– Идиот! – Схватилась за свою шею, которую он пережал, явно не осознавая свою силу. Глотать было больно.

Дверь автомобиля открылась, я обернулась и увидела Давида Кравеца. Он вышел и теперь насторожено смотрел на нас.

– Что происходит? – поинтересовался он, обходя машину.

Он задал вопрос, а я могла только стоять и хлопать глазами, продолжая держаться за горло. С трудом сглотнула.

– Ничего не происходит, – отмахнулся злой и раздосадованный Александр. – Ехал мимо и езжай. Я со своей бабой разговариваю.

– Ты с бабой своей будешь разговаривать дома. Если там бабу обнаружишь. – Давид на меня посмотрел. – У тебя всё нормально?

Я снова сглотнула, снова стало больно, от этого обидно и страшно, и я головой мотнула.

– Садись в машину, – сказал Давид.

Я оглянулась, кинула злой взгляд на Александра, но говорить ничего не стала. Я больше всего боялась, что Давид возьмёт и уедет, оставит меня с этим психом. И сейчас дело было совсем не в том, что это Давид Кравец. Я обрадовалась бы любому спасителю, даже если бы рядом с нами остановился Петрович, которого наверняка с трудом видно из-за руля.

Давид открыл для меня дверь автомобиля, я как-то неуклюже забралась в низкий салон, а когда дверца захлопнулась, закрыла лицо руками. Как в кино. Давид Кравец спас меня от насильника. Только радости никакой. Чувствую себя грязной.

Давид открыл дверь со стороны водительского сидения, и я поторопилась убрать руки от лица. Осторожно выдохнула, потом руки вытянула, посмотрела на трясущиеся пальцы, после чего сжала их в кулак. Поняла, что Давид за мной наблюдает.

– Напугал, идиот пьяный, – пожаловалась я, и сама поразилась тому, насколько глухо прозвучал мой голос. Глухо и перепугано. Я, на самом деле, настолько напугана?

Давид кинул взгляд в зеркало заднего вида, Александр всё ещё стоял и смотрел на машину. Потом, кажется, сплюнул на асфальт. А Давид нажал на газ.

– Что ты делала в такое время здесь одна?

– С работы шла, – проговорила я. – Девчонкам в другой район, они уехали, а я такси ждала.

– Дождалась.

Я едва заметно пожала плечами. Сказать мне было нечего.

Я замолчала, и Давид кинул на меня быстрый взгляд. Спросил:

– Ты как?

Я плечи расправила, постаралась не выглядеть жертвой нападения. Я до сих пор до конца не понимала, было это нападением или недоразумением, которое подогрело мою буйную фантазию.

– Всё нормально, – ответила я. Повторила: – Просто напугал. Пьяный и наглый.

– Наглый, – подтвердил Давид, кивнув. Вдруг хмыкнул. – Настойчивый мужик. Цветы подарил.

Я на него посмотрела. Хотела кинуть короткий взгляд, но засмотрелась. Вдруг осознала, что я нахожусь в его машине, и он со мной разговаривает. Как со старой знакомой, на «ты», даже сочувствие проявляет, кажется, неподдельное.

– Нужны мне его цветы, – пробормотала я обиженно. – Таких, заезжих, как он, в «Алмазе» через одного.

– Это тоже верно. Кстати, меня зовут Давид.

– Я знаю.

Он посмотрел на меня, мне показалось, что я даже в темноте смогла увидеть, как сверкнули его глаза.

– Понятно.

Я на мгновение замерла от неловкости. Потом подумала о том, что он вряд ли знает, как зовут меня. К чему ему запоминать имя администратора ресторана, в котором он время от времени обедает?

– Я Лида.

– Лида? Очень приятно, Лида.

– Спасибо, что спасли. Что остановились.

– Трудно не остановиться, когда на тёмной улице какой-то мужик к девушке пристаёт. Борцовскими захватами. Странные у него понятия о соблазнении.

– Соблазнять он даже не пытался. По его разумению, я должна была умереть от счастья при виде букета цветов.

– А ты не умираешь от счастья?

Я отвернулась.

– Как-то нет.

– Где ты живёшь?

Я голову повернула, в первый момент взглянула с непониманием. Моргнула.

– Не нужно везти меня домой, спасибо. Высадите поближе к стоянке такси.

– Смотрю, тебе мало приключений. Решила повторить. Говори адрес.

