– Так что же в итоге произошло? – Доктор кивает и одобрительно улыбается, словно я несмышленое дитя, которое чем-то его порадовало.

– Она согласилась, но семья баббо в Ирландии очень рассердилась и заставила ее вернуться, чтобы она заботилась о собственных детях. Видите ли, они были еще совсем маленькими, к тому же ее муж только что застрелился. – Я говорю все тише и тише и вскоре замолкаю совсем.

Доктор Юнг хмурит лоб и подпирает ладонью подбородок.

– Ваш отец попросил свою сестру присматривать за вами, молодой дамой двадцати одного года, и оставить своих недавно осиротевших детей в пансионе? Я правильно вас понимаю, мисс Джойс?

Я киваю, и слова вдруг начинают литься из меня потоком, обильным и неуправляемым.

– Мой дядя застрелился, пока тетя Эйлин гостила у нас. Баббо получил телеграмму, но ничего ей не сказал… он повел ее смотреть достопримечательности. Когда она вернулась домой в Триест, дядю уже похоронили. Она не поверила, что он покончил жизнь самоубийством, и настояла на том, чтобы тело выкопали. – Мне кажется, что пластины моего черепа сдвигаются и скрежещут, соприкасаясь друг с другом. В горле у меня посвистывает. Зачем я вытаскиваю из себя это воспоминание?

– Это был единственный раз, когда вы попытались оставить семью?

Я сижу молча и неподвижно. Лишь мои пальцы выдергивают из нового пальто тонкие пучочки лисьего меха. Как легко это делать… скоро мое пальто облысеет, станет голым, как макушка старика.

– Ваши родители обращались с вами как с ребенком, потому что вы вели себя по-детски?

– Я была нужна баббо дома. Он зависел от меня. Вы не понимаете!

– Потому что он был почти слеп? Ему нужно было, чтобы вы выполняли для него разные поручения, так, мисс Джойс? Относить письма на почту, забирать книги из библиотеки? – Доктор Юнг встает, отталкивает кресло и приближается ко мне.

Я яростно мотаю головой:

– Я была его музой! Он нуждался во мне для вдохновения! Вы не понимаете!

– Откуда вам это известно? – Он нависает надо мной, раскачиваясь и шмыгая носом.

– Это все знали! Люди говорили об этом в барах на Монпарнасе. Он всегда наблюдал за мной, не сводил с меня глаз. Вот подождите, выйдет его книга. Вы найдете меня там на каждой странице!

В голове у меня стучит, выдернутые лисьи волоски под шубой прилипают к влажной от пота коже. Что, если я не права? Что, если меня нет в книге? Что, если на самом деле он смотрел на меня не ради вдохновения, а из-за чего-то… отвратительного и развратного? Я пытаюсь встать. Мне нужен воздух, кислород. Доктор вдруг увеличился в размерах, раздулся, заполнил собой весь кабинет и оттеснил меня в угол. Он вот-вот раздавит меня, я не могу дышать.

– Я вызову медсестру, и она сопроводит вас обратно в санаторий. – Доктор аккуратно направляет меня к двери и добавляет: – Сегодня у меня ужинает доктор Негели. И я не забуду спросить его о результатах вашего анализа крови, мисс Джойс.

Доктор Негели. Ужинает у меня. Анализ крови. Его слова перекатываются у меня в голове, как камни, и внезапно меня охватывает порыв гнева. Легкие наполняются синим ледяным горным воздухом, а глаза заволакивает кровью.

Я резко разворачиваюсь на каблуках. От ярости мой голос звучит выше и громче:

– В таком случае я сообщу вам сама! Я не потерплю, чтобы вы сплетничали обо мне за своим швейцарским сыром!

Доктор Юнг слегка приобнимает меня, открывает дверь и подталкивает меня наружу. Где-то беспрестанно лает собака, и ее лай рикошетом отдается внутри моего черепа.

– Неужели у меня не может быть секретов? Ничего личного? Ничего моего – только моего! – Я поворачиваюсь к доктору спиной. Мне стыдно, что я так неожиданно поддалась бешенству. Воспоминания о смирительной рубашке еще так свежи… они режут, словно нож. Я больше никогда не окажусь в смирительной рубашке! Никогда…

– Конечно, есть вероятность, что доктор Негели мне ничего не скажет, – успокаивающим тоном произносит доктор Юнг, но я-то знаю, что он лжет. Просто старается меня утихомирить.

