========== Пролог ==========
Осознание того, что означает быть рабом представителя королевской семьи, первый раз я постиг у его ног. Тонкая острота хорошо выдержанного сыра, осторожно вложенного между моих губ, ароматная сладость спелого персика с солоноватым привкусом сыра – или это просто вкус его кожи? – все еще оставшегося на его пальцах.
Было празднование дня летнего солнцестояния, и я сидел на полу, преклонив колени возле него: глаза опущены или смотрят на его пальцы, спина прямая, руки сложены на коленях – все как полагается. Сдержанный и ненавязчиво соблазнительный, по крайней мере, я так надеялся. Потому что я на самом деле хотел, чтобы он был доволен, чтобы поверил, что я стою той цены, которую заплатил король.
Казалось, он успокоился с тех пор, как меня ему вручили. По крайней мере, от него больше не пышет яростью. Я надеялся, что он смирился с моим присутствием, ведь потрудился же он действительно посмотреть на меня. Эрос, он был прекрасен, и у меня до сих пор голова кружится при воспоминаниях об увиденном за те несколько взглядов, что я бросил на него, не веря своей удаче. Ведь хотя мы существуем лишь для удовольствия наших господ, наше существование намного приятней, если это не трясущийся от старости разнеженный обжора.
Мой господин был еще молод, примерно сорока лет, морщинки вокруг глаз едва наметились, а виски слегка подернулись серебром. Кожа темнее, чем у рожденных на островах, и я подумал, а не течет ли в его венах чужеземная кровь. Он был немного ниже меня, но обладал кошачьей грацией. Широкие плечи, узкие бедра, худощавый, но с явственно выраженной мускулатурой. Осанка прямая и гордая. Темно-каштановые волосы сзади завитками достигали плеч, а спереди красиво обрамляли лицо. Задумчивые, почти черные проницательные глаза с темными ресницами.
Его лицо казалось созданным из острых ломаных линий и углов: тонкий нос, резко очерченные скулы, выступающая челюсть. Верхняя губа его рта была словно высечена из камня, а дуги бровей изгибались луком Купидона, подчеркивая суровость взгляда. Он был воплощением опасности, но опасности такой изысканной, что я готов был умолять о чести стать частью его наижесточайших фантазий.
Почувствовать, как его зубы впиваются в мою спину.
«Лорд Нигелль», – я прокатывал его имя в уме, будто леденец на языке, но не для того, чтобы запомнить – с сегодняшнего утра оно было там намертво высечено – а из-за того, что я уже до безумия влюбился в его звучание. «Лорд Нигелль. Господин».
Было сложно сохранять спокойствие и неподвижность. Обнаженной рукой я касался его штанины, и с каждым моим вздохом ткань царапала кожу. По мне проходили искры возбуждения, когда я ощущал покалывание ворсинок дорогого шерстяного материала. Меня бросало в дрожь.
Он кормил меня за королевским столом именно так, как меня учили, и если казалось, что он отвлечен… что ж, у лорда существуют мысли куда важнее нового раба, и было бы дерзостью ожидать иного. Я был благодарен за то, что получил.
Не обращая внимания на других рабов, я сосредоточился на том, чтобы вспомнить давние уроки и соответствующе отвечать на предложную им пищу. Легкий поцелуй за каждый кусочек, время от времени прикосновение языка. Движения должны быть едва заметны, чтобы не отвлекать от размышлений, но являть собой постоянное тихое приглашение.
Я всегда буду открыт для тебя телом, сердцем и душой.
========== Часть 2 ==========
Король Оргуд впервые заметил меня неделю с небольшим назад. Меня конфисковали с остальным имуществом моего заключенного в тюрьму господина, и я был напуган, растерян, и у меня кружилась от голода голова. Конечно, именно поэтому я не узнал его. По крайней мере, именно так я объяснял свою оплошность.
В то сумбурное утро я лишь сознавал, что будущее мое неясно и не определено. Четыре года назад у меня были все причины верить в удачу, ждущую меня впереди. Наставники семинарии отзывались обо мне самым лучшем образом – я был одним из любимцев. И вот к чему все пришло.
