– У нас старый новый президент! – произнес сомнительную фразу диктор, представляя господина Путина, уже выкатившегося на лед.

После нее он, кстати, неожиданно вернулся на скамейку запасных.

Уже через пару минут после начала периода президент, конечно, забил гол. Мог ли он не сделать этого? Лично я гнал эту мысль как безумную.

Владимир Путин на самом деле очень старался. Он достаточно уверенно держится на льду и упал, запутавшись в коньках, только один раз. Впрочем, он, олицетворение в этот момент самой России, встал с колен и бросился в атаку, которая была прервана свистком арбитра: основное время матча закончилось вничью.

Но по буллитам, один из которых опять забил Владимир Путин (хотя вратарь не дрогнул и не сдвинулся с места, когда президент шел на него), выиграла сборная любителей. А вот Герой России не забил, а трибуны так болели за него, крича то ли «Шой-гу!», то ли «Шай-бу!».

После матча я тоже вышел на лед, когда Владимир Путин раздавал автографы игрокам прямо на свитерах, и спросил, что его больше вымотало: инаугурация или игра.

– Конечно, инаугурация, – после некоторого раздумья ответил он.

А ведь мог бы уже и привыкнуть.

В аэропорту Мурманска самолет с семьями членов экипажа АПЛ «Курск» встречали несколько военных и гражданских. Они посадили людей в три автобуса и повезли в Видяево. Я, зная об ажиотаже вокруг этого рейса, удивился было, что возле трапа ни одной телекамеры, но стоило выехать за ворота аэропорта, как увидел их десятки. Самих журналистов, наверное, была не одна сотня. Их просто, как и обычно в те дни, никуда не пустили. На КПП у въезда в Видяево у нас два раза проверили документы. Впрочем, подробные списки пассажиров салонов были составлены еще раньше. Военные пытливо и даже, мне показалось, искренне интересовались, нет ли в автобусах журналистов.

Автобусы остановились на площади перед гарнизонным Домом офицеров. Это центр жизни поселка Видяево. Здесь все собираются и ждут. Ждали и нас. К тому времени в Видяево уже приехали около двухсот родственников экипажа. Приехавшие вышли из автобуса. Многие встретились впервые за много лет.

Попросили зарегистрироваться, потом тех, кому негде было остановиться в Видяеве у родственников, повезли на плавучий госпиталь «Свирь», на рейд подлодок. Была уже поздняя ночь. Курить разрешали только на корме, на вертолетной площадке. Там после ужина собрались человек пятнадцать. Рядом стояла подлодка «Тамбов» с нарисованным на рубке волчьим оскалом. В темноте лодка казалась красивой и даже нарядной. Ее плавные хищные очертания внушали непонятный, но отчетливый оптимизм. И, видимо, не мне одному, потому что на вертолетной площадке среди родственников экипажа царило некоторое даже оживление. Капитан «Свири» обсуждал с ними происшедшее на «Курске».

– Что случилось? – переспрашивал он. – Взрыв, наверное. Такой большой силы… никакая торпеда изнутри не смогла бы так разорвать корпус этой лодки. Поверьте бывшему подводнику, она с кем-то столкнулась, а уж потом взрыв.

– И даже, я слышал, там, рядом, нашли части какого-то другого объекта, – добавил подошедший капитан второго ранга.

– Какого объекта? – переспросил его кто-то из родственников с непонятной надеждой.

– Так ведь никто не знает.

– Они все погибли. Там нет ни одного живого! – громко сказала одна женщина. Она очень хотела, чтобы ей возразили.

– А может быть, и есть, – неохотно ответил капитан. – Может, норвеги поднимут. Все-таки водолазы.

– А может, и лодку поднимут? – спросила эта женщина.

– Нет, не поднимут, – уверенно ответил капитан. – Нет таких средств на флоте.

– А Клебанов сказал…

– Это он теоретически сказал. Правда, говорят, что заводы скоро получат заказы.

– Господи! – воскликнул кто-то в темноте. – Что же они нас так мучают! А трупы они будут поднимать, не знаете?

– Как вы смеете! – закричала девушка лет двадцати. – Какие трупы?! Не знаю, конечно, как ваш там, а мой брат жив!