– Я скажу вам сама!

– Прекрасная мысль. – Он гладит меня по руке, как будто треплет собаку по шее.

– Сифилис! – Я выплевываю ненавистное слово и делаю глубокий вдох. В просторном холле с огромными окнами, из которых открывается вид на холмы, доктор уменьшается, и я снова обретаю возможность дышать. – Он проверяет мою кровь на сифилис! Они все думают, что у меня сифилис!

– Ив этом случае вы должны продолжать писать мемуары. – Доктор Юнг похлопывает меня по плечу. – И не потеряйте новое пальто, мисс Джойс. Наступает зима, а в это время года в горах очень холодно.

Париж

В первый рабочий день мистера Беккета я пораньше ускользнула с урока, принеслась домой и уселась в прихожей в продуманно-небрежной позе. Я знала, что он прибудет минута в минуту. Не только потому, что было очевидно, как он восхищается моим отцом; было в нем нечто крайне педантичное. Я не смогла бы объяснить, почему так в этом уверена, но я бы руку дала на отсечение, что мистер Беккет ценит порядок и точность. И действительно, как только пробили часы, раздался звонок в дверь. На пороге стоял он, серьезный, яркоглазый, с толстой книгой под мышкой.

– Здравствуйте, Сэм, – сказала я, стараясь, чтобы мой голос звучал спокойно.

– Добрый день, мисс Джойс… Лючия. – Он вошел в прихожую и остановился, глядя на меня.

– Вы купили это для баббо? – Я кивком показала на книгу.

– «Большие надежды». Там есть отрывок про реку Темзу, который я хотел бы зачитать вашему отцу. – Он умолк и через мое плечо посмотрел на дверь отцовского кабинета, как будто призывал ее отвориться, словно вход в пещеру Аладдина.

– О да, ему это понравится. Мама говорит, если он упомянет еще хоть одну реку, она сойдет с ума. Он знает их все – каждую реку в мире. И в тот момент, когда меньше всего этого ожидаешь, он вдруг начинает их перечислять. Одну за другой, без остановки.

– В самом деле? – Глаза мистера Беккета скользнули по мне, а затем он снова уставился на дверь.

– Нил… – прошептала я драматическим тоном. – …По… Амазонка… Янцзы… Темза… Эйвон… Сена… Не говоря уж о величайшей реке на свете – Лиффи.

– Ах да, Лиффи, – эхом отозвался мистер Беккет и быстро взглянул на часы.

– Когда мы встречались на прошлой неделе, я забыла рассказать вам о библиотеке мисс Бич. Она – та самая леди, что опубликовала «Улисса». Это лучшая библиотека и книжный магазин во всем Париже. «Шекспир и Компания», на рю де ль'Одеон.

Мистер Беккет переминался с ноги на ногу, словно в ботинках у него было полно иголок и булавок.

– Без нее мы бы пропали, – продолжила я. – Так как вам нравится Город огней, Сэм?

Мистер Беккет снова нервно взглянул через мое плечо.

– Я не хочу опоздать к началу рабочего дня. Вы думаете, мне постучать?

Из кабинета донесся хриплый незнакомый голос, и он недоуменно нахмурился.

Я засмеялась:

– Он учит испанский. На слух, по граммофону. Сегодня у него уже был урок русского с мистером Понизовским, а теперь вот испанский.

Мистер Беккет почти вытаращил глаза.

– На скольких же языках он говорит?

– Он постоянно изучает новые. В каждом отпуске мы куда-нибудь едем, чтобы он мог провести исследования для своей книги, и он всякий раз старается выучить еще один язык. Фламандский, уэльский, провансальский диалект… – Я закатила глаза и беспомощно пожала плечами, показывая, как это непросто – жить с гением.

Мистер Беккет откашлялся и в очередной раз посмотрел на часы. Я уже собиралась рассказать ему историю о том, как мы с баббо вместе учили голландский, но тут появилась мама, сердито нахмуренная, с блестящими от мыла руками.

– Лючия, проводи мистера Беккета в кабинет. Сейчас же. Джим ждал его все эти пять минут. Мистер Беккет, проходите. – Она хлопнула в ладоши, будто разгоняя двух сцепившихся дворовых кошек. Полетели клочья мыльной пены.