Я секунду боролась с собой, после чего назвала адрес. Ехать нужно было на окраину, в спальный район, но Давид даже бровью не повёл. Мы свернули на светофоре и помчались по пустому проспекту.

– Тебе нравится в «Алмазе»?

– Отвлечь пытаетесь?

– Признаюсь. Но всё равно любопытно.

– Нравится, – ответила я. – Это ведь зачётное место в городе?

– Какое? – переспросил Давид. Повторил и тут же рассмеялся: – Зачётное? Давно не слышал этого словечка. Только Петровичу так не говори.

Я улыбнулась, глядя в окно.

– Не буду. Он точно не поймёт.

– Муштрует? – Я пожала плечами, не подтверждая, но и не споря с его догадкой. – Петрович он такой, кремень. Маленький, но крепенький. Ты знаешь, что он «Алмазом» управляет ещё с девяностых? Там раньше братва любила собираться, говорят, громкие у них загулы случались. А Петрович рулил и выруливал. За это его уважают до сих пор.

– Наверное, сейчас ему работа кажется детским праздником.

– Может быть. Как-нибудь поинтересуюсь. Но у тебя неплохо получается, молодец.

– Вы за мной наблюдали?

– Сегодня – да. Ты так таращилась на Янку, это было смешно.

– Ну вот, а говорите, что хорошо получается. Как сказал бы Николай Петрович: я вела себя крайне непрофессионально.

– Да ладно. Я тоже на неё долго так пялился. – Давид даже головой качнул. – Даже удивительно, где отец отыскивает из раза в раз таких беспомощных особ. Но он, реально, от них тащится. – Он кинул на меня весёлый взгляд. – Ты не такая?

– Точно, не беспомощная, – заверила я.

– Всё сама-сама?

– Я стараюсь. К тому же, когда с юности живёшь отдельно от родителей, да уезжаешь в мегаполис, не получается играть в беспомощность.

– А где ты жила?

– Год в Москве. Но это давно было, когда только уехала. Думала, что Москва – это мой город, что там можно всё, только стоит захотеть. Но, то ли я хотеть плохо умею, то ли во мне недостаточно талантов, но в столице я не прижилась. Уехала в Питер. Вот там я прожила пять лет. Обожаю Питер.

– А почему вернулась?

Потому что меня Мишка, засранец, бросил перед самой свадьбой, оставив без средств к существованию и особого выбора.

– Так сложились обстоятельства. Вернулась месяц назад, пришлось искать работу.

– И что, мы провинция?

– Везде провинция. Всё зависит от качества жизни.

– А-а, деньги.

– Думаете, мне это нравится? Но так и есть. Вот здесь надо свернуть.

Автомобиль свернул во двор моего дома, проехал по узкой дороге, и я представила, как диковинно, наверняка, смотрится дорогущий спорткар во дворе блочной пятиэтажки. Хорошо, что соседи спят, а то сплетен хватило бы на месяц.

– Спасибо, что подвезли. И спасли. – Я отстегнула ремень безопасности, повернулась на сидении, собираясь вежливо улыбнуться и попрощаться со своим спасителем, и вдруг меня прострелило. Моя рука в панике вернулась к груди, я опустила глаза, и едва не застонала. Броши на кофте не было.

– Что случилось? – спросил Давид, заметив выражение паники на моём лице.

– Брошка. – Я глаза закрыла. И вот тут уже не сдержалась: – Вот паразит! Я из-за него брошку потеряла! – Я готова была расплакаться, честно. И почти собиралась это сделать, пусть и на глазах чужого человека. Украшение было жалко до ужаса. Даже не из-за потраченных денег, а из-за того, что я успела к броши привязаться, по-настоящему. Она скрашивала мои последние дни, я смотрела на неё, и мне хотелось улыбаться. И вот из-за какого-то пьяного Казановы я её лишилась.

– Ценная?

– Ну да… – пробормотала я. Вспомнила о том, что это бижутерия и созналась: – Для меня ценная.

Я купила её несколько дней назад. Она мне так нравилась!

– Ладно, не расстраивайся. Значит, не твоя.

– Ну, как это не моя? Рудольф Маркович сказал, что она принесёт мне удачу. И вот, приехали!

– Рудольф Маркович? – переспросил Давид, после чего многозначительно хмыкнул. – Ну, раз Рудольф Маркович сказал, значит, всё так. Он в таких вещах толк знает.