Сейчас я сидел, забившись в угол в комнате, заставленной мебелью, коврами, ящиками с одеждой и дорогими напитками, и изо всех сил старался не попасться на глаза только что вошедшим мужчинам. Глупо, конечно, учитывая, что я был там единственным живым существом. Хотя я был одет, и ранним летним утром в помещении не могло быть слишком холодно, мое тело сотрясала дрожь.
– Провели опись?
– Только начали. К вечеру, скорее всего, закончим. Но полная оценка будет готова лишь к концу недели. Хотя я думаю, это покроет не более четверти от суммы нанесенного урона.
Я прислушивался к передвижениям двух мужчин, не поднимая головы и стараясь ни единым мускулом не шевелить, даже глаз не поднимать, внимая незнакомцам, обсуждавшим находящиеся в комнате вещи. Я знал, что лорд Риедич был замешан в темных делах, я это заподозрил в течение первого же месяца, когда поселился в его доме, – три, уже почти четыре года назад. Спрятанные книги, запертый шкаф с документами, гости по ночам и приглушенные разговоры за закрытыми дверьми. Суровый приказ по сторонам не смотреть, даже когда я взгляда от пола не поднимал. Не нужно было большого ума, чтобы сложить вместе два и два.
Но не положено рабу доносить на господина, даже если тот совершил убийство. Ты принадлежишь ему, и, по правде говоря, длинный язык быстро поспособствует тому, чтобы до конца своих дней ты влачил жалкое существование трактирной шлюхи, работая в пивной за хлеб и воду, и чтобы тебя пользовал любой выпивоха с несколькими монетами в кармане. Иметь раба так же хорошо, как иметь собаку, и тот факт, что питомцы могут начать доносить о своих хозяевах, подорвет экономику всего государства.
Поэтому я знал, что что-то происходит, но, честно говоря, не придавал никакого значения. Государственная измена, уклонение от налогов, спекуляция на войне, поставка оружия монотеистам, сражавшимся против моей родины, и да, убийство, заказное, и не один раз. Действительно, большие расходы, и было очень похоже на то, что не успеет лето закончиться, как лорд Риедич отправится на плаху. Я вовсе не горевал об утрате. Он был жестоким человеком без капли фантазии, и все равно бы через несколько лет избавился от меня.
– А как насчет вон того? Наверное, он чего-то стоит, – голос слегка дрожал, но тон был уверенный и холодный. Скорее всего, говорящий был немолод.
– Трудно сказать, все зависит от того, чему он обучен. Может принести от пяти сотен монет до двух с половиной тысяч. Конечно, если нет повреждений.
– Ты там… юноша…
Услышав прямое обращение, я посмотрел на мужчину. Он был очень старым, даже старше, чем можно было сказать по голосу, и стоял, опираясь на богато украшенный посох, который был выше него и заканчивался золотой плоской чашей. Его спутник был младше, но, по моему мнению, не более чем на десять лет. Он тоже держал в руках посох, выглядевший, однако, короче и проще. Они оба были пышно одеты: первый в многослойных мантиях насыщенных цветов, второй в более простых одеяниях такого же покроя. Это был старинный официальный стиль одежды, присущий северянам, и я видел подобное лишь на людях в возрасте. Мужчины моложе – даже вращающиеся в высших кругах – редко отдавали дань подобному стилю, предпочитая простоту брюк и застегивающиеся на пуговицы рубашки.
Увидев их одежды, я понял, что они должны быть важными чиновниками, поэтому я, с трудом поднявшись на ноги, быстро стал перед ними. Испытывая немалый испуг, своим самым почтительным тоном я произнес, не отрывая взгляда от пола:
– Да, милорд.
Учитывая, что этот человек был королем, можно представить, чем обернулась моя попытка почтительного обращения. Резким движением второй мужчина ударил меня посохом по плечу.
– На колени, болван! Не так следует обращаться к королю. Или ты идиот?
Побледнев, я не просто упал на колени, а распластался, упершись лбом в пыльный пол и вытянув руки к его ногам, лепеча несуразные извинения и мольбы, будто действительно был рожден дурачком.