– Зачем мы здесь? – спросил еще кто-то. – Привезли, жрачки дали, распихали по каютам… Зачем?

– Странный вопрос, – обиженно возразил капитан и ушел.

Но за себя прислал помощника, который скомандовал:

– Сейчас я поставлю перед вами задачу – выспаться.

– Какой же тут может быть сон? – удивленно переспросили его. – Мы уже несколько суток не спим.

– Так, – мне показалось, помощник даже обрадовался. – Если кому для сна нужны специальные препараты, пожалуйста!

– Боюсь, не помогут.

– У нас не помогут? У нас помогут!

Ушел и помощник. Его, правда, тут же сменил еще один капитан второго ранга. Каждый работал с родственниками по десять минут. По ним можно было сверять часы.

– А может, и жив кто-то в этих отсеках, с первого по четвертый? Почему их не обследуют?

– Нет-нет, – поспешно добавил кавторанг. – Сегодня уже и министр выступал, и командующий флотом Попов.

– Что? Что они сказали? – закричали ему.

– Не помню, – смутился он. – Я сам не слышал, не уполномочен, не знаю… Но что-то такое говорили.

– Да знаю я, – устало сказала девушка. – Попов опять наврал, что живых там нет.

Утро началось с того, что по «Маяку», единственному на судне источнику информации, передали песню «Как прекрасен этот мир, посмотри!». Я посмотрел. Было хмуро, холодно и тоскливо. Я подумал, каково сейчас просыпаться тем из них, кто все-таки заснул. Несколько человек опять курили на вертолетной площадке.

– У Сереги, моего шурина, два друга там были. Золотой, так Димку Колесникова из Нижнего зовут, и Рашид откуда-то. Всем по двадцать с небольшим было, женились чуть не перед учениями, а жен видели не больше двух недель.

– Повезло им, не все успели жениться, теперь вдовам пособие дадут.

На «Свири» все родственники делились на две, мне показалось, равные части: тех, кто считал, что экипаж «Курска» давно погиб, и уверенных, что их ребенок, муж, брат жив и ждет, когда его вытащат.

Утром на «Свири» распоряжался контр-адмирал Кузнецов, командир дивизии подводных лодок. Он говорил, что для всех желающих будет организована экскурсия на «Воронеж», напоминал, что пожилым людям не рекомендуется подниматься по крутым трапам лодки, и приказывал выделить группу медобеспечения для этой экскурсии.

Я спросил, что, по его мнению, случилось с лодкой. Адмирал сказал, что не спит пятые сутки, и добавил, что лодка, конечно, с кем-то столкнулась:

– Это 110 процентов. Но с кем? Не знаю. А зачем американцы заказывали док в Норвегии для своей лодки? А англичане приехали к нам не их ли железки со дна собрать? Но меня не это беспокоит, – добавил контр-адмирал. – Люди, которые приехали, что с ними делать?

– А что? – удивился я.

– Они что, теперь жить тут будут? Не вижу смысла. Свозим их в море, наберут водички – и домой. Но поедут ли?

Контр-адмирала в это утро мучили сомнения:

– А ведь подъезжают. Ну как им объяснить, что живых на лодке нет и что достать мы их не можем? У меня самого там друзья… – Он подумал и добавил: – Были. Извини, главком приезжает, мне надо ехать встречать.

Возле Дома офицеров утром этого дня, как всегда, было много людей. Уточнялись списки погибших, составлялись списки на материальную помощь, на возврат денег за проезд в Видяево. Родственники подписывались под письмом президенту России. В нем был пункт о немедленном подъеме лодки, об оставлении ее в списках дивизии, о дислокации в Видяеве, о переименовании дивизии отчего-то в «Русь», о передаче магазина «Мебель» под церковь и об отстранении от должности маршала Сергеева, главкома Куроедова, командующего Северным флотом Попова и начальника штаба ВМФ Моцака. Решались или не решались тысячи мелких вопросов. Но большинство людей пришли к Дому офицеров просто потому, что больше некуда.

На трех этажах распоряжался заместитель комдива по воспитательной работе Иван Иваныч Нидзиев. В кабинете орготдела шло производственное совещание.