок, с удовольствием придавив себя тяжестью крепкого горячего тела. — Месяц взаперти, две недели с тобой рядом и без тебя — я уж боялся, что с ума сойду!

— Было бы с чего, — фыркнула светловолосая и жадно прильнула к раскрывшимся ей навстречу губам. Оторвалась, чтобы глотнуть воздуха, и зеленые глаза лукаво сверкнули: — Ты, помнится, должен мне кое-что за поцелуй с Камиллой.

— Все, что пожелаешь, моя ведьма, но сначала я все-таки искупаюсь!

В прозрачных серебристых водах плескались, обдавая друг друга брызгами, отфыркиваясь и хохоча, мужчина и женщина, которым по возрасту полагалось бы неторопливо омывать свои тела, а не резвиться беззаботнее щенков. Впрочем, им обоим редко кто давал больше тридцати-тридцати пяти, в то время как ему недавно исполнилось сорок два, а ей — сорок.

— Раджи, хочу, — женщина первая вышла на берег и упала на раскаленный чистый песок, усыпанный жесткой хвоей.

— Ты же грозилась меня завалить, — усмехнулся мужчина и навис над своей ведьмой. Смуглое гибкое тело, покрытое шрамами, и просто неприятными, и откровенно уродливыми, едва касалось загорелой кожи, испещренной грубыми отметинами, а налившийся кровью член дразняще подрагивал у самого лона.

— Ах ты ж змея подколодная, прекрати издеваться! — простонала Зося, обхватила ногами ягодицы Раджи и одним сильным движением буквально вдавила его в себя.

Опасная извилистая тропинка круто поднималась в гору, и всадники спрыгнули с лошадей. В сумерках в густом хвойном лесу было темно — хоть глаз выколи — но оба и на ощупь могли бы пройти здесь, ни разу не споткнувшись.

Мрачные очертания Черных Холмов да зловещие поскрипывания старых деревьев заставили бы стучать зубами кого угодно, но они возвращались домой и должны были только радоваться. Зося и радовалась. Почти.

— Ты хотя бы недели две побудешь в лагере? — спросила она.

— Постараюсь, — после непродолжительного молчания заговорил Раджи. — Но... Не нравится мне этот Теодор. А ведь отряд Мариуша заглядывает как раз к его крестьянам. Надо бы наведаться к ребятам, пересмотреть тактику набегов... да и на самого Мариуша посмотреть.

Зося кивнула. Раджи, конечно, не увидел этого жеста, но она была уверена, что почувствовал. Почти девять лет назад жизнерадостный молодой скорняк потерял ту, которую беззаветно и безнадежно любил. Вскоре после трагедии он подался тогда еще в подпольный отряд «Фён». Со временем отряд превратился в армию, а Мариуш возглавил отдельную боевую единицу. Он был поистине незаменим. Вот только рана на сердце упрямо не желала затягиваться, и ему время от времени требовалась поддержка.

— Кто идет? — негромкий, но жесткий оклик остановил спутников. После короткого обмена паролями от ствола огромной ели бесшумно отделилась тень, и на тускло освещенной тропинке появилась рыжая лучница.

— Марта! Тебя уже ставят в дозор? — ласково улыбнулся Раджи, а Зося звонко чмокнула девушку в покрасневшую щечку.

— Второй раз на дежурстве, — просияла лучница, но тут же нахмурилась.

— Что-то случилось? — встревоженно спросил командир Фёна.

— Все живы и здоровы, — торопливо заверила Марта. Закусила губу и добавила: — Но кое-что случилось. Арджуна вам расскажет.

По гладкой деревянной поверхности сундучка прихотливо вился нарисованный стебель, усеянный крупными синими цветами. Оставалось прорисовать листья, но юный художник отложил в сторону кисть и беззастенчиво залюбовался рыжей лучницей, которая тренировалась в дюжине шагов от него.

А ведь Али заприметил ее внутреннюю нежную красоту еще в тот день, когда забитая крестьянская девочка впервые появилась в их отряде. Она молчала, сутулилась и робко осматривалась по сторонам. Отливающие медью пряди были сплетены в тугую косу и прятались под косынкой. Прошло каких-то полгода, и вот уже Марта открыто улыбалась товарищам, не стеснялась своей чудесной фигуры, а рыжий водопад струился по плечам в те минуты, когда волосы не мешали ей выполнять повседневную работу.

