Пой, о песнь о Гайавате,

Пой дни радости и счастья,

Безмятежные дни мира

На земле Оджибуэев!

Пой таинственный Мондамин,

Пой полей благословенье!

Погребен топор кровавый,

Погребен навеки в землю

Тяжкий, грозный томагаук;

Позабыты клики битвы, -

Мир настал среди народов.

Мирно мог теперь охотник

Строить белую пирогу,

На бобров капканы ставить

И ловить сетями рыбу;

Мирно женщины трудились:

Гнали сладкий сок из клена,

Дикий рис в лугах сбирали

И выделывали кожи.

Вкруг счастливого селенья

Зеленели пышно нивы, -

Вырастал Мондамин стройный

В глянцевитых длинных перьях,

В золотистых мягких косах.

Это женщины весною

Обрабатывали нивы, -

Хоронили в землю маис

На равнинах плодородных;

Это женщины под осень

Желтый плащ с него срывали,

Обрывали косы, перья,

Как учил их Гайавата.

Раз, когда посев был кончен,

Рассудительный и мудрый

Гайавата обратился

К Миннегаге и сказал ей:

"Ты должна сегодня ночью

Дать полям благословенье;

Ты должна волшебным кругом

Обвести свои посевы,

Чтоб ничто им не вредило,

Чтоб никто их не коснулся!

В час ночной, когда все тихо,

В час, когда все тьмой покрыто,

В час, когда Дух Сна, Нэпавин,

Затворяет все вигвамы,

И ничье не слышит ухо,

И ничье не видит око, -

С ложа встань ты осторожно,

Все сними с себя одежды,

Обойди свои посевы,

Обойди кругом все нивы,

Только косами прикрыта,

Только тьмой ночной одета.

И обильней будет жатва;

От следов твоих на ниве

Круг останется волшебный,

И тогда ни ржа, ни черви,

Ни стрекозы, Куо-ни-ши,

Ни тарантул, Соббикапш,

Ни кузнечик, Па-пок-кина,

Ни могучий Вэ-мок-квана,

Царь всех гусениц мохнатых,

Никогда не переступят

Круг священный и волшебный!"

Так промолвил Гайавата;

А ворон голодных стая,

Жадный Кагаги, Царь-Ворон,

С шайкой черных мародеров

Отдыхали в ближней роще

И смеялись так, что сосны

Содрогалися от смеха,

От зловещего их смеха

Над словами Гайаваты.

"Ах, мудрец, ах, заговорщик!" -

Говорили птицы громко.

Вот простерлась ночь немая

Над полями и лесами;

Вот и скорбный Вавонэйса

В темноте запел тоскливо,

Притворил Дух Сна, Нэпавин,

Двери каждого вигвама,

И во мраке Миннегага

Поднялась безмолвно с ложа;

Все сняла она одежды

И, окутанная тьмою,

Без смущенья и без страха

Обошла свои посевы,

Начертала по равнине

Круг волшебный и священный.

Только Полночь созерцала

Красоту ее во мраке;

Только смолкший Вавонэйса

Слышал тихое дыханье,

Трепет сердца Миннегаги;

Плотно мантией священной

Ночи мрак ее окутал,

Чтоб никто не мог хвастливо

Говорить: "Ее я видел!"

На заре, лишь день забрезжил,

Кагаги, Царь-Ворон, скликал

Шайку черных мародеров -

Всех дроздов, ворон и соек,

Что шумели на деревьях,

И бесстрашно устремился

На посевы Гайаваты,

На зеленую могилу,

Где покоился Мондамин.

"Мы Мондамина подымем

Из его могилы тесной! -

Говорили мародеры. -

Нам не страшен след священный,

Нам не страшен круг волшебный,

Обведенный Миннегагой!"

Но разумный Гайавата

Все предвидел, все обдумал:

Слышал он, как издевались

Над его словами птицы.

"Ко, друзья мои, - сказал он, -

Ко, мой Кагаги, Царь-Ворон!

Ты с своею шайкой долго

Будешь помнить Гайавату!"

Он проснулся до рассвета,

Он для черных мародеров

Весь посев покрыл сетями,

Сам же лег в сосновой роще,

Стал в засаде терпеливо

Поджидать ворон и соек,

Поджидать дроздов и галок.

Вскоре птицами все поле

Запестрело и покрылось;

Дикой, шумною ватагой,

С криком, карканьем нестройным,

Принялись они за дело;

Но, при всем своем лукавстве,

Осторожности и знанье

Разных хитростей военных,

Не заметили, что скрыта

Недалеко их погибель,

И нежданно очутились

Все в тенетах Гайаваты.

Грозно встал тогда он с места,

Грозно вышел из засады, -

И объял великий ужас

Даже самых храбрых пленных!

Без пощады истреблял он

Их направо и налево,

И десятками их трупы

На шестах высоких вешал

Вкруг посевов освященных

В знак своей кровавой мести!

Только Кагаги, Царь-Ворон,

Предводитель мародеров,

Пощажен был Гайаватой

И заложником оставлен.

Он понес его к вигваму

И веревкою из вяза,

Боевой веревкой пленных,

Привязал его на кровле.

"Кагаги, тебя, - сказал он, -

Как зачинщика разбоя,

Предводителя злодеев,

Оскорбивших Гайавату,

Я заложником оставлю:

Ты порукою мне будешь,

Что враги мои смирились!"

И остался черный пленник

Над вигвамом Гайаваты;

Злобно хмурился он, сидя

В блеске утреннего солнца,

Дико каркал он с досады,

Хлопал крыльями большими, -

Тщетно рвался на свободу,

Тщетно звал друзей на помощь.

Лето шло, и Шавондази

Посылал, вздыхая страстно,

Из полдневных стран на север

Негу пламенных лобзаний.

Рос и зрел на солнце маис

И во всем великолепье,

Наконец, предстал на нивах:

Нарядился в кисти, в перья,

В разноцветные одежды;

А блестящие початки

Налилися сладким соком,

Засверкали из подсохших,

Разорвавшихся покровов.

И сказала Миннегаге

Престарелая Нокомис:

"Вот и Месяц Листопада!

Дикий рис в лугах уж собран,

И готов к уборке маис;

Время нам идти на нивы

И с Мондамином бороться -

Снять с него все перья, кисти,

Снять наряд зелено-желтый!"

И сейчас же Миннегага

Вышла весело из дома

С престарелою Нокомис,

И они созвали женщин,

Молодежь к себе созвали,