Матильда оторвала взгляд от дубового гроба и посмотрела в глубь церкви, желая увидеть маму, но ее заслоняли другие люди. Взгляд женщины остановился на старшей сестре Джоанне, которая вела за руку дочь и сына, пока ее обожаемый муж Фред помогал нести гроб. Мэтти заметила, как напряжены плечи сестры. Она наверняка, как и сама Матильда, едва сдерживается, чтобы не разрыдаться. Нет, Джоанна ни за что не проявит слабость при посторонних. Наоборот, другие всегда обращаются к ней за поддержкой. Ее хладнокровие и сдержанность известны всей семье. Мэтти гордилась Джоанной, но сейчас видела, что нервы сестры на пределе. Словно почувствовав, что на нее смотрят, Джоанна слегка повернула голову и едва заметно улыбнулась Мэтти, глядя вдоль ряда церковных скамеек. Мэтти кивнула ей в ответ. Достаточно знать, что Джоанне не все равно. Они поговорят позже, но сейчас их маме необходимо присутствие старшей дочери. Оно успокаивает.

Преподобный Филипп Каудвелл выступил вперед навстречу похоронной процессии. На нем лица не было. Сколько Мэтти себя помнила, Фил был не только местным викарием, но и почти членом их семьи. Семейство Белл часто посещало церковь Святого Лоуренса – по случаю крестин и конфирмации, ежегодных праздников в воскресной школе, Рождества и Пасхи. Здесь венчались Фред и Джоанна. Когда-то Мэтти мечтала о том, что тут же пройдет ее венчание. Для дедушки церковь стала вторым домом. С самого детства он принимал участие в сборе пожертвований. К преподобному Филу дедушка относился чуть ли не как к родному сыну.

Сегодня в стенах церкви Святого Лоуренса собралось немало людей. Их лица были печальны. Всех их объединяла любовь к дедушке Джо. Здесь, в холодной церкви, они оплакивали его уход из жизни, но Мэтти, находясь среди них, чувствовала себя узницей. В отличие от нее они могли открыто выразить свое горе.

Мрачные пассажи из Библии, казалось, пролетали над головой Мэтти, никак ее не касаясь, и женщина, шепча себе под нос церковные гимны, не сразу заметила, как холод, сковавший ей спину, немного отступил: двоюродный брат накинул ей на плечи свой пиджак.

– Ты сильно дрожала, – шепотом произнес он. – Теперь теплее?

Мэтти кивнула. От переполнявших ее чувств у нее перехватило дыхание.

Траурная речь преподобного Фила была теплее одежд Мэтти. Каждое тщательно подобранное им слово шло из глубины сердца. Окажись в церкви посторонний, ему сразу же стало бы ясно, что викарий не только знал дедушку Джо, но и по-настоящему любил его. Мэтти видела, как плечи матери слегка подрагивают. Она то и дело кивала, когда преподобный Фил пересказывал грустные и милые эпизоды из жизни покойного, говорил о человеке, чья любовь к родным и друзьям не знала никаких границ.

«За исключением меня, – подумала Мэтти. – В моем случае пределы его любви были вполне конкретными».

Она держалась на расстоянии, пока семья двигалась наружу, туда, где было куда теплее, чтобы предать дедушку Джо земле. Преподобный Фил спросил, хочет ли кто-нибудь из близких покойного сказать несколько слов на могиле. Пожелали ее папа, дядя Рубен и дядя Сит. Их слова заглушались всхлипываниями. Мэтти хотелось бы протиснуться между обступившими могилу родственниками, заявить о своей любви к дедушке, извиниться, что не послушалась его, пусть даже уже поздно и дедушка не услышит ее слов. Но ведь никто не захочет ее слушать… Или захочет? Что бы ни говорил Джек, Мэтти знала, что ее мама и дяди в глубине души винят ее в скоропостижной кончине дедушки Джо. Вслух никто ничего не сказал, но мамины колкие замечания насчет того, что было бы, если бы они смогли помочь ее любимому свекру бороться с болезнью должным образом, были не менее суровыми, чем прямые обвинения.

Наконец, когда семья ушла, а вслед за другими поспешил и Джек, Мэтти подошла к открытой могиле, украшенной по краям цветами, и заглянула в нее. В темной дыре лежал слегка присыпанный землей дубовый гроб.

