А подруги (их же можно уже назвать подругами, да?) тащат ближе к сцене, где гул басов бьет по ушам и почти кричит слова песни солист.

— Давай потанцуем, — лукаво ухмыляется Рэйчел, извиваясь в такт музыке. Она словно и не танцует, а дышит, живет; она звездой горит, и все расступаются перед ней.

Прайс прыгает, почти дергается неумело, но зажигательно, и глаза у нее горят, когда она смотрит на Рэйчел.

Паркинсон такого не знает, Паркинсон к такому не привыкла, это так не похоже ни на танцевальные вечера, ни на концерты магических групп. Но Эмбер за запястье держит, заставляет за ней двигаться.

— Тебе просто нужно расслабиться, раскрепоститься, — шепчет она на ухо. — Я знаю, я сейчас.

Она в толпе исчезает быстро, будто аппарирует (ох, не напоминайте про это слово), а Хлоя гаснет, улыбаясь немного натянуто и практически извиняясь.

— Нахер это дерьмо, — морщит нос девушка и запрыгивает на какую-то стойку, помогая забраться Панси. Оттуда видно все и всех.

И волшебнице кажется, что магглы такие смешные, но в то же время кровь пузырьками бурлит, их веселье, их адреналин топит с головой.

Рэйчел возвращается с бутылкой чего-то прозрачного, остро пахнущего спиртом.

— Это водка, — хвастается она, гордо приподнимая подбородок, мол, посмотрите, какая молодец, что добыла. Но Хлоя кривится.

— Рэйч…

— То, что надо!

У водки Эмбер вкус горький, противный, но после нескольких глотков в желудке разливается тепло и начинает приятно кружиться голова. Панси едва ли замечает, как движется в такт музыке.

— Да, детка, — тянет Рэйчел.

Волшебница забывает ненадолго о том, кто она, что она с магглами так просто общаться не может, обниматься не может — она чистокровная, она презирает их и даже почти ненавидит.

Или нет уже?

Она не знает, все путается.

Кто она?

Аристократка? Волшебница-недоучка? Обычная девчонка? Ктоонактонатона?

Думать об этом так не хочется, хочется забыть и забыться. Поэтому, когда Прайс вдруг хихикает:

— Смотрите, это Фрэнк. Панс, поколдуй, а? Украдем у него немного травы, — Паркинсон соглашается, несмотря на протесты Рэйчел «он помогал нам, черт возьми».

— Вы охренеете от того, что я могу, — новое слово обжигает язык, но Панси это нравится. — Охренеете, — повторяет она, закрепляя эффект.

***

В эту ночь маленькая английская леди из старинного рода устраивает огненное шоу и впервые курит траву.

========== 4. ==========

Пикап Хлои выглядит хуже форда «Англия», на котором ездят убогие Уизли, а, когда Прайс лихо тормозит у ворот Академии, Панси на полном серьезе боится, как бы сидение не провалилось под ней в преисподнюю.

Паркинсон фыркает, поправляет растрепавшиеся волосы и дает себе зарок никогда больше не ездить с этой лихачкой и сдать на права (хотя однажды она уже пыталась сдать один экзамен).

Рэйчел неспешно выплывает из школы под руку с каким-то парнем. Панси прикрывает глаза от солнца ладонью, чтобы рассмотреть его, когда Хлоя раздраженно выдыхает сквозь зубы:

— Какого хуя она говорит с этим ублюдком?

У «ублюдка» светлые волосы, угловата фигура и жесты резкие, нервные, такие знакомые. У волшебницы сердце боем под горлом заходятся — он так похож на Драко, этот незнакомый мальчик.

От внешности и до поведения.

— Кто это?

— Да уебок один местный.

— Кто. Это.

Хлоя удивленно хлопает ресницами и сплевывает на асфальт из окна.

— Нейтан Прескотт. Наш золотой мальчик. Его отец практически владеет этим городом.

Рэйчел легко запрыгивает рядом, хлопая дверью и заправляет волосы за уши, открывая приметную яркую сережку.

— Вы о Нейте? Он не такой плохой, как все говорят, просто его отец…

— Ой, вот только не надо его оправдывать!

***

— Так это ты Нейтан Прескотт?

Юноша вздрагивает и убирает руки от лица, с подозрением глядя на незнакомку.

