24 сентября (5 октября по н. ст.) 1735 года родился Алексей Григорьевич Орлов – один из виднейших деятелей екатерининского царствования. Природа соединила в нем самые различные качества: сентиментальность и богатырскую силу, храбрость и осторожность, доброту и расчетливость, простоту и хитрость. Чем бы ни занимался Алексей Григорьевич, во все он вкладывал свою необыкновенную одаренность: шла ли речь о сражении с турками при Чесме или о выращивании новой породы голубей. Уже один орловский рысак обессмертил своего создателя.

Однако судьбе было угодно связать имя Алексея Орлова не только с блестящей, но и с темной стороной крупнейших исторических событий: восшествием на императорский престол Екатерины II и смертью Петра III, победным пребыванием русского флота в Средиземном море и поимкой «княжны Таракановой». Из двух названных событий образовался своеобразный порочный круг: говорящие об убийстве Петра Федоровича Алексеем Орловым для лучшего обоснования своего утверждения ссылаются на «низкий поступок с доверчивой Таракановой», а проливающие слезы у известной картины К.Д. Флавицкого указывают на жестокое убийство бывшего императора. Сколько же слухов, легенд сплетено и сплетается вокруг этих событий: чем меньше знают, тем больше выдумывают.

Это старая проблема истины и вымысла, истории и литературы. Несомненно, и то и другое должно существовать. Однако вымысел, порочащий имя человека, вина которого не доказана, дело совсем другого рода. Через 70 лет после того, как Н.М. Карамзин написал слова, приведенные в качестве эпиграфа данной работы, П.А. Вяземский выступил против подобного отношения к историческому прошлому: «С кладбищем и могилами должно также обращаться осторожно и почтительно. Не подобает, не следует переносить на кладбище всякие слухи и сплетни, подобные тем, которыми пробавляются в салонах живых. Воейков говаривал: с мертвыми церемониться нечего, ими хоть забор городи. К сожалению, у нас случается, что по поводу мертвых городят всякую чепуху, а иногда если и говорят правду, то такую, которую лучше промолчать. Не всякая правда идет в дело и в прок; правда, не кстати, не во время неприлично сказанная, не далеко отстоит от лжи; часто смешивается с нею. Хороша историческая истина, когда она просветляет историю, событие или лицо: когда старое объясняется, обновляется еще не изданными, неизвестными указаниями, источниками, хранившимися дотоле под спудом»².

А что же граф Орлов? Он ведь знал о российских слухах и зарубежных сочинениях, содержащих обвинения против него³. Объяснение тут, пожалуй, только одно: граф Алексей Григорьевич дал Екатерине II клятву молчать и молчал. А.Г. Орлов, по-видимому, виновен в смерти Петра III. Но как и насколько? До сих пор никто точно не знает, как и когда умер Петр Федорович, кто его смерть организовал и кто был непосредственным исполнителем.

Долгое время убийством Петра III и «княжной Таракановой» занимались преимущественно писатели, поскольку для большинства историков секретные фонды государственных и царских архивов были недоступны, да и пробиться через цензуру было весьма трудно. После революции в центре внимания ученых оказались исторические закономерности и борьба классов. В настоящее время наблюдается вполне понятное повышение интереса к историческим личностям и их влиянию на судьбы России. Нередко, к сожалению, происходит простое тиражирование старых взглядов и биографий без критического их исследования и привлечения архивных данных. Так, со страниц журналов, книг, с экранов телевидения звучат древние легенды и сплетни (нередко весьма грязные), а также их многочисленные скороспелые комбинации, выдаваемые за нечто сенсационно новое. Каждый, кто занимался историческими исследованиями, знает, с каким трудом добываются крохи исторической истины и что необходимы годы, чтобы собралось нечто заметное обыкновенному взгляду.

Одним из важнейших и замечательных периодов российской истории явилось царствование Екатерины II. Однако его начало было омрачено смертью Петра III, свергнутого в результате переворота 28 июня 1762 года. События, происходившие в Ропше, куда был отослан бывший император, покрыты плотной завесой секретности – непосредственные участники сумели сохранить тайну. Это породило массу домыслов и версий, порой самых невероятных и противоположных.

