Энн покраснела. Он опустил револьвер и положил его рядом на стол.

— Что ты имеешь в виду, говоря, что вы следите за нами? Пожалуйста, не надо говорить загадками.

— Хорошо. Позвольте заверить вас, что я в некоторой мере представляю группу мужчин, которые занимаются телами.

— Телами?

— Пока я не могу больше сказать. Телами в любой форме и любыми их частями. Это небольшая группа могущественных людей.

— Какое отношение это имеет к нам? — спросила Энн.

— Мы заметили, что вы очень хорошо справляетесь с телами. Вы оба. Кстати… — он взглянул в мою сторону, — нам известно о твоих проделках в парке. Очень интересно. Вот и все, больше я не скажу.

— И какова наша роль во всем этом?

— Я всего лишь прошу, чтобы вы поехали со мной. Пожалуй, вы будете довольны тем, что мы придумали.

— А что если мы решим, что нам это неинтересно? — спросила Энн. Однако было видно, что ее это заинтересовало. Его рука легла на револьвер.

— У вас такого выбора нет. Люди, на которых я работаю, уже решили, что вы им нужны, вот и все.

— Ни фига себе! Это странно, — возмутилась Энн. — Мы должны встать и идти за тобой, не зная ничего о том, во что мы впутываемся? Ты рехнулся! Скажи, что ты шутишь, и я позволю тебе уйти.

Он рассмеялся над ее словами и поднял револьвер.

— Пошли. У меня мало времени.

На улице нас ждал скромный «Седан». Энн забралась в него первой, а он сел после нее. Я последовал за ним и устроился у окна. Водитель, мужчина, одетый в тускло-коричневую форму, плавно отъехал от бордюра в ту же минуту, как мы оказались внутри, и направил машину к шоссе Уэст-Сайда.

— Отдыхайте. У нас впереди долгий путь.

Нашим конечным пунктом оказался двухэтажный дом колониальной постройки вдоль скал Нью-Джерси. Его окружала роща разных деревьев. Мы въехали прямо в гараж, в котором уже стояли две машины иностранного производства. Нас ввели в полуподвальный этаж.

— Присаживайтесь, присаживайтесь. Вам, наверно, хочется пить. Я принесу вам попить.

— Мне кока-колу, — сказал я.

Комната, в которой мы находились, была обита той дешевой сучковатой сосной, какой пользуются жители пригородов, когда превращают полуподвальные этажи в помещения для развлечений. В это помещение вела лишь одна дверь, а с внутренней стороны у нее отсутствовала ручка. Высоко расположились два маленьких, зарешеченных окна. Ни малейшей возможности убежать, но к этому времени все произошедшее заинтриговало меня, хотя Энн все еще дулась.

— Никогда со мной не происходило более невероятной истории!

Она расхаживала по комнате, тяжело стуча каблуками по деревянному полу.

— Это может быть интересно, — высказал я предположение.

— Да, для педераста вроде тебя вполне возможно, но я не выношу, когда не знаю, куда плыву. К тому же у нас нет весел.

Дверь отворилась, и вошли двое пожилых мужчин в темных очках и шелковых костюмах. «Явно итальянцы», — подумал я.

— Эти двое? — спросил один из них другого. — Да она ведь кости да кожа, но выглядит неплохо. А что до него, смотреть противно. Битник. Мы много выложили за них?

— Не знаю. Она костлявая, но как раз это и может привлечь. Знаешь, его можно искупать и побрить, — задумчиво ответил второй. — Посмотрим. Послушай, девушка, сними эти штаны, которые ты напялила.

— Тебе нужна моя задница, ты и снимай.

При этих словах первый мужчина оживился.

— Она к тому же огрызается. Плохо. Нас надули. — Второй воспринял это спокойнее. Он снял ремень с видом хорошего отца, замахнулся им и угодил Энн в щеку. Она заорала, и следующий удар пришелся ей по плечу. В самом деле он ударил ее не очень сильно, но она тут же отреагировала: встала и сбросила свои «Левайсы». На ней не было трусов — она сказала мне, что не носит их с четырнадцати лет. Энн нравилось ощущать на своей женской прелести жесткий край ткани «Левайсов».

