Честно говоря, Россия оказалась намного гостеприимнее, чем мы того ожидали. Все вокруг улыбались и с радостью помогали в том случае, если мы нуждались в помощи. Конечно, я не настолько наивный, чтобы полагать, что здесь на самом деле по улицам ходят медведи и что все вокруг хлещут водку, но я не ожидал такого дружелюбия от русских. Нас с Беллой, слава Богу, поселили в одной семейной комнате, чему я несказанно обрадовался. В принципе, все шло своим чередом, и я даже успокоился, перестав беситься из-за того, что меня оставили за бортом. Я просто ждал женских гонок, полностью сосредоточившись на Белле, когда ко мне подошел наш тренер по стрельбе и заявил, что Тим Берк лежит с высокой температурой и не сможет участвовать в спринтерской гонке.

— Тебе придется заменить его, Каллен, — сказал он. — Не подведи нас.

Я не мог поверить своему счастью. Неужели я все-таки смогу побороться за последнюю медаль в своей спортивной карьере? Во время тренировки я не мог собраться с мыслями, постоянно мазал, не попадая в две из пяти мишеней. Я уже совсем отчаялся, когда перед стартом услышал голос той, в ком так сейчас нуждался. Подбежав ко мне, Белла крепко обняла меня за шею и притянула к себе.

— Я только что узнала, — взволнованно сказала она.

— Кажется, сегодня мне все-таки ничего не светит, — уткнувшись носом в ее макушку, выдавил из себя я. — Винтовка из рук валится. Не могу нормально стрелять.

— Что значит «не могу»? Ты же мне сам всегда говорил, что нет слова «не могу», есть слово «не хочу». Соберись, Эдвард. Ты не для того так долго шел к этому, — отругала меня жена. — Ради меня.

— Ради тебя, — повторил я, пытаясь собраться.

На старт я выходил под сорок восьмым номером, и по счастливой случайности все основные претенденты на медаль стартовали раньше меня, что давало мне преимущество, так как тренеры на дистанции могли «везти» меня по их времени.

Десять километров борьбы с самим собой – нет соперников, которые «дышат тебе в спину», только секунды, которые безжалостно бегут, отдаляя или приближая тебя к победе. Стоя на стартовой площадке, все, о чем я мог думать, - это «Не сдавайся! Что бы ни случилось, не сдавайся без борьбы!».

Небольшой, довольно тихий гудок, и я отправился на дистанцию. Отправился убегать от секунд, стараясь не сбить дыхание.

Шаг. Толчок.

Шаг. Толчок.

Шаг. Толчок.

После первой отсечки тренер на дистанции подсказал мне, что я шел с третьим временем. Неплохо, но я могу лучше.

Первый огневой рубеж. Лежка. Точность попаданий на ней у меня составляет восемьдесят семь процентов, но сейчас не хотелось думать о статистике. Сейчас вообще не хотелось думать, главное – попадать.

Подкатил к коврику.

Лег.

Прицелился.

Задержал дыхание.

Выдох - выстрел.

Попадание.

Прицелился.

Задержал дыхание.

Выдох - выстрел.

Попадание.

И так еще три раза – первый огневой рубеж чисто.

На отсечке выхода со стрельбища я был уже вторым, отставая от Бьерндалена на семь целых и шесть десятых секунд. Немного, но все прекрасно знают, как хорош этот легендарный норвежец ходом. Сколько он может отыграть по дистанции.

Я мысленно скривился – я могу не хуже.

Я могу не хуже.

Я могу не хуже.

Именно с такими мыслями я буквально летел над трассой.

— Эдвард, осторожно, смотри не выдохнись! – после очередной контрольной отсечки на трассе прокричал тренер, пока я проходил мимо него. Я услышал его, но знал, что могу спокойно продолжать идти в том же темпе. Чувствовал, что выдержу. Должен был выдержать.

На второй огневой рубеж – стойку – я подходил с отставанием всего три секунды, но и процент попадания на стойке у меня был значительно ниже – семьдесят шесть процентов.

- Не паникуй! – мысленно приказал я сам себе. – Соберись и стреляй, будто это обычная твоя тренировка.

Коврик.

Положил палки.

Стойка.

Задержка дыхания.

Выдох - выстрел.

Попадание.

Еще.

Еще.

И еще.

Четыре в цель, остался еще один.

Задержка дыхания.

