Как обычно происходит со всеми религиозными учениями – и буддизм также не избежал этого, – со временем из центрального древа буддийской доктрины развилось множество различных ветвей традиций и школ. Считается, что спустя двести пятьдесят лет после ухода Будды, во времена правления императора Ашоки, в Индии в рамках буддийской доктрины насчитывалось более восемнадцати различных школ и линий буддийского воззрения – будда-шасана. Одна из таких школ развивалась на Шри-Ланке, вдали от центра развития индийской культуры, влияние на которую оказывали как возрождение брахманизма, так и новые веяния с Запада и Востока, повлёкшие за собой возникновение новых направлений буддийской мысли. Эта линия развивалась самостоятельно, не подвергаясь каким-либо нововведениям и воздействиям. Комментарии и толкования палийского канона в рамках этой традиции основывались на подходе, который не допускал вмешательства других доктрин, а подразумевал лишь более доскональную интерпретацию самих палийских текстов. Некоторые из этих текстов напоминали сказания и были направлены на то, чтобы тронуть сердца обычных людей, другие больше внимания уделяли вопросам философии и метафизики и предназначались людям с более научным складом ума. В процессе этой эволюции и складывался буддизм традиции тхеравады. И, несмотря на войны, голод и другие напасти, преследовавшие жителей Индии, тхеравадины смогли сохранить своё учение до наших дней в основном благодаря тому, что выбрали своим домом Шри-Ланку – более безопасное убежище, чем любой другой регион, связанный с индийской культурой. Здесь, впрочем, нашли себе приют и многие другие буддийские школы. Однако буддизм тхеравады прочно завоевал место центрального духовного учения на этом острове.
Традиция тхеравады распространилась в основном на территории Юго-Восточной Азии, поскольку в разные годы страны этого региона посещали мастера из Шри-Ланки и Индии. Они побывали в Бирме, Таиланде, Камбодже и Лаосе, а уже оттуда добрались и до западных стран. В течение всего распространения буддизма тхеравады в новые земли постоянная проверка учений на полное соответствие стандартам палийского канона оставалась неизменным правилом этой школы. Когда традиция тхеравады устанавливалась в новых странах, это всегда было сопряжено с глубоким уважением и приверженностью к изначальному учению и стилю жизни исторического Будды и его сангхи – духовных искателей, уединившихся в лесу в те давние времена. Именно тогда сформировался подобный стиль жизни, именно таким он остаётся и поныне.
Конечно, за прошедшие столетия традиция знала и взлёты, и падения, но этот принцип всегда сохранялся неизменным. Иногда тхеравада приходила в упадок на Шри-Ланке, и тогда прибывшие из Таиланда монахи снова её восстанавливали. Затем, по каким-либо причинам, учение начинало угасать в Таиланде, и его вновь приносили туда монахи из Бирмы. Таким образом последователи этой традиции из разных стран веками поддерживали друг друга. Благодаря этому духовное учение тхеравады сохранялось и дошло практически в неизменном виде и до наших дней.
Другая проблема, связанная с этими циклами упадка и возрождения, – это «коммерческая успешность». Зачастую, когда религиозное учение становится популярным, монастыри начинают накапливать богатства, и тогда вся система становится грузной и шаткой, и в итоге рушится под собственной тяжестью. Тогда от неё откалывается небольшая группа практикующих и, провозгласив лозунг «Назад к аутентичным основам!», уходит в лес, возвращаясь к изначальным стандартам монашеских обетов, практике медитации и исходному учению.
Необходимо заметить, что всё это время подобный цикл развития, перенасыщения, коллапса и реформирования происходил также несколько раз и во многих других буддийских странах. Удивительно, насколько жизнь и подход к практике таких знаменитых мастеров, как Патрул Ринпоче, живший в Тибете, и Сюй Юнь, живший в Китае (в конце XIX – начале XX вв.), соответствуют духу и букве лесной традиции. Оба этих великих практикующих выбрали простой образ жизни и строго поддерживали монашескую дисциплину, являясь при этом реализованными мастерами медитации и прирождёнными учителями. Они всеми силами старались держаться в стороне от бремени высокого положения и сопутствующей ему суеты, но при этом обладали неоспоримым влиянием, которое было основано на силе их мудрости и добродетели. Такой образ жизни целиком и полностью соответствует образу жизни типичного тайского лесного буддийского наставника, которого обычно уважительно называют «Аджан».
