Основной состав: Лоуэлл Бэйли, Тим Берк, Рассел Карие, Лейф Нордгрин. Резерв: Джей Хаккинен, Джереми Тила, Эдвард Каллен.
Резерв.
Мы стояли на территории тренировочного лагеря, ожидая решения тренерского штаба. От этого решения зависела судьба моей спортивной карьеры. Точнее, ее судьба уже решена – я ухожу из спорта, но вот как я это сделаю, зависит именно от этого списка. Смогу ли я побороться за золото в своих последних соревнованиях или нет, зависело от решения, принятого только что. Я поеду на Олимпиаду в Россию, но только как запасной. Запасная деталь на случай поломки основной. Деталь, которая сама только-только восстановилась от серьезной, но безумно глупой поломки. Стоит ли говорить, как сильно я был опустошен?
В июле во время чемпионата страны по летнему биатлону в разгар соревнования я наехал на собственную палку. Нелепо, но последствия оказались более чем серьезными – вывих голеностопного сустава, а вдобавок и переломы малой и большой берцовых костей. Процесс восстановления занял у меня слишком много времени, что повлекло за собой пропущенные этапы кубка мира, где я мог бы дополнительно потренироваться перед предстоящей Олимпиадой. Вот только поеду я на эти игры вовсе не в числе фаворитов, как планировал раньше.
Получить такую травму, как у меня, не смертельно для карьеры спортсмена, да и быть в резерве для любого спортсмена не в новинку, но не тогда, когда тебе тридцать восемь, а на пятки наступают более молодые, сильные и выносливые парни.
И вот сейчас, после месяцев изнурительных тренировок, когда я на базе был чаще, чем дома с женой, мне остается только надеяться, что шанс выступить на Олимпиаде все же появится. Конечно, сама мысль о том, что я хочу, чтобы кто-нибудь из ребят вышел из строя, дав возможность выступить мне, была для меня омерзительна, но я слишком долго к этому шел, чтобы чувствовать вину за свои надежды.
Сказать по правде, у меня уже есть олимпийские медали, даже три: золото, серебро и бронза. Но в Турине и Ванкувере я представлял нашу страну как лыжник. Переход из лыжных гонок в биатлон далеко не редкость, но обычно это происходит в самом начале спортивной карьеры, я же был исключением из этого негласного правила. Я всегда был немного сумасшедшим и азартным, поэтому, когда во время празднования золота после Ванкувера кто-то из команды в шутку сказал, что с моими скоростями мне только надо научиться стрелять и я буду выигрывать у Бьерндалена, я решил рискнуть. Для меня эта идея оказалось вовсе не шуткой, а настоящей надеждой на что-то новое.
В то, что у меня получится перестроиться, не верил никто: ни тренеры, ни спортивные обозреватели, даже любители спорта говорили, что у меня ничего не выйдет. В меня верила только Белла. Моя малышка всегда говорила, что я слишком упорный, чтобы отступать от намеченной цели. И у меня действительно получилось: победы на чемпионатах страны, этапах кубка мира – я был наравне с такими именитыми биатлонистами, как Свендсен, Бё, Фуркад, Черезов. Ну, и конечно, легендарным Бьерндаленом.
И вот сейчас, направляясь домой к жене, я знал, что она скажет: одно то, что я добился таких высот за каких-то четыре года, уже достойно уважения, но я, черт возьми, хотел не этого.
Зайдя в дом, я бросил ключи на тумбочку в прихожей и окликнул Беллу. Я знал, что она дома, но когда позвал ее, она не откликнулась. Решив, что она просто не слышит, я поднялся в нашу спальню, где увидел ее, сидящую на кровати с книгой в руках. «Ромео и Джульетта». Она всегда перечитывает Шекспира, когда волнуется. Она уже все знала.
— Привет. — Заметив меня, жена отложила книгу на тумбочку и, поджав к себе ноги, выжидающе посмотрела на меня.
— Поздравляю, — невесело поздравил я ее, сразу же почувствовав вину за свою черствость. Моя малышка попала в основной состав олимпийской сборной по биатлону, а я не мог выдавить из себя даже улыбку.
— Спасибо, — робко поблагодарила меня она. — Эдвард…
— Не надо, Белла. Меня просто хотят выпроводить, не дав возможности закончить свою карьеру так, как этого хотел бы я, — выплюнул я.
