– Придется заходить через черный ход. Надоели вопросы родительских друзей, чем я занимаюсь.

– А чем ты занимаешься? – ухмыляюсь я.

– Выпустите меня! – возмущается Джейми и тянется к двери. Дергает ручку, с трудом принимает сидячее положение и, поняв, что заперт, стучит кулаком в окно: – Мне противно находиться в этой машине!

– Твоя проблема, – спокойно отвечаю я, не отвлекаясь от дороги.

– Рейчел, – Джейми хватает ее за плечо, – соседка, я тебя сто лет знаю, выпусти меня из этой машины, будь добра!

– Не смей меня хватать! – разворачивается к нему Рейчел.

– Ты должна мне помочь!

– Чем тебе помочь?

– Я не хочу находиться рядом с этой извращенкой! – Он тычет в меня пальцем, как в прокаженную, и презрительно щурит налитые кровью глаза.

– Ничего, переживешь.

Я крепче сжимаю руль и давлю на газ. Рейчел в курсе, что мы на ножах. Она оборачивается и бросает на Джейми тяжелый взгляд:

– Советую заткнуться. Ты пьян и ведешь себя как подонок.

– Я пьяный подонок? Ха-ха три раза.

На его лице появляется кривая ухмылка. Он презрительно сжимает мое плечо.

– Стоит ей выкурить косячок, и она в меня тоже влюбится.

Я стряхиваю руку и толкаю его локтем в грудь. Машина виляет, и я снова хватаю руль обеими руками.

– Чего ты от меня хочешь?

– Иден, он просто пьян, – успокаивает меня Рейчел и кладет руку на руль.

Я думаю о своем. Дело не в сегодняшнем дне. Прошел уже год, а Джейми так и не принял правду. Боюсь, он возненавидел меня и Тайлера на всю жизнь.

– Нет, серьезно, объясни.

Джейми тяжело сглатывает и медленно выплевывает слова:

– Ты. Мне. Омерзительна.

Я молчу. Хочется вышвырнуть его из машины. К глазам подступают слезы. Я знаю, что он действительно считает меня гадкой, мерзкой извращенкой, просто до сих пор ему не предоставлялось случая сказать это мне в лицо.

– Я не знаю, чего ты от меня хочешь, – спокойно говорю я. – Между мной и… Тайлером ничего нет. Все в прошлом. Пожалуйста, Джейми, не надо меня ненавидеть.

Парень падает на сиденье, хватает ведро и блюет. Рейчел взвизгивает, зажимает рот рукой и наклоняется вперед, чтобы находиться как можно дальше от Джейми. Я морщу нос и открываю все окна.

– И он еще говорит, что ты омерзительна, – бормочет Рейчел.

Всю оставшуюся дорогу сзади раздаются рвотные позывы, стоны и ругань. К счастью, это всего пара минут, и мы с Рейчел проводим их в молчании.

Как назло, отец с Эллой подходят к калитке в ту самую минуту, когда я останавливаюсь. Заметив мою машину, они тормозят на лужайке перед домом, и отец становится в вызывающую позу.

– Вот дерьмо, – в пятый раз повторяю я. Закрываю окна и глушу двигатель.

Элла щурится, пытаясь разглядеть, кто со мной в машине. Ее пьяный сыночек.

– Ну все, он труп, – замечает Рейчел.

– Да, ему конец.

Набрав в грудь побольше воздуха, я открываю дверь, и мы с Рейчел одновременно выходим из машины.

– Рейчел, по-моему, тебя родители обыскались, – строго говорит мой папаша, кивая в сторону ее дома. Там горит свет и движутся тени.

– Спасибо, мистер Манро, я уже иду, – отвечает она невинным голосом, в котором угадывается легкий сарказм.

Отцу за сорок, волосы у него начинают седеть. Он не помнит, как был подростком, и не улавливает иронии, поэтому лишь натянуто улыбается и ждет ее ухода. Рейчел разворачивается и идет к своему дому, однако успевает шепнуть, проходя мимо:

– Быстрей бы отсюда уехать!

В воздухе повисает молчание. Я не хочу заговаривать первой. Джейми валяется в машине, Элла щурится, а отец, проводив взглядом Рейчел, переключается на меня:

– Где, черт возьми, ты была?

Он не только старый козел, а еще и дурак. По выражению его лица понятно, что я в свои девятнадцать не могу уйти из дома после полуночи с добрыми намерениями. Стараясь не закатывать глаза, я обхожу машину, показываю нижнюю часть своего гардероба и замечаю:

– Как видишь, я в пижаме.