Только в начале XX века исследователи смогли познакомиться с содержанием хранившихся до этого времени в глубокой тайне документов, связанных с пребыванием Петра Федоровича в Ропше. Впервые все эти документы увидели свет в XII томе академического издания сочинений Екатерины II в 1907 году⁴. Никаким особым комментарием (палеографическим или историческим) документы не сопровождались, да и помещены они были в примечаниях. В их состав входили: три письма Петра III к Екатерине (для удобства обозначим их: ПФ1, ПФ2, ПФЗ), написанный его же рукой список вещей: платья, белья и орденов (СВ), а также два письма А.Г. Орлова к императрице (ОР1 и ОР2). Ранее, в 1881 году, было опубликовано письмо Орлова, извещавшее о насильственной смерти Петра Федоровича (ОР3), с комментарием Ф.В. Ростопчина (КР). Письмо это сохранилось якобы лишь в копии, поскольку подлинник уничтожил Павел I.

В 1908 году появился сборник «Переворот 1762 года», в котором были приведены почти все документы (без СВ), скорее всего перепечатанные из XII тома сочинений Екатерины II. В 1911 году в № 5 «Русского архива» П.И. Бартенев напечатал все документы (снова без СВ) по копиям историка Н.К. Шильдера. Судя по этой публикации, сам Шильдер не видел подлинных документов, так как в его списках содержались серьезные искажения подлинного текста. Так, например, в ОР1 вместо фамилии Потемкин появилась фамилия Паточкин, а вместо хорошо читаемых в подлиннике слов «и нам ето несколько весело» стоит «и нам это нисколько не весело». Кроме того, Н.К. Шильдер неверно датировал письма Петра III и т. д. Для нас остается загадкой, почему такой знаток, каким являлся Бартенев, поместил в своем журнале столь неисправные копии, когда были уже известны подлинники (сам Петр Иванович в той же публикации ссылается на «академическое издание записок Екатерины»⁵). К сказанному следует добавить, что другой известный историк – В.А. Бильбасов, специально занимавшийся историей Екатерины II, – ничего не знал о Ропшинских документах. После 1917 года, насколько нам известно, специальных их исследований не производилось, хотя они, судя по листу использования, побывали в руках нескольких исследователей. Напомним, что ныне все документы хранятся в Российском государственном архиве древних актов⁶.

Первое письмо Орлова написано на полулисте светлой иностранной бумаги⁷. Оно было сложено в ¹/₈ и, по-видимому, запечатано вместе с упоминаемым в нем, но несохранившимся списком команды Орлова. Обращает на себя внимание, что, написав большую часть одним пером, Орлов закончил письмо новым. Кроме того, несколько слов (выделенных нами курсивом) надписаны над строкой.

«Матушка милостивая государыня здраствовать вам мы все желаем нещетныя годы. Мы теперь по отпуске сего писма и со всею камандою благополучны, толко урод наш очень занемог и схватила ево нечаенная колика, и я опасен, штоб он севоднишную ночь не умер, а болше опасаюсь, штоб не ожил. Первая опасность для того, што он вено здор говорит и нам ето несколко весело, а другая опасность што он действително для нас всех опасен для тово што он иногда так отзывается, хотя в прежнем состояни быть.

В силу имяннова вашего повеления я салдатам денги за полгода отдал, також и ундер-афицерам, кроме одного Потиомкина[1] вахмистра для того, што он служил бес жалованья. И салдаты некоторыя сквозь сльозы говорили про милость вашу, што оне еще такова для вас не заслужили за шоб их так в короткое время награждать их. При сем посылаю список вам всей команде, которая теперь здесь. А тысечи рублиов матушка не достала и я дополнил червонными, и у нас здесь было много смеха над гренодерами об червонных, когда оне у меня брали, иныя просили для тово што не видовали и опять их отдавали, думая што оне ничего не стоят. Посланной Чертков к вашему величеству обратно еще к нам не бывал и для того я опоздал вас репортовать, а сие пишу во вторник в девятом часу в половине. По смерть ваш верны раб Алексей Орлов».