Выдох - выстрел.

Мимо.

И тут мое сердце пропустило удар.

Штрафной круг.

Примерно двадцать секунд, которые на оставшемся расстоянии будет практически невозможно отыграть.

Плакала моя олимпийская медаль.

Штрафной круг я прошел с невероятной скоростью, молясь, чтобы он как можно скорее закончился.

Когда я прошел временную отсечку после стрельбища, тренер молчал о моем отставании, лишь подгонял меня идти быстрее. И весь следующий круг я именно это и делал – шел на максимуме своих возможностей.

Подходя почти к финишной прямой, я все еще не знал, какое у меня отставание хотя бы от третьего места – тренеры по трассе перестали «вести» меня, что неимоверно злило меня. Я отчаянно желал узнать свои шансы.

- Секунда отставания, Эдвард! – прокричал тренер. – Ты в секунде от Бьерндалена и первого места!

И тут у меня будто выросли крылья. Я был уже на пределе, но все равно старался бежать быстрее, еще быстрее. Мне просто необходимо было нагнать эту секунду.

Финишный створ. Последние метры, отделяющие меня от новости о том, смог ли я обойти легенду мирового биатлона.

Финиш.

Одно время с Уле-Эйнаром.

Одно время.

Первое.

И некоторое время неизвестности, пока судьи пытались выяснить сотые доли секунд, чтобы узнать, кто же из нас оказался быстрее.

Сотые доли отделяли меня от победы.

Двадцать четыре минуты, тридцать три и пять десятых секунды.

У меня… и у Уле-Эйнара.

Совещание судей проходило довольно долго, что вполне понятно – ситуация, когда два спортсмена показывают совершенно идентичное время, уникальна, да и в спринте невозможно определить победителя по фотофинишу.

Эта неизвестность меня убивала. Я хотел как можно скорее узнать результаты, чтобы этот бешенный адреналин, текущий в моей крови, прекратил заставлять мое сердце колотиться с невероятной скоростью. Я хотел спокойствия.

— Эдвард! — прокричала Белла, подбегая ко мне.

— Что ты здесь делаешь? — задыхаясь, спросил я ее. — У тебя скоро старт.

— Я бегу почти в самом конце, успею. Ты сумел. Ты просто герой, — радовалась она, прыгнув на меня, но, заметив, что я вот-вот свалюсь от усталости, тут же отстранилась. Закинув мою руку на свое плечо, она повела меня к остальным членам нашей сборной, которые уже отдыхали после гонки.

— Что там с результатами? — спросил я ее, когда она посадила меня на снег и села рядом со мной.

— Еще неизвестно. Эдвард, там что-то просто невероятное творилось. Комментатор все горло оборвал. Я только и слышала, что это битва века, битва титанов. Отставание от вас с Бьерндаленом просто огромное, все внимание было направлено на вас двоих. То ты его обгонял, то он тебя. Он тоже промахнулся на второй стрельбе и тоже бежал штрафной круг. Абсолютно одинаковое время, Эдвард. Ты хоть понимаешь, как редко такое происходит? — восторженно верещала Белла.

— Тише, маленькая. Еще ничего неизвестно. Может, все это было зря, — поспешил я вернуть ее в чувства. Мне самому хотелось поддаться ее энтузиазму, но я понимал, что если сейчас сильно обрадуюсь, то потом, в случае проигрыша, буду слишком опустошен.

— Ничего не зря. В любом случае, серебряная медаль не так уж и плохо, правда? — улыбнулась она.

— Конечно, — согласился я, видя подходящего к нам тренера. Я тут же вскочил на ноги, ожидая, что он даст мне ответ на самый интересующий меня сейчас вопрос. На его лице была такая радость, что я уже догадывался о результатах, но он, в конце концов, мог радоваться и серебру, правда ведь?

— Поздравляю, чемпион, — крепко обняв меня, поздравил он. — Вы оба на первом месте.

— Да! — закричал я, выкинув в воздух кулак в победном жесте. — Я сделал это!

Белла радостно завизжала и снова запрыгнула на меня, но на этот раз я устоял на ногах и крепко прижал ее к себе. Это ее победа, не моя. Она единственная в меня верила, она меня привела к этой медали. Остальные члены нашей сборной окружили нас, радостно крича и поздравляя нас с тренером. Кто-то даже запел гимн США, заставив нас всех рассмеяться.