К середине XIX века буддизм в Таиланде был представлен широким спектром разнообразных региональных традиций и связанных с ними техник практики, однако сама основа духовного пути начала приходить в упадок. Этому способствовали и ослабление монашеской дисциплины, и сильное внешнее влияние искажённых форм тантры и язычества на доктрину Дхаммы, а также тот факт, что к тому моменту уже мало кто серьёзно практиковал буддийскую медитацию. Вдобавок ко всему – и, возможно, это была главная причина подобной ситуации – буддийские учёные (а не только монахи, переставшие соблюдать строгую дисциплину) придерживались ортодоксальной позиции, утверждая, что в наше время уже невозможно не то что достичь ниббаны, но даже развить джхану (медитативную концентрацию)[5].
Последователи лесной традиции наотрез отказались признавать такую ситуацию. Это было одной из причин, по которым официальное духовенство того времени считало их бродягами и бунтарями. Сами же они (включая и Аджана Чаа) скептически относились к ударившимся в теоретические изыскания тхеравадинским монахам, и придерживались девиза «Копаясь в книгах, не обретёшь настоящей мудрости».
На этом моменте следует остановиться подробней, иначе читатели могут задаться вопросом, почему Аджан Чаа скептически относился к теоретическим основам учения, ведь в тхераваде принято опираться на слова Будды. Здесь следует сказать, что основное внимание тайская лесная монашеская традиция уделяет образу жизни и личному опыту, а не теоретическому пониманию того, что описывается в книгах (особенно в комментариях). Кому-то, возможно, подобная позиция может показаться самонадеянной или заносчивой, обусловленной завистью малообразованных людей к тем, кто отличается своей учёностью, но такое впечатление сохраняется лишь до того момента, когда приходит понимание, что интерпретация учения теоретиками ведёт буддизм прямиком к краю пропасти. Если говорить коротко, подобный подход создаёт потенциал для «перезагрузки» духовной сферы жизни. И именно на этой плодородной почве стало возможно возрождение лесной монашеской традиции.
Тайская лесная традиция не существовала бы сейчас в том виде, как мы её знаем, если бы на неё не оказал влияние такой великий мастер, как Аджан Ман Бхуридатта. Он родился в 1870-х годах в тайской провинции Убон, граничащей с Лаосом и Камбоджей и являвшейся в то время (да и в настоящее время эта ситуация не изменилась) одной из самых бедных провинций страны. Однако тяжёлые условия жизни и неунывающий нрав жителей этой местности привели к тому, что духовность здесь достигла такого глубокого развития, какое редко можно было встретить в каком-то другом месте.
Аджан Ман был юношей, обладавшим живостью ума. Он добился совершенства в местном искусстве мор лам (народные песни-импровизации), а также очень интересовался различными духовными практиками. Вскоре после того, как он принял монашество и стал бхиккху, он пришёл к досточтимому Аджану Сао, одному из немногих на тот момент монахов лесной традиции, и попросил обучать его медитации. Уже тогда Аджан Ман пришёл к выводу, что строгое соблюдение монашеской дисциплины является важнейшим аспектом духовного развития. Он стал учеником Аджана Сао и с большим энтузиазмом приступил к практике. И хотя сейчас оба эти аспекта (медитация и монашеская дисциплина) могут показаться нам вполне обычными составляющими духовного развития, в то время монахи относились к своим обетам довольно халатно, а медитация считалась чем-то подозрительным – испытать техники медитации решались лишь наивные приверженцы мистицизма, и считалось, что подобные занятия могут привести к безумию или одержимости злыми духами.