Открываю дверь, и перед взорами восхищенной публики предстают Джейми и ведро.

– И кстати, я ездила за ним. Его выставили с вечеринки, потому что он напился как свинья.

– О господи, Джейми, – стонет Элла, в ужасе закрыв глаза руками, и бросается к нему.

Отец неодобрительно смотрит, как Элла ведет по газону спотыкающегося сыночка. Когда ей наконец удается придать Джейми вертикальное положение, тот вдруг издает пьяный вопль:

– Иден хотела меня поцеловать!

– Пошел на хер, Джейми, – шиплю я.

– Иден Оливия Манро, – провозглашает отец, выпятив грудь, – дай сюда ключи от машины!

И властно протягивает руку.

– Это еще почему?

– Потому что ты тайком уезжаешь из дома и употребляешь нецензурные слова. Ключи!

Я сжимаю ключи в руке и перевожу взгляд на Джейми. Тот злорадно ухмыляется.

– Ты хочешь наказать меня за то, что он напился, а я привезла его домой?

– Дай сюда чертовы ключи!

Он вне себя от злости, а меня разбирает смех. Отец груб и безжалостен, хотя моя вина заключается только в том, что я имела неосторожность влюбиться в сводного брата.

– Дейв, – бормочет Элла, – она не сделала ничего плохого.

Отец не обращает внимания. Элла не имеет права указывать, как ему воспитывать своего ребенка. Взбешенный моим сопротивлением, он бежит ко мне. Я бросаюсь к машине.

– Пошел к черту, я еду домой!

– Твой дом здесь! – кричит он, хотя сам знает, что это вранье.

За последний год он слишком часто давал понять, что не рад мне ни в своем доме, ни в своей жизни.

– Домом здесь и не пахнет, – отвечаю я, хлопаю дверью и завожу двигатель.

Выезжая на дорогу, я смотрю на них в зеркало заднего вида. Полусонный Чейз на пороге удивленно таращит глаза, не понимая, что происходит. Отец и Элла кричат друг на друга, сердито размахивая руками. Да уж, нашей семейке далеко до совершенства. По сути, она прекратила свое существование год назад.

В четверг я, как всегда, начинаю день с пробежки по набережной до Венис и обратно. На обратном пути останавливаюсь в Refinery. За последний год я разленилась и ела что захочу, впервые в жизни не заботясь о фигуре. Впрочем, с этим пора кончать. Я твердо решила привести себя в порядок до возвращения в колледж, поэтому позволяю себе только кофе – мой любимый ванильный латте, за который готова продать душу.

Я смакую каждый глоточек, рассматривая через стеклянное окно бесконечный поток прохожих на бульваре. Рейчел сегодня не придет, уехала к бабушке в Глендейл, но мне и одной неплохо. Если бы только не стайка девчонок лет по шестнадцать, которые таращатся на меня, словно на экзотическое животное. Хотя в одном ухе у меня наушник, я все равно улавливаю слова «сводный брат». Когда эти пигалицы исчезают за дверью, я испускаю облегченный вздох, вставляю наушник в другое ухо и увеличиваю громкость. Я слушаю старый альбом моей любимой группы La Breve Vita, которая в прошлом году распалась.

Я медленно допиваю кофе и неохотно иду к выходу. Бежать по такой адской жаре – сомнительное удовольствие, однако ничего не поделаешь – надо. Не успеваю поменять плей-лист, как раздается звонок. Это Элла. Отцу я бы не ответила, но мачеха не сделала мне ничего плохого.

– Иден, ты где?

– В Refinery, а что? – неуверенно отвечаю я.

– Можешь зайти к нам? Не бойся, твой отец на работе.

– А ты не на работе?

– Я работаю с документами. Через сколько ты будешь?

– Минут через двадцать.

Я не могу понять, в чем дело. Бывает, Элла звонит узнать, что я хочу на ужин, не нужны ли мне деньги на карманные расходы, или спросить, как дела. Но этот звонок какой-то странный. Она зачем-то зовет меня в дом, куда мне совсем не хочется идти, тем более после вчерашней стычки с отцом.

– Что-то случилось?

– Ничего, просто поторопись.

Я увеличиваю громкость и пускаюсь в путь. До их дома больше двух миль, значит, мне надо минут пятнадцать. По дороге ломаю голову, зачем я ей так срочно понадобилась. Ничего не приходит на ум, и я сдаюсь. Ладно, скоро узнаю.