— Хорошо, вот мое влагалище, — дерзко сказал она, подбоченясь и выпячивая свой таз. На этот раз удар ремня пришелся по ее заднице.

— Заткнись, — предостерег первый. — Наклонись. Я хочу посмотреть, часто ли пользовались твоей дырой.

Энн нагнулась, держась за стул.

— Не так, возьмись за лодыжки, глупая сучка.

Энн пришлось взяться за лодыжки, вставая в классическую солдатскую позу, когда тело напоминает клин. Он подошел, ловко засунул указательный палец ей в заднее отверстие и ввинчивал его туда как штопор.

— Хорошо. Хорошо. Тесно, как у девственницы.

— А теперь ее щель, — сказал другой.

Оба обследовали влагалище Энн и нашли его состояние удовлетворительным.

— А с ним что делать? — спросил первый. — Он так отвратителен, и может обнаружиться, что у него совсем нет половых органов.

— Да успокойся же. Мы сейчас проверим, вот и все. Парень, вытащи свою штуковину.

Мне не хотелось отведать вкус ремня, поэтому я без препирательств предъявил свой член для осмотра.

— С ним все в порядке. Похоже, на члене много спермы, но размер почти что надо.

Мы сели и ждали, пока оба перешептывались. Когда они снова обратили внимание на нас, мы оба, пожалуй, были готовы ко всему. Мужчины вели себя столь торжественно и отстраненно, что я начал понимать, каково лошадям, выставленным на продажу, или боксерам на осмотре перед боем. Видно, мы их совсем не интересовали.

Первый вытащил свою дубину, когда оба перестали разговаривать, и подошел к Энн.

— Займись этой штукой, — сказал он, держа свой инструмент перед ее лицом.

Энн отдернула голову.

— Я не стану заниматься оральным сексом!

— Будешь делать все, что тебе прикажут — ты к этому скоро привыкнешь. Возьми-ка его в руки. Страдалец весь день не дает мне покоя.

Мы смотрели, как Энн, повинуясь, манипулирует его членом с ловкостью, которая приобреталась в сотнях подворотен. Ловкие пальчики скользили по его члену, обхаживая набухшую головку пальцем, захватывая его яички, извлекая подношения, которые мужчина, издав легкий стон, изверг ей на ладонь.

— А теперь слижи это со своей руки, — приказал он.

С угрюмым лицом Энн наклонилась к его подношениям.

Прежде чем уйти, мужчины объявили, что нас скоро накормят, после чего добавили, что «обо всем остальном также позаботятся».

Когда оба ушли, Энн сказала самую страшную вещь, какую я от нее слышал. Я почувствовал, что все мои устои рушатся.

— Знаешь что? Мне страшно.

Однако она облизала губы.

Я обнял Энн, и она не возражала.

— Почему тебе не страшно? — спросила она.

Другой рукой я нежно поглаживал свой торчавший член. Я онемел, но еле теплившееся предвкушение зашевелилось где-то глубоко в моем сознании.

— Ну, мне думается, у них может оказаться то, что я ищу. Знаешь, они могут кратчайшим путем привести к этому. К тому же мне нечего терять, правда?

— Я никак не могу понять тебя. Пару раз мне казалось, что я раскусила тебя, но ты все время ускользаешь.

— Меня не так уж трудно понять.

Конечно, я хотел продолжить этот разговор, как это всегда бывало при общении с ней, но мне не удалось найти нужных слов. В конце концов, у меня винтика в Голове не хватает, и, окажись я не здесь и не с ней, мне уж точно нашлось бы место где-нибудь в больнице, где пичкали бы торазином, и пришлось бы валяться в собственном дерьме. «В итоге этим все может закончиться, — сказал я про себя, — но уже по моей собственной вине. Если я закончу таким образом, то лишь об одном пожалею — убивал я слишком мало».

Пока мы некоторое время сидели наедине со своими мыслями, дверь снова открылась, и вошел маленький японец.

— Пойдем со мной, — тихо пригласил он.

Мы поднялись за ним по короткому лестничному пролету к главной части дома, где нас отвели в комнату из сплошных зеркал. Мы ходили по зеркалам, стены и потолок тоже были в зеркалах.

— Я ваш слуга. Я приготовлю ваши тела к осмотру врачами.