— Это не так, — пыталась успокоить меня жена, но все было бесполезно. Я был так зол на всех. На тренерский штаб за то, что поступили со мной так, на себя, за то, что споткнулся об эту злосчастную палку. Я злился даже на Беллу из-за того, что ее приняли в основной состав сборной, хоть и знал, что она достойна этого, как никто другой.
— Разве? Разве это не так, Белла? Они не верят в меня только потому, что мне тридцать восемь лет, но разве это показатель? Бьерндалену вообще сорок, и ничего, в Сочи он едет в основном составе сборной Норвегии, — кричал я.
— Ты не Бьердален, Эдвард. Он уже двадцать лет биатлоном занимается, в то время как ты обычный лыжник, который перешел в биатлон только четыре года назад. Не надо сравнивать себя с ним, Эдвард, потому что ты не Бьерндален, — не выдержав, высказалась Белла, окончательно выбив почву из-под моих ног.
Ты не Бьерндален.
Рухнув в кресло, стоящее у окна, я с неверием смотрел на свою жену, которая только что растоптала меня окончательно. Белла всегда верила в меня, и эта вера подпитывала меня силой и энергией, вот только стоило ей усомниться во мне, как я почувствовал огромную усталость. Я устал постоянно что-то кому-то доказывать, устал от постоянной борьбы, я просто устал. И эта усталость повисла неподъемным, тяжким грузом на моих плечах.
Уже ночью, думая, что я сплю, малышка аккуратно обвела пальцем контур феникса на моей спине. У меня было несколько татуировок, но эту моя жена любила больше всего. Феникс обозначает жизненную силу, способность не склоняться перед трудностями – птица, возрожденная из пепла. Я сделал ее сразу после травмы как напоминание всем, а в первую очередь себе, что я смогу вернуться в надлежащую форму перед соревнованиями. Так и произошло, но…
— Олимпийские игры - слишком значимое событие в мире спорта, чтобы рисковать медалями, выставляя на гонки только что восстановившегося после травмы бывшего лыжника. — Именно так объяснил решение главный тренер сборной, когда мы остались наедине. А потом с искренним сожалением добавил: — Прости.
Будто его извинения могли что-то изменить.
— Прости, что накричал на тебя, — не сдвинувшись с места, прошептал я, прекрасно зная, что она меня слышит. Ее рука, очерчивающая татуировку, замерла, после чего я услышал, как Белла тяжело вздохнула.
— Я не должна была говорить тебе этого, — сказала она, перевернувшись на спину и откатившись на свою сторону кровати.
— Нет, ты права, — пробормотал я, перевернувшись на бок. — Я не Бьерндален. Глупо было надеяться, что я смогу добиться таких же успехов, как и он.
— Ты уже добился большего. У тебя есть все виды олимпийских медалей в лыжных гонках, я уже молчу про чемпионаты страны и кубки мира по биатлону. Ты должен понять, что если бы тебя взяли в основной состав, то в случае проигрыша был бы огромный скандал. Тридцативосьмилетний бывший лыжник, только-только оправившийся после травмы, не самый перспективный спортсмен для сборной страны. Тренеры просто хотят перестраховаться, Эдвард, но это не значит, что тебя не уважают, — объяснила Белла, повернув голову и посмотрев на меня. — Ты и сам ведь это знаешь.
— Знаю, — согласился я. — Вот только на душе все так же кошки скребутся.
— Я знаю, милый, — проведя рукой по моей щеке, улыбнулась любимая. — Но ты не должен из-за этого отчаиваться. В конце концов, еще есть шанс, что кто-то из ребят не сможет выступать.
— Ну, конечно, — усмехнулся я, догадываясь, что это так и останется мечтами.
В Сочи я поехал только для того, чтобы поддержать Беллу. Сначала я вообще хотел отказаться от места в резерве и ехать на олимпиаду как турист, но жена уговорила меня не делать этого. Она аргументировала это тем, что если кто-то понадобится из резерва, то я себе никогда не смогу простить того, что отказался от надежды на свою мечту. Я лишь пожал плечами и согласился остаться запасным только для того, чтобы лишний раз не нервировать Беллу перед соревнованиями. Это ее первая олимпиада, на которую она уже приехала в числе фаворитов, поэтому сейчас волнения обо мне будут ей только мешать.