Панси щурится — ему до Малфоя не хватает немного всего. Волосы светлые, но не цвета снега; кожа с отливом болезненно желтого, не бледно-аристократическая; не такие узкие плечи, хотя ключицы заметно проступают над вырезом футболки. Красивый, но будто грубовато, небрежно сколоченный.

Но главное в глазах: холодные, ледяные, но не северно-серые, а небесно зимние — и кромка льда обломками по краю радужки.

— Ну. А ты кто, нахрен, еще такая?

— Меня зовут Панси.

Паркинсон не торопится развивать разговор, скорее упивается эфемерным сходством с тем, кто остался тринадцать лет назад, и собственными воспоминаниями.

Нейтану просто плевать. У него зрачки расширены, он в своей вселенной.

Худые пальцы рвано комкают сигарету между ногтей, едва не обламывая при каждом повороте.

Они сидят на каменном парапете парковки Блэквелла, почти соприкасаясь коленями, каждый в собственном мире.

— Ты напоминаешь мне одного человека, — шепчет Панси едва слышно, заставляя Прескотта очнуться от туманного сна. — Он такой же талантливый и такой же растоптанный.

Нейтан не возражает, зачарованно глядя на странную девочку в чужеродной одежде с чужого плеча.

Паркинсон делает длинную паузу, обдумывая сказанные слова.

Люциус Малфой залюбил Драко; задушил больной, болезненной любовью, основанной на кровном родстве и чистоте семьи. Он из сына манекен сделал, повод для гордости, достойного представителя рода, но не человека.

Да он человека-то в Драко и не видел.

И сгубил лишней заботой и строгостью, превратил в сноба и гордеца. Чтобы потом уронить с пьедестала.

Шон Прескотт сына своего ненавидел с первого же дня рождения и сделал все, чтобы о том знал весь город. Он из Нейта мальчика для битья сделал, грушу для гнева — и все по тому же поводу: честь семьи.

Да зачем она, к чему она вообще, если мальчишек ломает вскользь и в калек превращает?

Панси на Нейтана смотрит с почти незнакомой жалостью и руку тянет, приложить к щеке.

— Я не знаю тебя, — выдыхает парень, боясь спугнуть легкое, незнакомое до этого, ощущение.

Нейтан сигарету поджигает нервным, смазанным движением (Панси едва удерживается от того, чтобы из палочки высечь искры огня); курит быстро, отрывками.

Паркинсон пожимает плечами.

— А я тебя, кажется, знаю.

И неожиданно для себя перехватывает сигарету, прижимает к губам, вдыхая обжигающий никотин. Дым заполняет легкие, сворачивается клубами.

Панси, наверное, начинает понимать, почему Хлоя курит: так легче.

Драко, ее серебряный дракон, так далеко/так давно, она ему уже ничем не поможет. Но Нейтана еще можно спасти.

— В любом случае, наркотики не выход, как бы хреново ты себя не чувствовал, ладно? Так что завязывай.

Панси поднимается и хочет уйти, но в последний момент бросает через плечо:

— Знаешь, отец моего знакомого приказал ему убить человека. Так что, может быть, твой не так уж и плох?

Нейтан молчит, глядя куда-то мимо. Паркинсон пожимает плечами и делает шаг по траве.

— Эй, подожди. Дай свой номер. Я хочу тебе позвонить.

— У меня нет телефона. Не умею им пользоваться.

Она уходит, гордо выпрямив спину, но в тайне надеется, что Нейт найдет ее и так.

========== 5. ==========

Из новых подруг Панси, конечно, больше нравится собранная звездочка Рэйчел, но как-то так получается, что она все чаще оказывается в разбитом пикапе.

Без Эмбер.

Первое время им с Хлоей разговоры заменяет дым сигарет (Паркинсон курит тоже — даже больше), который быстро заполняет салон и так же стремительно улетучивается сквозь открытые окна. Но молчать всегда просто глупо.

— Вы с Рэйчел давно знакомы? — самый нейтральный вопрос, что приходит волшебнице в голову. Она постукивает ногтями по приборной панели, но Прайс не психует, вопреки обыкновению.

— Мы пиздецки много прошли с ней. Такое, что тебе и не снилось, — она отвечает резко, даже грубо и преувеличено внимательно смотрит на дорогу.

Панси про себе смеется. Причины две. Во-первых, она это видела такое, чего девочки-магглы и в кошмарах представить себе не могли (отзвуками прошлого зелёные лучи смертельных заклинаний и отец в страшной маске).