– Извини, – прошептала она.

Боль и сожаление сделали ее голос очень слабым. По щекам катились слезы.

– Извини, что я не успела попрощаться. Теперь я понимаю, что ты был прав.

Женщина перевела дыхание. Воздух пах нагретой солнцем травой и влажной землей.

– Если бы я могла чем-то загладить свою вину, то обязательно загладила бы. Я бы все ради тебя сделала…

Воздух вокруг нее вдруг замер. Умолкли даже птицы, сидящие на ветвях кедров, растущих по границе кладбища при церкви Святого Лоуренса. Медленно опустившись на колени у края могилы, Мэтти посмотрела на латунную табличку, чуть присыпанную комьями земли. Кончилась определенная эпоха в ее жизни. Интересно, а душевная боль теперь останется с ней навсегда? Женщина покачала головой.

– Нет, я найду способ все исправить, дедушка. Обещаю…

Покидая кладбище, Матильда увидела знакомую фигуру, направляющуюся к ней по сочной траве между могильными камнями.

– Мэтти! Я боялся, что ты уйдешь прежде. Как ты?

Викарий улыбался, хотя и сам видел состояние, в котором пребывала женщина.

Мэтти, почувствовав большую признательность, ответила:

– Не особо, Фил.

Преподобный Фил протянул ей руку.

– Понимаю. Он был хорошим человеком. Его все любили. Конечно, он не был идеален во всем. Мы с тобой знаем об этом… – Викарий протестующе поднял руку, мешая Матильде вступиться за деда. – Твоя семья тоже. Сейчас они расстроены и могут сказать или сделать нечто такое, о чем впоследствии пожалеют. Джо любил тебя и продолжал любить, хотя и был упрям как осел.

Он намеренно использовал выражение, каких викарии вообще-то избегают, чем вызвал у Мэтти невольную улыбку.

– Спасибо, Фил.

– Пошли ко мне в дом. Ванесса сейчас накрывает стол для поминок. На нейтральной территории тебе будет спокойнее.

– Не уверена…

Матильду сильно тянуло поскорее укрыться в безопасном уединении собственного дома.

– Я не прошу, а настаиваю, Мэтти. Я викарий. Учитывая, кто мой босс, тебе лучше не пытаться спорить.

Пока викарий вел ее к своему дому при церкви, мысли Мэтти вернулись к обещанию, которое она дала у могилы. Она не знала, как ей добиться этого, но в груди ее пылала твердая уверенность в том, что ей все-таки удастся все исправить…

Дин Мартин[2]

– Ух ты! Я уже лет сорок такого не видывал!

Бородач улыбнулся, когда Мэтти вручила ему старый радиоприемник «Бакелит», до этого стоявший на полке позади прилавка. Воссоединять людей со своим прошлым было одним из плюсов в ее работе. Каждый день Матильде доводилось выслушивать очередные рассказы из жизни ее покупателей. Она гордилась тем, что ей доверяли. Сегодняшний день исключением не был.

Перси Уокер стал постоянным покупателем в «Белл Бибопе»[3], маленьком магазинчике старинных вещей, которым Мэтти владела уже два года. Он недавно приехал в городок после многих лет, проведенных за границей, и теперь, судя по всему, обставлял свой домишко, расположенный на окраине Кингс-Санбери, исключительно вещами, купленными у Мэтти. Загорелый старик семидесяти одного года радовался, переживая свою молодость посредством приобретенных им вещей.

– Я в первый раз услышал по нему Литла Ричарда[4], – улыбнулся он, и его взгляд устремился в давно минувшее, – в маминой гостиной, когда она была у тети Эльзы. Я настроил радио на волну радио Люксембурга. С этого началась моя влюбленность в рок-н-ролл. В те времена я был тедди-боем[5]. – Он погладил свою загорелую лысину. – От кока давным-давно ничего не осталось, но в то время у меня был знатный кок на голове. Сколько за радио?

– Восемьдесят, – ответила Мэтти, обдумывая, стоит ли сделать скидку очередному постоянному покупателю. – Если хотите, можете посмотреть в коробках с грампластинками. Для вас – бесплатно.