Окрепшая рука почти без усилий натянула тетиву, а светлая рубашка бесстыдно обтянула девичью грудь. Али вздохнул и нехотя взялся за кисть, чтобы как-то совладать со своим телом. А плоть юноши реагировала более чем естественно.

«Интересно, Саид уже побывал с ней?» — пронеслось в голове у художника. Он беззвучно рассмеялся и вывел мягкий контур очередного листка. Глупый вопрос! Брат никогда не трепался о своих похождениях, но Али слишком хорошо знал его легкий, если не сказать легкомысленный нрав. Наверняка Саид переспал как минимум с половиной незамужних девушек из трех отрядов Фёна и Марту он вряд ли пропустил.

Сам же Али мечтал о другом. Ему было бы мало пары жарких ночей. Но... А вот как раз «но» и приближалось к нему, и художник окончательно решил продолжить работу после обеда.

— Про Марту поговорить хотел? — вполголоса, чтобы не донеслось до лучницы, спросил у юноши плечистый парень с добродушным и одновременно вечно хмурым лицом.

— Анджей... она ведь нам обоим нравится, я прав? — мягко улыбнулся Али.

— Угу, — пробурчал тот. — Очень нравится.

Что-то в голосе его товарища, молодого, но уже толкового кузнеца заставило художника внимательнее прислушаться к нему.

— Очень? Совсем-совсем?

Вместо ответа Анджей бросил на Али угрюмый и беззащитный взгляд исподлобья.

— Ты ее... — уточнил было юноша, но вовремя осекся. В самом деле, о таком запросто не говорят. Не годится лезть в душу пусть даже и другу.

«Но» оказалось неожиданно серьезным. Художник с удовольствием погулял бы с Мартой по поросшим лесами склонам, поговорил бы с ней у костра в одной из верхних пещер. Он хотел целовать ее часто алеющие щечки, ласкать ее изумительную грудь, и еще, и еще... Но Анджей влюбился. Так-то.

— Не буду подходить к Марте, если она сама тебе не откажет, — пообещал юноша и коротко сжал руку кузнеца. «И поговорю с братом, чтобы он больше в ее сторону не смотрел».

— Ох ты ж! — выдохнул Анджей и оторопело уставился куда-то за спину друга. — Саид...

Али резко обернулся. Сердце ухнуло и ушло в пятки. Нет, ну во что на этот раз вляпался его безбашенный братец? Ну вот как? Вроде бы в одной утробе выросли, но порой художнику было совершенно неведомо, что творилось в этой чернявой кудрявой голове.

А сотворилось нынче нечто просто из ряда вон выходящее. Потому что молодого лучника со связанными руками доставил в лагерь командир стрелков эльф Арджуна.

— Что случилось? — без особой надежды поинтересовался Али.

— С каких это пор я должен перед тобой отчитываться? — фыркнул эльф и удостоил юношу презрительной усмешкой. А Саид стоял рядом с убитым видом, не поднимая глаз на брата.

Впрочем, и права не имел. По законам Фёна связанный, то есть тот, кого должны были судить либо уже осудили, оставался в одиночестве до тех пор, пока не исполнят приговор. А значит, никаких с детства привычных ласковых взглядов, неизменных мимолетных объятий и заговорщического смеха на троих... Старший брат в отъезде, значит, на двоих... Остается медленно сходить с ума и ждать, когда же в лагерь вернутся мама и отец, по совместительству — командир их маленькой армии.

В небольшой пещере, которая служила одновременно домом для командира Фёна, его жены и троих детей, штабом армии и местом массового скопления бойцов по вечерам и в любое другое время суток, а проще говоря, на вечном проходном дворе сегодня, было невесело.

Раджи с непроницаемым видом выслушал короткий и беспощадный рассказ Арджуны. На ярмарке в Блюменштадте Саид, который в свободное от боевых заданий время резал по дереву, распродал свой товар, но вместо того, чтобы отправиться домой или хотя бы послушать, о чем судачат люди, он присоединился к веселившимся по случаю местного праздника парням и девчатам. Нет, подобное не то что не запрещалось фёнам, но и прямо приветствовалось. С одним жестким условием: хмельного в рот — ни капли.